… А потом появился Пол. И это уже было по-другому.

Ревность. Блядь, Джон прав!

Все это успело промелькнуть в голове за те пару минут, пока Роджер быстрым шагом летел к дому.

Дверь захлопнулась, как будто выстрелили из пушки. Холодная ночь осталась позади, как и большой кусок жизни. Теплилась надежда, что парни не кинутся сломя головы за ним вдогонку.

Роджер перевел дыхание. Нужно было держаться! Держаться изо всех сил…

Сбросив перчатки и куртку прямо на пол, он прошел через холл в ближайший туалет. Его тошнило. Сильно. И Роджер не мог понять, это обычная физиологическая тошнота или он просто стал противен сам себе. Почему?

Потому что за столько лет ни разу не удосужился задуматься. Углубиться в суть своего отношения к Фреду. Взглянуть правде в глаза.

Изо дня в день Фредди, где бы тот ни находился — в соседней комнате, на другом конце Лондона или в Мюнхене, — оставался естественной частью его жизни. Разругались? Поспорили? Ничего, херня. Через неделю Фред обязательно позвонит и спросит: «Родж, если я усы сбрею, ты со мной помиришься?», или можно будет самому набрать его, чтобы весело прокричать в трубку: «Куда пропал, Балсара? Ты там как, засранец? Приезжай, в «Скрэббл» порежемся!»

А теперь все. Фреда больше нет. И то, что осталось неразрешенным между ними, уже никогда не разрешится.

Отправив в унитаз кофе, печенье, несколько рюмок водки и лекарство, которое он принял перед выходом на улицу, Роджер Тейлор, эсквайр — миллионер и полный болван, который за столько лет так толком ничего о себе и не понял, — сидел на краю ванны со стеклянным взглядом. Из крана текла ледяная вода. Он подставлял под поток то одну руку, то другую. Холод пробирал до костей. Все равно…

«Ревность. Я ревновал Фреда. Ревновал, черт побери! Ревновал… — С этой мыслью надо было свыкнуться. — Глупость какая! Я много раз ревновал Доминик к ее боссу, да и не только. Ревновал маму, когда она второй раз вышла замуж. Ревновал… да, я ревновал Фреда. Но почему? Неужели Фред…»

Тут его мысли сбились, и лицо, и без того бледное, побледнело еще сильнее.

Неужели Фред был для него больше, чем другом? Нет, бред. Бред…

Сами собой воскресали воспоминания. Канада, семьдесят седьмой год. Сначала они разругались с Фредом из-за его дурацких вывертов, как уже случалось не раз, а потом… Потом он увидел…

***

11-е марта 1977 года

На полноценный саундчек времени не хватило. Они приехали на площадку за три часа до начала шоу и первым делом занялись инструментами. Фредди немного поорал со сцены и свалил в гримерку. После театрального явления Королевы в коридоре у Роджера на душе кошки не только поскребли, но и основательно насрали. Похмельный и злой Фред попросту поглумился над ним. Как после такого распрекрасного утра играть с этим человеком на одной сцене? Как им теперь вообще дальше работать вместе?..

Роджер искал примирения, хотел как-то утрясти последствия своего вчерашнего всплеска эмоций, в глубине души надеясь, что наутро все как-нибудь встанет на свои места. Оказалось, что нет. Не только не встало, но и пошло, блядь, совсем не туда!

Настроение было испорчено. Перед глазами стояла отвратительная, похабная улыбочка Фредди, который возвращался в свой номер в смятой расстегнутой рубашке, не скрывающей синевы засосов на шее. В душе сидело стойкое желание дать гаду в морду, но Роджер титанически сдержался тогда и уж тем более не собирался устраивать разборок сейчас.

Пока Меркьюри находился на сцене Родж делал вид, что в упор его не видит. Браю и Джону он, разумеется, не сказал ни слова об утрешнем происшествии, но что дальше? Роджер чувствовал себя в тупике. Делать вид, будто ничего не произошло? Глупо. Глупо и мерзко. Пытаться помириться? Он ведь уже пытался…

Было обидно до слез, до дрожи в кончиках пальцев. Не потому что Фред с кем-то там потрахался, а потому что вдруг по прошествии стольких лет он, Родж, почему-то в одночасье стал лишним и ненужным.

За полчаса до выхода, когда они, уже одетые в сценические шмотки, сидели в гримерке, занимаясь каждый своим делом и настраиваясь на нужный лад, Фредди где-то болтался, что в последнее время случалось с ним частенько. А Роджеру приспичило в туалет.

Справив неотложные дела и порадовавшись, что его приперло не прямо на сцене, Родж решил заодно перекурить. Он прошел к грузовому выходу, где стояли трейлеры и деревянные ящики, в которых перевозили сценическое оборудование, встал в укромном уголке, образованном грудой громоздких кофров с маркировкой «Queen», и сосредоточенно задымил.

С улицы тянуло холодом. Кажется, опять стал накрапывать дождь. Рядом суетился персонал. До слуха донесся рассерженный крик — кто-то требовал горячий кофе, а то он «сейчас замерзнет нахрен». Белым шумом был слышен рокот собиравшейся в зале толпы.

Постепенно обида начала растворяться, и теперь Роджер даже был готов высмеять себя самого: «Боже, какая хрень! Ты, Роджер Тейлор, эсквайр, мировая рок-звезда, накрутил себе нервы, как обидчивая девочка пубертатного периода, которой нагрубил самый красивый мальчик в классе…»

В этот момент он услышал шаги.

— Дорогой, у тебя есть сигареты? Дай затянуться. — Это был Фредди.

Из-за ящиков Роджер не мог его видеть, но почему-то даже не усомнился, что Фред обращается к нему и ни к кому другому. Сердце радостно подпрыгнуло. Он уже хотел откликнуться: «Ты что охренел, ты же не куришь! Забыл про свой ларингит?», но его опередил вкрадчивый голос Прентера.

— Тебе раскурить?

— Да, пожалуй.

— Что, ваша блондинка еще не успокоилась?

— Не знаю. Я с ним не говорил.

Роджер замер, сразу догадавшись, что речь идет о нем.

— А с остальными?

— Я не… А что я им скажу? Что они не понимают меня? Что такого я сделал, а? Почему я вообще должен перед ними оправдываться? Я же никому из них не мешаю жить так, как они хотят. — Судя по голосу, Фредди начал заводиться.

— Не мешаешь, конечно нет, — примирительно вторил ему Пол.

— Какое им дело, с кем я сплю? С собой не зову.

— Может, оттого и переживают, что не зовешь? — глупый смешок. — Фред, не мучайся ты так! Тебе поговорить что ли не с кем?

— Ты не понимаешь…

— Понимаю. Мы с тобой полночи об этом говорили, разве нет? Хотя лучшая половина началась как раз тогда, когда ты замолчал. — Последовал звук какой-то странной возни. — Давай потом сходим куда-нибудь развеяться? Мне тут подсказали одно местечко…

Нет, больше слушать эту хуйню Роджер не мог! С каждым словом ему в душу как будто забивали раскаленный гвоздь, и, хотя на улице было довольно холодно, жар в один момент затопил все тело. Кровь прихлынула к лицу. Из самых мрачных глубин души поднимался черный гнев.

Фредди переспал с Полом Прентером. Теперь это стало очевидным. Раньше еще можно было хоть как-то убедить себя, что он ошибся, ведь теоретически Фред мог быть этой ночью с кем угодно, но услышанное разбивало всякие сомнения. Даже думать об этом было омерзительно.

Роджер вышел из своего укрытия, уже не заботясь о том, заметят его или нет. Почему он вообще должен беспокоиться? Он не делал ничего предосудительного — не подслушивал, не подглядывал. Это они. Они сами явились сюда. Чтобы втихаря обсуждать его и остальных. Чтобы поворковать перед концертом, выясняя, какая половина ночи была лучше…

Фредди стоял к нему спиной в теплой меховой куртке, наброшенной поверх нового черно-белого трико. А Прентер… обнимал его. Ласково и абсолютно беззастенчиво, перебирая пальцами смоляные пряди.

— Родж? — Фредди обернулся на звук шагов.

Роджер посмотрел ему в глаза.

— Блядь, Меркьюри, какая же ты… дешевка. — Он сам поразился спокойствию в своем голосе.

Руки чесались врезать по этому лицу, в один момент превратившемуся в лицо незнакомца. Казалось, его черты, еще утром такие родные, вдруг смазались. Теперь перед Роджером стоял совсем другой, неизвестный и глубоко противный ему человек.

Сдержав порыв, он отделался тем, что со всей силы пнул стоящий рядом ящик, после чего быстро зашагал прочь. Он толком не задумывался, куда направляется, забыл где находится гримерка и совершенно выкинул из головы, что с минуты на минуту им надо выходить на сцену.