Джон, удовлетворенно потирая руки, разогнул спину.
— Не разучился еще, а? Может, мне не поздно пойти обратно в технари? Использовать диплом с отличием по назначению. — Он невесело улыбнулся.
Брайан жалобно посмотрел на умелого мастера и высококлассного инженера.
— Может, все же подождешь? Рано нам еще строить планы, для начала лучше позвонить Майами и договориться о встрече. Как считаешь, прямо сейчас или попозже? И надо вызвать врача Роджу. Придется все же его разбудить, — добавил Брай, немного подумав. — Мы у него телефон клиники так и не выспросили…
— Я спрашивал. Он сказал: «Записная книжка в тумбочке у телефона». Только их у него тут целая куча. Вот смотри. — Джон открыл ящик тумбы из красного дерева и продемонстрировал несколько десятков небольших ежедневников и записных книжек разной степени потрепанности. — Не знаю, зачем ему столько, но тут целый архив! Я даже соваться не стал — все одно ничего не найду. — Отойдя к камину, Джон спросил: — Ты не против, если я покурю? Не хочу на улицу ползти — сейчас, наверное, ливанет. Или даже снег пойдет… Может, нам камин затопить? Или позже?
— Кури. — Брайан устроился на диване поудобнее и со смехом в голосе заметил: — Ну да, Родж у нас, как всегда, коробочка с сюрпризами. Спорим, это его архив интимных знакомств? Ну знаешь, телефончик, имя, оценка… Слышал, кто-то из знаменитостей такое вел. Не помню, где попадалось… или в каком-то романе читал. — Брайан хохотнул, прикрыв рот рукой. — А может, пока он спит, срисуем пару номеров?
— Если так, то тут сам Казанова ногу, а точнее, член, сломит. При всех постельных победах Роджа, это слишком даже для него. И потом, между нами, я думаю, его громкие похождения всегда были просто бравадой. Гульнуть он, конечно, всегда был не прочь, но преувеличивал неимоверно. Помнишь, как в семьдесят седьмом ему на полном серьезе приписывали роман с Дэбби Харри? Мы как раз по Америке разъезжали, там-то он однажды и затусил с «Blondie».
— Ну, было дело. — Брайан хмыкнул. Для него самыми «рок-н-рольными» гастролями по сей день остались те, на разогреве у «Mott the Hoople».
— Так вот, Родж мне потом рассказывал, как приперся в номер к «Блондинкам», а они там выпивают и болтают. Ну, травки слегка курнули. Дэбби тогда была замужем за Крисом Стейном, их гитаристом. И муж с ними в комнате сидел. Вот и начал по пьяни их стебать. Что вы, говорит, как брат с сестрой? Я тебя, Родж, могу запросто с женой перепутать. Роджер ему в ответ: «Ага, щас! Огребешь. Да, сестричка?» А дальше пошло-поехало. Дэбби ему по приколу: «Давай поцелуемся по-братски? Ну, или по-сестрински». И поцеловались. А муж Дэбби их заснял. Вот, собственно, и все. Посидели — разошлись. Только потом эти фотки вылезли в прессе. Уж не знаю, кто слил, только вот тебе «шумный роман барабанщика «Queen» с самой знаменитой блондинкой рока». Уверен, добрая половина интрижек Роджера — такой же свист. А может, и больше… Парень он, безусловно, шустрый, но до Хулио Иглесиаса ему далеко. — Джон не выдержал и заржал. — Я тут на днях в какой-то газетенке прочитал: «Испанский соловей переспал с тремя тысячами женщин». Интересно, он учет вел? Или это его пресс-агент на калькуляторе прикинул? Так что, нам, суровым рокерам, до постельных подвигов поп-звезд, как до луны! — Непогашенный окурок скакнул в камин. — Ладно, приятно было с тобой посидеть, но ты прав, надо будить Роджа.
— Да, ему бы еще поесть. Вот что. Ты иди наверх, а я быстренько звякну Аните, а потом сварю ему кашу на завтрак, как считаешь?
— Считаю, что это правильное решение. Как думаешь, стоит отнести Роджу завтрак прямо в кровать? Врач же велел ему лежать, так? Вот пусть лежит. — Джон потянулся, разминая плечи. — Давай-ка я первый позвоню жене. А ты дуй варить овсянку.
— Так и быть. — Мэй лениво поднялся на ноги. — Я бы и сам поспал еще, но лучше уже дома… Сейчас, только схожу отлить. — Он тяжело и протяжно зевнул. — Не выспался я совсем. Это, наверное, еще от погоды. Дождливыми деньками меня часто в сон клонит. — И ушел, шаркая ногами, как столетний старик.
Джон механическим движением набрал домашний номер.
— Привет, дорогая. Извини, что вчера не позвонил. Сначала не до того было, а потом Родж сломал аппарат. Как у вас дела?
Верон долго рассказывала, как мальчишки с утра чуть было не подрались, а Лаура обожглась чаем, случайно опрокинув на себя горячую чашку.
— Сильно? — спросил обеспокоенный Джон, изменившись в лице. — Нет? Ну, тогда ладно. Остальные в школе? Да, хорошо. Нет, наверное, не скоро. Да, проблемы. Как сказать… Словом, все плохо, дорогая, — вздохнул он, неловко потирая шею. — Не телефонный разговор. Приеду домой — расскажу. Со мной все хорошо. Нет, мы мало пили. Да, помню. Все, до вечера!
Впервые после похорон его охватило ощущение, что жизнь продолжается, несмотря ни на что. Дети, бытовые дела и проблемы — все те мелочи, которые наполняют жизнь смыслом и бессмыслицей, радостями, печалями, любовью, раздражением, были сейчас далеко и одновременно рядом — только протяни руку и сними трубку телефона. Вчерашний день, как и сегодняшний, — просто небольшое тире. Пауза между постоянными заботами и хлопотами, в которые ему, хочешь не хочешь, предстоит влиться снова уже к вечеру.
Да, скоро все вернется на круги своя. Кроме изумительного чувства, знакомого Джону Дикону с того момента, когда он отыграл с парнями свой первый концерт. Того чувства, что наполняло его до краев в минуты триумфа на Уэмбли или Бирнабэу…
Сейчас Джон ощущал себя не менее опустошенным, чем Роджер с Брайаном. Так или иначе, они тоже расплачивались за великое право быть счастливыми и делать счастливыми других. Дарить огромным массам людей свидание с небесами хотя бы в течение недолгих часов концерта.
День за окном не становился светлее. Тучи опускались все ниже, и казалось, еще немного — и они упадут на дом и сад, покрыв своими рыхлыми животами все вокруг.
Надо было возвращаться в спальню.
***
— Дорогая, здравствуй. Извини, что звоню только сейчас, просто Роджер вчера испортил телефонный провод. И потом, нам было не до звонков. Все хорошо? Нет, не скоро. Ну… мы с Джоном решили, что пока побудем с Роджем. Думаю, не раньше обеда. У меня? Да так… в целом, неплохо. Да, уже поели. Нет, к сожалению. Тяжело. Ужасная ночь! Нет, это Роджеру было плохо. Нет-нет! Еще хуже. Долго рассказывать. Объясню, когда приеду. Да. Во всяком случае, хорошо, что мы оба были тут. Все правильно… Нет, дорогая, легче не стало. Прости, хороших новостей пока нет. Да, я постараюсь. И я тебя люблю. Пошел варить кашу для Роджа. И это ни разу не смешно!
Трубка в руке Брайана была скользкой. Ладони вспотели. Когда Анита начала расспрашивать его, он вновь подумал о том, какой же длинной и страшной была эта ночь. Как хотелось поделиться пережитым с ней и как страшно было делать это! Нет, пока он не готов. Да и будет ли вообще готов когда-либо?
С этими невеселыми мыслями он прошел на кухню и приступил к готовке. Два стакана воды — полстакана хлопьев. Закипит — и чуть помешать. Сахар и соль по вкусу… черт, а по чьему именно вкусу? Хрен знает, ест ли Родж овсянку вообще. Раньше, вроде, ел. До того, как стал миллионером и рок-звездой. А сейчас, может, ему на завтрак варят каких-нибудь лобстеров…
Хлопья нашлись сразу — между пачками детского питания. Значит, это нехитрое блюдо тут кто-то да жаловал. Скорее всего, маленький Руфус. Кастрюлька тоже оказалась на виду — и Брай принялся вспоминать старые навыки по приготовлению жидкой и полезной кашки. Как же он ненавидел овсянку! Кто бы знал. После той истории с гепатитом и язвой, когда эта гадость без соли и сахара стала его основной пищей на несколько месяцев, он ее больше никогда в рот не брал. Изворачивался, как мог. Все больше уходил в вегетарианство. Полюбил овощи и разные приправы к ним, но овсянку по-прежнему терпеть не мог…
Эх, и на какие только жертвы не пойдешь ради этого несносного чудовища! Хотя на самом деле — просто лучшего друга.
