Именно нежелание пойти по стопам Хеймитча и огромное количество свободного времени способствует появлению новой привычки: без дела ходить по коридорам, наблюдать за другими людьми и их работой. И чем больше я представляю себя на месте повара, медика, инженера или учителя, тем больше понимаю, что все это не для меня.
На третий день этого увлекательного занятия, к нему неожиданно присоединяется Хеймитч, помогая Бертруде Васса и мне разносить коробочки с мелом и карандашами, а также чистые тетради по учебным аудиториям. Раскладывая школьный инвентарь по полкам, он с энтузиазмом болтает с Берти о Тринадцатом. Не знаю, что настораживает меня больше: его стремление оказаться полезным или завести светскую беседу.
Предчувствие не обманывает: закончив с разгрузкой, женщина сердечно благодарит нас и предлагает вернуться на склад, посмотреть, вдруг что-нибудь осталось, но Хеймитч вежливо отказывается, ссылаясь на другие неотложные дела. Схватив за локоть, он выводит меня из учебного блока и затаскивает в первую же подсобку, прежде чем я успеваю спросить в чем дело.
— Что так долго? — раздается из темноты раздраженный голос Финника.
— Ну, кое-кто в отличие от нас без работы усидеть не может, — язвит ментор и наконец-то отпускает меня. — Пришлось малость подсобить.
— Чего вам? — хмуро перебиваю Эбернети и скрещиваю руки на груди, всем видом давая понять, что они нашли не лучшее время для разговора.
— Хотели по-дружески поделиться свежими сплетнями, — нарочито медленно произносит Хеймитч, а на его губах мелькает слабая тень усмешки.
Этот старый плут может с легкостью довести до края, играя мною, словно марионеткой, и мы оба прекрасно знаем об этом. Каждый раз я обещаю не попадаться на одну и ту же удочку, однако всегда оказываюсь пойманной на тот же самый крючок. Ухмылка на лице ментора расцветает все сильней, стоит ему заметить, как я глубоко вдыхаю, намереваясь ответить на провокацию.
— Объявлена мобилизация, — прерывает нас Финник, пресекая перепалку на корню и обращая наше внимание на более важные вещи. — Приказ поступил от Койн сегодня утром.
Замираю, забыв на секунду о своей злости, да и обо всем остальном. Момент, которого жаждали, добивались усердным трудом, прокладывали многочисленными потерями и на который так надеялись, настал, когда его совершенно не ждали. Как солдат, я понимаю, что за этим простым словом скрывается масштабная цепочка действий, и осознаю, над какой пропастью застыл Свободный Панем и насколько огромный шаг потребуется, чтобы ее преодолеть.
Годы, проведенные в качестве Сойки-пересмешницы, позволяют мгновенно оценить возникшую ситуацию. Приказ определенно был озвучен на утреннем брифинге, и за прошедшие два часа распространился до самых границ. На базах каждого дистрикта объявлен сбор всех подразделений для дальнейших указаний, а на контрольных пунктах усилена охрана и наблюдение. По результатам должно быть дано разрешение на перегруппировку отрядов непосредственно на пограничных территориях: Третьем, Четвертом и Седьмом дистриктах.
Приказ был отдан всего два с половиной часа назад.
— Слишком поздно, — тихо шепчу я. Время для каких-то ответных действий упущено, а для раздумий его вообще нет. Возможно, час назад можно было бы что-то сделать, а сейчас…
Нахмурившись, оборачиваюсь к ментору, который как всегда потратил столь драгоценные для нас минуты на ужимки и подколы.
— Прости, солнышко, — пожимает плечами Хеймитч, вовсе не выглядя виноватым. — Настроение и так паршивое, да пришлось еще и коробки таскать.
— Это уже не важно, — подчеркивает Финник. Он рассматривает сложившуюся ситуацию совсем под другим углом: мотив, тактика и детали всегда в приоритете для любого воина. — Из достоверного источника известно, что Койн сказала все делать тихо: никто не должен знать о готовности к полномасштабному вторжению до соответствующего приказа.
— Не думаю, что это останется незамеченным, — уже серьезно произносит бывший ментор, — столько солдат…
— О сути дела известно лишь нескольким командирам, и то — близким к верхушке, — качает головой Одэйр. — Для остальных же все проходит в режиме внеочередных учений…
— Что тоже уже не имеет значения, — этот процесс известен каждому рядовому буквально по секундам, но что действительно интересно: — Чем руководствовалась Койн, отдавая подобный приказ?
— Китнисс права, — соглашается Финник, поджимая губы. — Она должна быть уверенной на сто процентов, иначе не стала бы так рисковать.
— По моим скромным наблюдениям, с момента вашего возвращения ее график оставался неизменным, кроме ежедневных встреч с вами и Питом, — тут же отчеканивает Хеймитч, а потом, немного подумав, добавляет: — Вас троих объединяет только Капитолий, вы — главные источники информации.
Финник хмурится, рассматривая версию Эбернети:
— Если учесть, что именно об этом она нас и расспрашивала несколько дней подряд…
— Разве наших обрывочных рассказов достаточно, чтобы выступить против Капитолия? — возражаю я, подтверждая тем самым опасения напарника. — Мы не знаем ничего ни о жителях, ни о миротворцах, ни даже о Сноу!
Хеймитч тихо вздыхает; мои слова посеяли крупицы сомнения в его теории, однако остается последний аргумент:
— Есть еще Пит…
— Есть, — киваю я, грустно улыбаясь, — но он не просто источник информации. Он — оружие.
Из динамиков в коридоре раздается негромкий сигнал, извещающий жителей об обеденном перерыве, но я едва различаю звуки и практически интуитивно передвигаю ногами, маневрируя среди толпы. Весь окружающий мир вдруг становится таким далеким и чужим, что все лица сливаются в одно, а голоса лишь эхом мелькают на фоне. Фактически, я все еще его часть, однако в мыслях где-то за его пределами. Механизм запущен; мозг прыгает с одной задачи на другую, обдумывая, перепроверяя и рассчитывая каждую деталь, а время беспощадно ускользает сквозь пальцы.
Три часа с момента приказа.
По уставу командиры в дистриктах уже должны отчитаться о степени готовности. В то время пока солдатам выдается оружие и снаряжение, техники заправляют и проводят диагностику машин и планолетов. Вся текущая и новая информация отображается на главном экране в кабинете Койн, а в соседнем идет активная перекличка координаторов на местах. Само руководство занято усердной разработкой плана наступления и путей отхода.
Некогда заученные правила и инструкции всплывают в голове, словно я просто перечитываю их с листа. В запасе остается не более двух часов: сейчас от самого последнего пункта нас отделяет лишь скрупулезность и важность планирования.
Кто-то легонько трогает меня за плечо, и на мгновение я возвращаюсь в реальность.
— Можете немного подвинуться? — просит девушка, застывшая с подносом в руках.
Моргаю, запоздало осознавая, что нахожусь в столовой: передо мной нетронутый обед, а напротив сидит Прим и вяло ковыряет ложкой в своей запеканке. Рассеяно киваю, перемещаясь немного вправо.
— Что-то людно сегодня, свободных мест почти не найти, — виновато произносит девушка, приземляясь рядом. — Надеюсь, я вам не помешаю.
Отмахиваюсь, неопределенно дернув плечом, а взгляд уже изучает обстановку вокруг. Моя новоявленная соседка оказывается права: помещение практически забито под завязку, многим приходится ждать, пока кто-нибудь поест и уйдет. Такое явление здесь довольно частое, но я понимаю, что вызвано оно вовсе не голодом.
Совершенно неожиданно встречаюсь с парой знакомых голубых глаз. Пит. Он быстро отворачивается, однако я продолжаю смотреть на него, лихорадочно соображая. Какова же твоя роль, Пит?
С момента моего рассказа о несчастных влюбленных и Гейле, мы больше не пересекались. Собственно, я только рада этому, однако по договоренности с Хеймитчем и Финником продолжаю наблюдать за ним.
Койн позволяет ему свободно передвигаться по Тринадцатому, жить так же, как и остальные, хотя мой охотничий глаз все равно подмечает «тень», присматривающую за ним. Тем не менее, это говорит о немалом кредите доверия с ее стороны. Чем же ты убедил ее, Пит?
