— За сожженные мосты и свободу! — заплетающимся языком произношу я, захлопывая дверцы гардероба, и поворачиваюсь к нему спиной.
========== Глава 14. Капитуляция ==========
Birdy — Let him go
Едва разлепив тяжелые веки и приподнявшись с подушки, хватаюсь за голову, которая, кажется, весит целую тонну. В отсеке темно, но мне достаточно только одной мысли о ярком свете, как будто он может появиться сам по себе, чтобы закрыть ладонями лицо. Из коридора доносится топот ног и громкие голоса, — все это отдается болезненной пульсацией в висках и с моих губ непроизвольно срывается жалобный стон. Осторожно укладываюсь обратно на подушку, укрываясь одеялом с головой.
Хочется отчаянно вернуться в кокон тишины и покоя, но время для сна закончилось и, по всей видимости, давно. Приоткрываю один глаз, намереваясь взглянуть на будильник, что стоит на тумбе у изголовья кровати. Сфокусировав взгляд на цифрах, в удивлении распахиваю и второй: на часах одиннадцать часов двадцать восемь минут. Мозг медленно обрабатывает эту информацию, а затем выдает очевидный факт — я проспала как минимум завтрак, а может и что-нибудь еще. Однако проверить это удастся, лишь добравшись до расписания.
Медленно встаю с постели, держась за голову обеими руками, слова она в любой момент может упасть под своей тяжестью. Целый список желаний одновременно возникает в обессиленном организме: начиная от позывов желудка избавиться от всего содержимого до жизненно важного глотка холодной воды, и я даже не успеваю выбрать: тело решает все за меня. Едва добегаю до уборной, а после еле доползаю до раковины на внезапно ослабевших ногах, чтобы умыться и почистить зубы.
Однако отражение в зеркале оказывается еще ужаснее, чем это ощущается. Под белой, как мел кожей видны скулы и кости, короткие засаленные волосы торчат в разные стороны, а под опухшими — и все еще расфокусированными — глазами пролегают темные тени. Из горла вырывается непонятный звук, и я скрываюсь за дверцами душевой кабинки. Ледяная вода немного притупляет боль и приводит в чувства, а приятный запах шампуня смывает вонь от спиртного и вывернутого на изнанку желудка.
В более бодром состоянии, закутавшись в полотенце и выпив не один стакан холодной воды из-под крана, я возвращаюсь в комнату. Включаю лампу и, просунув руку в специальное углубление в стене, чтобы узнать расписание, выясняю, что кроме обеда и ужина у меня только свободное время и общение с семьей.
Именно этот последний пункт не заставляет себя долго ждать: раздается тихий стук, и, открыв дверь, я обнаруживаю на пороге Прим. Сестра победоносно улыбается, вертя в руке стакан с желтоватой жидкостью.
— Так и знала, что тебе понадобится моя помощь, — протягивая кружку, она заходит в отсек. — Выпей.
Не споря, залпом осушаю емкость и возвращаю его владелице.
— Должно скоро помочь, — мягко произносит она, но я замечаю, как уголки ее губ трогает улыбка.
— Как ты узнала? — тихо хриплю я, присаживаясь на кровать, и жестом приглашаю Прим присоединиться ко мне.
— Хеймитч, — громко хмыкает она, передвигая стул поближе к койке и устраиваясь на нем.— Он счел необходимым похвастаться мне о вашей вчерашней вечеринке. И добавил, что раз ты не явилась на завтрак, то тебе еще учиться и учиться.
Тяжело вздыхаю и прячу порозовевшее лицо в мягкой ткани подушки. Сестра поджимает губы, не зная, что делать: то ли рассмеяться, то ли окружить заботой.
— Я, кстати, намерена вытащить тебя отсюда, как только тебе полегчает, — твердо произносит Прим, давая понять, что это даже не обсуждается. — Лекарство лучше употреблять вместе с приемом пищи, а не вместо нее.
— Прим, — жалобно шепчу я, подтягивая коленки к животу и сжимаясь в клубочек. — Я не смогу.
— Сможешь, — настаивает она. — И ты знаешь, что я не уйду, не добившись своего.
Уже спустя полчаса мы заходим в столовую, и я позволяю Прим быть моим проводником среди огромного количества голодного народа. Сестра заставляет меня взять поднос с комплексным обедом, хотя только от одной мысли о еде мой живот скручивает жуткий спазм; о запахе и говорить нечего: я лишь надеюсь, что в случае чего успею выбежать в коридор. И пока я веду борьбу со своим собственным желудком, Прим ловко маневрирует среди длинных рядов, выискивая нам свободный столик. Внезапно ее окликает звонкий женский голос, и она, узнав его, тут же оборачивается в поисках владельца.
Им оказывается молодая девушка, энергично машущая рукой и явно жаждущая нашей компании за трапезой. Сестра вопросительно поднимает бровь, спрашивая одобрения, и я пожимаю плечами — мне все равно, хотя облегченно выдыхаю: можно будет пострадать в одиночестве, в то время как они будут заняты своей беседой. Возможно, мне даже удастся переварить бульон сегодняшнего супа. Когда мы присаживаемся рядом с девицей, в моей памяти смутно всплывает знакомый образ, а приветствие Прим только подтверждает мою догадку:
— Привет, Иви! — весело произносит она, широко улыбаясь своей собеседнице. — Ты со смены?
Эвелин Марлоу, прибывшая то ли из Пятого, то ли из Шестого дистрикта пару лет назад, расплывается в ответной улыбке, а на ее круглых щечках отчетливо видны маленькие ямочки. Сестра упоминала, что они работают вместе в медблоке, но я никогда прежде не разговаривала с ней. На вид ей около двадцати пяти лет, хотя из-за ее маленького роста, слегка полноватого телосложения и внешности трудно сказать точно. Как и у всех жителей Триннадцатого ее кожа имеет неестественный белый оттенок, отчего слегка раскосые темно карие глаза, обрамленные длинными черными ресницами, кажутся двумя яркими звездами на ясном небе.
— Ага, — кивает Иви, отправляя очередную ложку супа в рот, и тут же продолжает: — В корпусе сегодня просто бедлам! Мне повезло, что я работаю только до обеда.
— Снова проверка? — интересуется Прим, ухмыляясь и откусывая кусочек хлеба.
— Если бы, — усмехается в ответ девушка, прыская в кулак. — Большие начальники решили провести тщательное обследование парня, которого привезли из Капитолия. А так как желающих угодить руководству оказалось куда больше, простой осмотр перерос в настоящий врачебный консилиум. Хотя пользы от того, что они устроили из этого балаган — абсолютно никакой: юноша здоров, как бык.
Ее упоминание о Пите выдергивает меня из пелены раздумий, и я даже забываю про легкое чувство тошноты.
— Совсем никаких отклонений? — изумляется Прим, а потом оборачивается ко мне: — Но ты же сказала по дороге сюда, что Пит ничего не помнит о своей прошлой жизни.
Мисс Марлоу поднимает на меня удивленные глаза, в которых горит нечто большее, чем профессиональное любопытство.
— Ему стерли память, — нехотя объясняю я, ковыряя ложкой в тарелке.
— В таком случае, это очень даже чистая работа, — произносит девушка. Я вижу, как напрягается рядом сестра, и это мне совсем не нравится.
— Что это значит? — окидываю пристальным взглядом обеих, а тошнота вновь подкрадывается к самому горлу.
— Обычно подобного рода вмешательства оставляют следы или зацепки, с помощью которых человек может найти путь назад, — выдохнув, начинает объяснять Прим.
— Однако если таковых не наблюдается, как в случае Мелларка, то вероятность полного восстановления сводится к одному, максимум трем процентам, — добавляет Иви.
Чувствую, как немеют пальцы, а сердце в груди замедляет стук. Вероятность в один — три процента? Ведь это значит, что…
— Пит никогда не сможет вспомнить свое прошлое? — раздается хриплый голос у меня за спиной, отчего я невольно вздрагиваю.
Хеймитч, еще более хмурый и осунувшийся, плюхается на свободное место рядом со мной и выуживает из кармана знакомую фляжку. Все внутри сжимается в один болезненный комок, и я поневоле задерживаю дыхание. Сделав щедрый глоток, ментор протягивает ее мне:
— Как насчет подлечиться, солнышко?
Морщусь и отворачиваюсь в сторону, отчаянно борясь с очередным приступом тошноты. Эбернети широко ухмыляется и собирается приложиться к фляжке еще раз, как та внезапно исчезает из его руки.
