— Я слышала крики, — раздался снаружи старческий перепуганный голос. — Что-то случилось?

Мисс Перегрин! Эспер едва не закашлялся.

— Моя соседка! — зашептал он, в ужасе уставившись на Райвена.

— Мистер Бауэрман, вы внутри? — снова послышался знакомый женский голос. — Вам нужна помощь?

Она, наверное, узнала автомобиль.

В глазах Райвена заблестели искры веселья. Глядя на его сверкающую улыбку, Эспер, казалось, совсем перестал дышать.

— О н а н а с п р а в д а н е в и д и т? — по буквам произнёс он и с ужасом покосился на согнувшийся тощий силуэт за стеклом.

— Нет, — тихо ответил Райвен, улыбаясь. Происходящее его забавляло.

Эспер осторожно слез с его бёдер и, ухватившись за спинку ближайшего кресла, торопливо натянул трусы с шортами, только после чего плюхнулся на соседнее место. От испуга член быстро опал. Повеселились.

— Не заставляй её ждать. Опусти стекло, пока она не открыла дверцу, — посоветовал Райвен, усмехаясь.

Эспер в панике нажал на кнопку и опустил стекло, так, чтобы в поле зрения мисс Перегрин не попал Райвен.

— Мистер Бауэрман, с вами всё в порядке? — в тот же момент заговорила соседка. — Я слышала крики. У вас что-то болит? Я ждала вас завтра, но вы приехали так рано.

Отвлекало присутствие Райвена на соседнем сиденье в недвусмысленной позе. Раздался какой-то шорох, вероятно, тот усаживался в кресле.

Разумеется, о продолжении и речи быть не могло. Эспер ощущал только то, как густо пунцовеет его лицо и шея.

— У меня ничего не болит. Спасибо, мисс Перегрин. Я через минуту поднимусь, — и боковым зрением заметив, что Райвен уже привёл себя в обычный вид, добавил: — Возможно, я и слышал какой-то шум дальше по улице.

Женщина то старалась заглянуть в салон ему за спину, то удивлённо оглядывала автомобиль. Вот же любопытная!

— Мисс Перегрин, идите, пожалуйста, в дом, — выдавил Эспер.

Не дав вставить ей ни слова больше, Эспер поднял стекло. Райвен быстро приник горячими губами к его в шее сзади, вызвав новую волну возбуждения. От его отрывистого дыхания мурашки бегали по спине. Но Райвен не мог задерживаться больше, нужно было ехать.

Эспер резко обернулся. Мисс Перегрин отняла у него — у них — последние пару драгоценных секунд. Даже странно, что очередной деловой звонок Райвена им не помешал. Вместо этого им на головы свалилась его соседка.

— Вы мне очень сильно нравитесь, — в каком-то исступлении снова зашептал Эспер, когда их губы соприкоснулись. — Вы не представляете, насколько вы мне дороги, мне плевать, кто вы и что вы сделали, — ну вот, решил свалить все признания в одну кучу и вывалить напоследок. Молодец. И это после неудавшегося траха.

Эспер нащупал дверную ручку и поспешно открыл дверцу, чувствуя, как его колотит всего: от одуряющего возбуждения, от переизбытка эмоций, от щенячьего восторга — разом от всего. Он ликовал и готов был прыгать от радости. Прикосновения Райвена до сих пор горели на его коже, казалось, чужое дыхание так и скользит по шее.

Нужно только не улыбаться так глупо. Пока ещё был способен уйти, вытащил сумку с рюкзаком с заднего сиденья, хлопнул дверцей и направился к дому. Его окрыляла сама мысль: сегодня вечером они свяжутся с Райвеном через Skype, и снова смогут увидеть друг друга. Он вынес три дня, вынесет и несколько часов.

С трудом сдерживая смех, Эспер обернулся и покосился на тонированные окна мерседеса. Хотелось глупо улыбаться, смеяться, плакать. Весело подмигнул и послал воздушный поцелуй невидимке за рулём.

Он верил Райвену.

От происходящего Эспер ощущал одно отупение. Уже минут десять он неотрывно пялился в окно: едва ли унылый больничный двор успел как-то поменяться за это время.

Благодаря заботе родителей ему досталась одноместная палата; у него ещё были удобства в комнате, даже персональный холодильник, набитый йогуртами, и электрический чайник.

Он был признателен своему теперь уже бойфренду. Если бы не Райвен, ему никогда бы не удалось затащить предков на чемпионат по плаванию. При мысли о том, сколько мужчина сделал для него, грудь обволакивало тепло.

Эспер был рад уже тому, что они остались в Лондоне ради него. Хотя, как могло быть иначе? Он же их сын.

При воспоминании о первых днях в больнице его передёргивало. За ним ухаживала специальная сиделка на пару с мамой. Поначалу он почти всё время спал, ему вкалывали огромное количество лекарств, от которых он потом плохо соображал, что происходит. Только на третий день он смог самостоятельно доковылять до туалета, который, кстати, был в двух шагах, но ему не позволяли вставать с постели. Будучи уже взрослым он впервые терпел подобное.

В палате обычно было не протолкнуться. Друзья, ребята с работы, кое-кто из клуба, Аманда, его навестил даже мистер Солсбури. Доуси позвонил только раз, и они натянуто поговорили. К нему заглядывали девчонки из женской сборной, в том числе миссис Маквулф, и каждый что-то приносил и желал ему поскорее поправиться. Оказывается, огромное количество людей беспокоились о нём. В соцсетях Эспера забрасывали сообщениями, а он от скуки постил сториз и сэлфи с тегами «я до капельницы», «я во время капельницы», «я после капельницы», «моя палата», «завтрак в больнице» и всё в таком духе.

Дедушка согласился остаться в Лондоне до тех пор, пока Эсперу не станет лучше. Пришлось отдать ему дубликат ключа от студии, чтобы дедушка мог переночевать и привести себя в порядок, а заодно захватить необходимые вещи.

Один раз к нему зашла даже соседка, мисс Перегрин, и, само собой, столкнулась с Райвеном в коридоре. Она проследила за ним аж до самого лифта, каким-то образом она поняла, что именно его автомобиль она видела у дома, и сейчас эта же машина стояла на больничной стоянке.

Родители будто специально подгадывали время так, чтобы прийти, когда Райвен был у него. В присутствии родителей они даже не могли поговорить толком. Предки были на седьмом небе от того, что такой важный человек участвует в жизни их сына. Родные свято верили, что он и Райвен сблизились исключительно благодаря работе, и были убеждены, что их сын обзавёлся выгодными связями. Именно Райвен настоял на этой клинике и выбрал для него сиделку, которая дежурила по ночам на случай, если Эсперу что-то понадобится. Это вселяло надежду, что между ними всё осталось без изменений, и он по-прежнему важен для Райвена.

В больнице ему сразу же провели операцию. У него была порезана четырёхглавая мышца бедра с передней стороны. Мышцу сшили. Период реабилитации мог длиться от месяца до полугода, но он не собирался торчать здесь целый месяц.

Сначала он не хотел поднимать тему нападения при родителях, объяснить он ничего связно не мог, он и помнил-то всё размыто. Первое время он думал лишь о том, чтобы его оставили в покое. Наверное, эти дни, в перерывах между сном, он вёл себя просто отвратительно и достал всех. Он слишком много времени проводил в палате, сидя тут, как заключённый. Зачем вообще выходить на улицу?

Чего и следовало ожидать, родители заявили в полицию. Он давал показания, и это было ужасно. После уколов мысли были как в тумане, язык заплетался.

Не сразу, только день на четвёртый они с Райвеном смогли обсудить, что произошло на чемпионате по плаванию. Райвен заехал к нему вечером, на улице было по-июльски жарко, солнце палило через окна в палате. А он находился здесь, в этой кровати. В голове ещё до конца не прояснилось, от тех лекарств, которыми его накачали, во всём теле была ужасная слабость.

Застывшим взглядом Эспер мозолил окно, он уже почти ненавидел здешний вид на улицу. Он сидел так уже неизвестно сколько, спина начала неметь, бедро неприятно тянуло. За время, проведённое в этой комнате, он успел столько всего обдумать. Но одного он по-прежнему не знал — сможет ли он когда-нибудь плавать так же, как раньше.

Райвен устроился в кресле рядом с постелью и подался вперёд. Его колени теперь соприкасались с больничной койкой.