— Не советую вам злоупотреблять этим «лекарством», а то и ваша печень скоро не вспомнит, как работать, — не терпящим возражения тоном заявляет Эвелин, выхватывая драгоценную вещицу из его твердой хватки.

Она ловко закручивает крышку и прячет бутыль с виски в складках медицинского халата, а вечно бледное лицо Хеймитча медленно обретает цвет спелого томата. Он весь напрягается; я вижу, как в бешенстве подергивается жилка на его шее, и мне становится жалко девушку. Кто-кто может быть, а вот бывший ментор явно не оценит столь кардинальной заботы о его здоровье.

— Послушай, деточка, — шипит он сквозь зубы, однако Иви перебивает его, громко ухмыльнувшись.

— Послушай, дядечка, — очень похоже передразнивает она, — с запущенной второй стадией алкоголизма. Если вас не волнует катастрофическое состояние вашего организма, это, конечно, ваши проблемы. Однако здесь действует сухой закон, наверняка, вас об этом предупреждали. Радуйтесь, что именно я нашла вашу заначку, а не кто-то другой.

Гордо взметнув пышной гривой темно-каштановых волос, она поднимается со скамейки, мило улыбается мне, машет на прощание Прим и исчезает среди толпы.

— Да лучше бы ее сама Койн нашла, — ворчит Хеймитч, все еще пылая негодованием, и бросается следом за ней.

Хрупкие плечики сестры содрогаются в беззвучном смехе, и, поймав ее полный веселья взгляд, я присоединяюсь к ней. Благодаря этой перепалке, я практически забываю про головную боль, тошноту и слабость, и жизнь на удивление кажется такой нормальной.

— Надеюсь, Хеймитч не свернет ей шею, — хихикаю я, хотя все равно беспокоюсь, как бы в гневе бывший ментор не наломал дров.

— О, я ставлю на Иви, — фыркает Прим.

Еда, на удивление, действует на меня весьма плодотворно: небольшая порция бульона придает сил и снимает дрожь. Поэтому, когда мы выходим из столовой я чувствую себя более менее удовлетворительно.

— Какие планы на день? — спрашивает сестра, нажимая на кнопку вызова лифта.

Демонстративно вытягиваю руку с расписанием перед ее лицом и восклицаю в притворном возмущении:

— Дел невпроворот. Даже не знаю, с чего начать.

— А я не знаю, как побороть зависть, — усмехается Прим.

Наш разговор прерывает подъехавший подъемник, и мы заходим внутрь. Сестра нажимает на кнопку нашего жилого яруса.

— Тебе нужно возвращаться в медблок? — интересуюсь я, пока мы едем вниз.

— Только вечером, — подмигивает она. — Как раз хватит времени поболтать.

Согласно киваю; нам давно пора поговорить, ведь слишком много произошло, и я задолжала ей кучу объяснений и оправданий.

Выйдя из лифта и пройдя по оживленному коридору нашего этажа, мы подходим к отсеку сестры. Она приподнимает руку и звонко стучит в дверь, отчего мои брови удивленно подскакивают вверх.

— Ну, пока тебя не было, многое изменилось, — отвечает она на мой немой вопрос.

На пороге появляется ее парень Майки: невысокий юноша, худощавого телосложения, но весьма симпатичный. Как однажды мне сказала сама сестра: при знакомстве он покорил ее своей добротой и невероятными зелеными глазами. Они и вправду у него необычные — как два больших блестящих изумруда, спрятанные под тенью немного длинных черных волос.

— Ну, наконец-то! Возвращение блудной сестры, — Майки широко улыбается, пропуская нас внутрь.

Прим закатывает глаза, но при этом на губах играет легкая улыбка. Рука парня притягивает ее к себе за талию, и он наклоняется, чтобы подарить невинный поцелуй в щеку. Не желая мешать, я присаживаюсь на диван и с особым интересом начинаю рассматривать комнату. Я не была здесь довольно давно по многим причинам: работа, вечная занятость сестры, Гейл, охота, а затем и миссия. А в те моменты, когда нам удавалось встретиться, они случались скорее либо за обедом, либо в перерывах на службе.

Комнатка выглядит очень уютно: на стенах висят картины с пейзажами леса, речушек и невысокими домишками, очень похожими на те, что были у нас в Двенадцатом. Ввиду невозможности выбраться на поверхность, сестра решила восполнить в комнате утрату живой природы и тоску по нашему прежнему дому, повесив образы на стену. Правда, где она могла взять все это — ума не приложу.

На тумбе и шкафу я замечаю забавные фарфоровые фигурки пухленьких животных, а в месте, отведенном под маленькую гостиную, стоит небольшой диванчик с подушечками. Это действительно похоже на уютное семейное гнездышко, которое я оказалась не способна свить. И к тому же, она явно лучшая хозяйка, чем я.

Задумавшись, не сразу замечаю, как Прим садится рядом со мной, а ее лицо покрыто легким румянцем.

— Где твой парень? — спрашиваю, осознав, что мы остались вдвоем.

— Переодевается, — она кивает на уборную, откуда через минуту появляется Майки, поспешно застегивая форму.

— Мне нужно отлучиться ненадолго, — извиняется он, а затем подходит к нам и, глядя на Прим с нескрываемой нежностью, целует ее в макушку и добавляет: — Сделаю все возможное, чтобы поскорее вернуться. Возможно, к ужину.

Прим поспешно встает со своего места, чтобы проводить парня. Они крепко обнимаются на прощание, и я смущенно отворачиваюсь, стараясь быть, как можно более незаметной, и тут же натыкаюсь на угрюмый взгляд Лютика, расположившегося около дивана.

— Рада, что у вас все хорошо, — признаюсь я, когда Прим закрывает дверь за юношей и возвращается ко мне.

— Да, я тоже, — скромно улыбаясь, отвечает она, — потому мы и решили, что нам, пожалуй, пора начать новый этап отношений, — она делает паузу, собираясь с духом: — Теперь мы живем вместе.

— Ого! — восклицаю я с удивлением. — Поздравляю!

— Я хотела рассказать тебе об этом еще вчера, но у тебя и без того было много забот. Ладно, что мы все обо мне? — отмахивается Прим. — Расскажи лучше, как ты?

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Столько всего произошло, и я не имею ни малейшего понятия, что с этим всем делать.

— Понимаю, — тихо отвечает сестра и гладит меня по руке. — Я встретила Финника вчера. Он рассказал, что вы подали в отставку, о Пите, а сегодня утром еще и Хеймитч заполнил пару пробелов…

— Да, все так, — вздыхая, подтверждаю я, а затем, усмехаясь, спрашиваю: — Что еще я пропустила, пока не пришла ты и не поставила меня на ноги?

Прим задумчиво пожимает плечами:

— Да ничего особенного. Хеймитч обмолвился, что Финника вызывали в штаб после завтрака, а потом планировали побеседовать с Мелларком, как только закончат с ним в медблоке.

Еще немного поболтав с сестрой, я возвращаюсь в свой отсек. После уютного гнездышка Прим, он кажется пустым и невзрачным. Печально окидываю взглядом серые стены, почти пустые полки шкафа и маленький столик с парой стульев у стены. Все выглядит запустелым, словно тут никто не живет.

Поддавшись неведомому импульсу, бреду в уборную за тряпкой и начинаю уборку: стираю толстый слой пыли с мебели, а после с остервенением подметаю грязный пол. Вроде бы ничего и не поменялось, но на душе становится легче.

Устало валюсь на край кровати, утыкаюсь носом в подушку и блаженно закрываю глаза, вдыхая приятный запах, что сохраняет в себе ткань. Сладкий аромат шампуня и мыла, смешанный с резкими нотами чего-то терпкого, но знакомого. Тело расслабляется, не в силах устоять перед комфортом и ощущением безопасности после двух недель «походной» жизни.

По привычке тянусь в поисках главного источника тепла, как всегда делала раньше, но натыкаюсь на пустоту. Стыд и одиночество разгоняют иллюзорный туман: я снова в постели с призраком. Открыв глаза, тихо всхлипываю и подскакиваю на кровати, желая убедиться, что не сошла с ума.

Разумеется, его здесь нет; само напоминание о его присутствии по-прежнему хранит ложе, которое мы делили. Слабый запах мужского пота, пропитанный мускусом и солью — то, чем я дышала последние четыре года. Боль и тоска — хоть я обещала забыть о них, снова сжимают мое сердце в тисках. Кажется, словно я хожу кругами, постоянно сворачивая не туда: когда же я наконец-то выйду из этого лабиринта? Быстро снимаю пододеяльник и наволочки, стягиваю простынь и, сворачивая все это в большой ком, кладу в мешок для постельного белья с номером отсека.