Его слова вдруг прояснили все. «Я вас люблю» перестало казаться всего-навсего побегом в уютную гавань душевного комфорта — это была правда, такая пронзительная и ясная, что у обоих даже возникло чувство, будто все тягостные узлы сегодняшней ночи наконец развязались. Да, они не ангелы. У каждого в жизни случались падения и взлеты. Но всегда, в любых обстоятельствах, каждый сам себя судил самой высокой мерой — это и делало их настоящими людьми.
В комнате разлилось уютное молчание, чего Джону хотелось давно, но все никак не получалось. Лед, сковывавший сердца взрослых мальчишек, наконец растаял. И завтрашний день уже не пугал. Все недомолвки сгорели в огне жаркого камина, дрова в котором давно превратились в пепел. В эти мгновения очень легко было представить, что Фред все еще с ними. Мирно спит где-нибудь в доме. Может, даже в одной комнате с Роджем, устроившись на полу или на другом конце кровати, валетом, как бывало иногда в их молодые годы.
— То, что у тебя есть совесть, я всегда знал. Ну, наболело, с кем не бывает. У меня вот тоже наболело… Что поделать, похоже, всех нас сегодня прорвало. Это должно было случиться рано или поздно. А как иначе? Вроде, умом и понимаешь, что не виноват ни в чем, но все равно, как подумаешь, что уже ничего не изменить… Я долго не знал, что с этим делать. С того дня, в Монтрё, когда Фред рассказал, что болен, я не знал, куда себя деть. Трусливо бежал при первой возможности, потому что не мог справиться с проклятой совестью. Но теперь… только что, пока Роджер засыпал у меня под боком, я думал, что зря мучился все эти годы. Ничьей вины тут нет, просто так уж устроены люди. Что тебе хорошо — другому плохо, и наоборот. Разве есть оно, всеобщее и безусловное благо? Ну, может, только в религии. Там вообще все просто: поступай вот так — и будешь прав, а вот так — будешь грешник вонючий. Только в жизни это редко работает… За целую жизнь мы и без того нагрешили будь здоров, и брать на себя лишнее не стоит. Мы не могли повлиять на решения Фреда, которые он принимал в одиночку. Что тут поделаешь? Не могли огородить его от общения с тем же Прентером…
— Это да… — Брайан вдруг оживился. — До сих пор не могу взять в толк, даже после твоего рассказа, зачем Фред держал вокруг себя эту мутную компанию? Что пытался себе доказать? — Он с горечью покачал головой. — Эти люди таскались за ним на гастроли, пристраивались на все тусовки. Зачем?
— Я тоже понятия не имею, — признался Джон, в глубине души радуясь долгожданному поводу сменить тему. — Может, они тешили его самолюбие, а может, давали иллюзию любви. Я старался не обращать внимания, но иногда вся эта свита даже меня порядком бесила. Один Фиби чего стоил. Любитель языком мести, аж тошно! Ну… понятное дело, наш Фредди любил иной раз послушать разные светские кривотолки — что у кого случилось, когда и почему. Вот Фиби и пришелся ко двору. Только оказалось, что сплетничать в одну сторону он не умеет. Уже и не помню, где его Фред откопал…
— Так это не Фред! Это Пол его приволок. Познакомились они на банкете в Королевском театре. Фиби там костюмером что ли работал… Не помню точно. На почве чего они с Прентером сошлись, я думаю, ты догадаешься, только Фиби пристал к нему, как колючка. Может, всерьез решил, что Пол на него запал… Но в любом случае, в команду его привел именно Прентер, это я помню точно. Сперва он костюмами заведовал, таскался по клубам с Полом и Фредом, пока Пол окончательно его не послал. Потом как-то к Фреду прибился, но надоел ему в турах моментально. Язык, что помело! Все, что надо и не надо, выложит в любые свободные уши. Фред ему регулярно выволочки устраивал, только что с дурака возьмешь?
— Это точно, — улыбнулся Джон. — Фред как-то мне говорит: «Давай я сочиню какую-нибудь херню и расскажу Фиби. Спорим, назавтра вся команда будет ее обсуждать с разными цветистыми подробностями!» Еще помню, в Мюнхене было дело. Джо тогда работал в ресторане. Фред не стал его трогать — пусть парень спокойно поживет… К тому же, у него были какие-то проблемы с паспортом и визой. Требовалось оформлять кучу документов с разрешением на работу в Германии… В общем, фиг знает, почему именно, но на запись Фред тогда взял с собой Фристоуна, о чем жирно пожалел. Поселил в номере кривой телефон. Рассказывал разные небылицы, а Фиби уши развесил. Для него при Фреде быть — дополнительный бонус. Он этим хвастался на каждом углу… да и сейчас не изменился.
Брайан задумался на мгновение.
— Ты знаешь, в эти последние дни мне начало казаться, будто Фиби даже рад, что Фредди умер. Он с таким рвением занимался похоронами, так деятельно всюду совал свой нос. Думаю, он давно ждал, когда все это кончится, дождаться не мог. Не знаю, откуда у меня это чувство, будто все происходящее для него… ну, вроде как очередной повод продемонстрировать свою важность. Фредди со своими проблемами его мало интересовал…
— Тебе не кажется, — мрачно заметил Джон. — Фред и сам прекрасно понимал, что без славы и денег он для Питера Фристоуна пустое место. Помнишь, как мы в Сан-Сити выступали? Фред потерял голос, а Фиби на это было наплевать. Он, наверное, даже обрадовался — раз Фред в номере сидит, можно спокойно болтаться по магазинам…
Брай отлично помнил те гастроли в восемьдесят четвертом. Правда, вопрос, куда подевался ассистент Фредди, волновал их тогда в последнюю очередь.
***
Октябрь, 1984 год
— Брай, ты не знаешь, когда прилетит этот блядский врач? — Роджер расхаживал по просторному номеру Мэя из конца в конец. Он уже три раза выходил на балкон — покурить, пять раз обошел номер по периметру и все равно никак не мог успокоиться.
— Сядь уже. Хватит мельтешить. Завтра, вроде, должен быть на месте.
Брайан пытался смотреть в телевизор, но получалось плохо. Больше всего ему сейчас хотелось тоже вскочить и побегать взад-вперед. Может, даже по потолку. Угнетающая неизвестность и мысли об очередном огромном… (даже словато приличного подобрать нельзя) не давали покоя им обоим.
В их бурной жизни случалось разное, но такой задницы — еще никогда. Черт дернул согласиться на большие гастроли в ЮАР. Брайан до сих пор не мог взять в толк, какая нелегкая понесла их в эту страну, а главное, зачем. Мало того, что британские журналисты тут же воспользовались поводом поднять очередной скандал вокруг «Queen» — на сей раз группу обвинили в поддержке апартеида, хотя какое отношение к апартеиду могли иметь концерты, на который придут все, кто хочет, любой национальности и цвета кожи, никто из них так и не понял, — но главная проблема ожидала впереди.
Вчера Фредди потерял голос.
Первые концерты прошли неплохо. Успех был огромным. Фанаты, коих в этом далеком уголке мира оказалось столько, что билеты на все запланированные одиннадцать шоу в Конресс-Холле были полностью распроданы, неистовствовали. И черных действительно пускали на равных условиях. К тому же, они с парнями изрядно соскучились по гастрольной движухе, по всем этим переездам и новым людям.
Два года назад они решили отдохнуть от туров и друг от друга, но вскоре почувствовали, что туры, в общем-то, всегда были для них в радость, несмотря на огромные затраты сил и нервов. А друг от друга особо отдохнуть не получилось — первым не выдержал Роджер… и понеслось. Парни сами не заметили, как стали придумывать предлоги для встреч, совместных проектов и постоянных телефонных звонков. Опытным путем выяснилось: если они и устали от чего-то, то разве что от конфликтов, которые случались исключительно в студии (именно по этой причине во время записи «Hot Space» пришлось поделить студийное время таким образом, чтобы не собираться вчетвером одновременно; уж больно раскаленной была атмосфера). Но оказалось, порознь — попросту скучно. Потому воссоединение для записи накопившегося материала и последующий тур стали для них чем-то вроде праздника.
Покорение мировой вершины шло своим чередом. И вот, прямо в середине выступления Фред вдруг замолк.
Такого удара не ждал никто. Разочаровать публику для Фредди Меркьюри всегда было смерти подобно. Конечно, он и раньше срывал голос на концертах, бессчетное количество раз. Но такого, чтобы он вообще не мог выдавить ничего, кроме хрипа, не бывало давно. Между собой парни не вспоминали злополучные американские гастроли в семьдесят пятом, и все же, та история, несомненно, вертелась в голове у каждого.
