— Дальше? Дальше, когда мне через некоторое время сказали, что вам нужен басист, и «королевы хотят только лучшего, вроде тебя» я подумал: «Чем черт не шутит?» Пришел. Вы меня сразу взяли. Как-то… и все. Да, ощущение, что, вроде, у нас сложилось, было, но это правда, что я себя белой вороной чувствовал поначалу. Мне вы были, парни, поначалу, как-то слишком. Фред с его кульбитами на сцене. Родж, ты производил впечатление обдолбанного своими барабанами нарика. Уж извини. Вроде так, ну в адеквате чел, а сел за барабаны — нарик нариком. Твои барабаны — твой героин. Ты, Брай, тоже был как-то сам по себе. Гитару врубил — и полетел куда-то! Хрен знает, ты с нами или где? Каждый на своей волне, но при этом вместе. Слышали и чувствовали друг друга, как партнеры в сексе. В лучшем в их жизни сексе. Не играли, а любовью занимались. Фред — с публикой, ты, Родж, — с барабанами, а Бри — со своей ненаглядной гитарой. Я очковал не вписаться в вашу музыкальную оргию. Но очень захотелось, потому, что… я понял, что вы не такие как все тысячи лондонских недо и рокеров. В вашей компании что-то есть такое, чего нет у других. И при всей вашей странности, вы до ужаса нормальные, парни. Импонировало сразу, что за модой не гонитесь, не ради одних денег работаете. За бабло я мог бы и транзисторы на заводе паять, и детей в школе физике учить. Хотя только за деньги вообще ничем заниматься нельзя. Это жизнь себе испортить! А в музыку идти только ради легких денег, как тогда все рванули, я же видел… Противно. И глупо. Да и так вы мне понравились. Реально же классные парни были. Мало кто ко мне сразу с таким теплом относился. Хотя, суки, все же не позвали на «юбилей камзола». Да и сейчас вы тоже ничего, — Джон хитро улыбнулся. — Правда я сначала думал, что вы, Родж, с Фредом типа пара… но…
— Что? Мы с Фредом? И ты тоже? Да, бля! Ну сколько же… всю жизнь эти подъебы! Ну жили мы в одной квартире, и че?! Мы как-то раз ввосьмером в квартире жили! Помнишь, Брай, спали все, кто где. Как-то раз две кровати составили и спали — я, Брай, Пэт, Хелен, на кроватях, а Фред и Тим — по краям на полу. По утрам нас Фред, сука, будил со своим приемником или бренчал на гитаре и распевал «Tommy». Чудо, что ему каждое утро морду не били. Ну какая нахуй пара! — Роджер закипел, как тот чайник на его башке в знаменитом клипе. — Ладно, придурки с Кенсингтонского нас стебали, так тем завидно было, что мы на плаву держимся. Но ты!
— Остынь! Родж, алле! Сам просил сказать. Про тебя, что ты первый бабник в роке, легенды ходили. Сильно, правда, приукрашенные. Вот я прибалдел. Думаю, такой красавчик, небось, не только по девочкам…
— Ой, нахуй! Извращенец! Ну вот, хоть убейся! Что, я виноват, что с такой мордой родился? — Роджера снова затрясло, но уже от негодования. — Ладно журналисты-дебилы, но от тебя я не ожидал!
— Да не кипятись! Сам просил Джона рассказать. Он говорит о том, что было сто лет назад, а ты уже на стенку лезешь. Бедная Дэбби! Как тебя, истеричку, Доминик столько лет терпела?! — Брайан решил вмешаться, а то разговор мог кончиться мордобитием. С Роджера станется. Тем более в его теперешнем состоянии. — И мы, кстати тоже. Блин… Родж, я тебя терплю две трети жизни.
У Роджера вытянулось лицо. Он поднял на Мэя полные слез глаза. Даже неубиваемое чувства юмора вечно заводного и оптимистичного Тейлора сегодня дало сбой. Неловкая шутка кольнула в сердце как отточенное шило.
— Ну ты что! Вообще-то ни хрена не терплю. — Брай, поняв, что сморозил глупость, встал с кресла, подошел к насупившемуся и несчастному Роджеру. Сел рядом и крепко обнял за плечи, заглянул в глаза. — Не любил бы дурака – сразу б убил. Отсидел, и уже бы выпустили. — Он опять попытался свести все к шутке. — А помнишь, тебя Фред называл «Ежик»? Ты знаешь, я ежиков очень люблю. — Как же глупо он себя чувствовал, говоря одну ерунду за другой! Не понимая, что сказать и что сделать.
— Он еще «белобрысым сученком» меня называл. И «Лиз Тейлор». И «блондинкой на барабанах»… — Роджер улыбнулся сквозь слезы.
— Правильно называл. Ты, блондинка на барабанах, дослушай, прежде чем орать! — Джон, который тоже не ожидал, что его совершенно невинное замечание вызовет такой выплеск эмоций, продолжил: — Я, парни, быстро понял, что вы просто… ну придумали такой ход, как будто вы на сцене — не совсем вы: Фред, Брай и Родж, а еще и маски. Фред — то ли ангел, то ли демон, мечущийся меж Небом и Адом. Ты Роджер, — эдакий развязный херувим-хулиган, которому дали барабан, и он ставит соседей на уши. Ты, Брай, — то ли принц, то ли рыцарь. Спокойный, красивый, недоступный. И мне это понравилось. Я тоже за придуманным образом стал прятаться: этакий простачек на басу. Было здорово! Сразу легче. Зачем перед публикой всю души напоказ выставлять? Не люблю я этого… Так что, вся ваша ебанутость меня быстро перестала пугать. Да и потом, работали вы на совесть. Фред же… — в горле у Джона встал ком, и голос сразу сел. — Фред так действовал, что, будь ты хоть трухлявым бревном, — зацветешь! Вот вы, парни, оба все из себя успешные и творческие натуры. Ты, Брай, к примеру, не будь в «Queen», разве пропал бы? Написал бы диссертацию, был бы профессором. Или ученым. Или пошел бы еще куда на гитаре играть. С нами или без, ты — один из лучших гитаристов мира. Или ты, Родж? Ну биолог из тебя, будем честными, как из говна пуля, это всем понятно. А вот ума тебе не занимать, и за мордой симпатичной шлюховатой блонды мозги, коим многие профессора бы позавидовали. Да и музыкально ты чертовски одарен. И голос роскошный… Вы оба могли бы спокойно стать солистами лучших групп. Но давайте по гамбургскому счету, парни, раз такой разговор пошел: достигли бы мы все того, что у нас сейчас есть, без Фреда? Нет. Да, был бы успех… Но, парни, я понимаю, что, кроме всего остального, он… как будто катализатором работал. С ним рядом хотелось придумывать, быть лучше и талантливее. Тянуться за ним. Мы с ним вместе, и мы без него — разные «творческие единицы». Я прав?
— Да, Джонни, ты чертовски прав! Он никогда не говорил «хорошо», если было дерьмовато. И никогда не делал авансов. Однажды в Монтрё ночью приперся в студию, где мы с парнями из «The Cross» записывали «Heaven for Everyone». Послушал-послушал и сказал: «Ну, и какого хера вы это блеете? Не песня, а поминальная молитва. Нахуй? Небеса для всех должны быть сейчас!» Встал у микрофона и записал. Круто. Меня прям до пяток пробрало. Лучше, чем то, что мы потом на диске выпустили. Где-то запись осталась… — Роджер от нахлынувших воспоминаний снова почувствовал холод и обнял себя руками.
— Слушай, Джонни-бой, как тебя понесло-то! Я столько слов разом от тебя не помню со времен того эпического скандала, когда мы срались из-за твоей гадской «Another One Bites the Dust», которую Фред хотел выпустить синглом в Америке, а я рогом уперся.
— Иногда я отрываю рот, чтоб вы открыли глаза. Именно. И Фред, и я были правы. Так вот, какие бы наши таланты большими не были и из ушей иногда не лезли, хуй бы мы добились того, что у нас есть, — продолжил монолог Джон. — Фред давал нам всем волшебный поджопник. Я сразу почувствовал, что с вами что-то смогу. Он мне говорил: «Не жмись, предлагай, что бы ты хотел». Я сначала очковал. Думал: вот скажу, что так лучше, а вы меня пошлете. А я уже без вас не мог. Втянулся. Мне Фред очень помог, объяснил, что к чему и почему… и на сцене поддерживал. Бывало, подмигнет: «Дикки, не жмись, все ок» — и сразу легче. Особенно поначалу. Помните наш первый концерт в Труро? Я тогда жутко волновался, готовился. Надел лучшую футболку, такую желтую, с… не помню, с чем. Ну, а вы-то все в черно-белом… представляете, какой был удар для художественного чутья Фреда! Он как меня увидел, всплеснул руками. Ну все, думаю, сейчас раскричится, тем более что за считанные минуты до выхода на сцену, понятное дело, все на взводе. А он ничего. Только покачал головой: «Горе ты мое!», снял с себя пиджак — черный такой, атласный — и мне на плечи набросил. У меня аж внутри потеплело. Словом, хорошо мне было с вами, парни, какими бы придурками вы не были и не остались. Да, Лиззи? Давайте выпьем за него! Спасибо тебе, Фред, за то, что дарил нам крылья, и мы могли летать. Наверное, их больше нет — ты забрал с собой. Спасибо за все! — Джон вытер ставшее мокрым лицо.