Затем он взглянул на обложку моей книги и сказал: «Вижу, вам нравятся старые мрачные места. Окскумб-Гранж – как раз то, что нужно. Две остановки, и вы на месте». Он уже собирался дунуть в свисток, я даже не успела его ни о чём расспросить.

Больше не хочется читать «Тёмные делишки в замке на утёсе». Поезд из Лондона был битком, а этот почти пустой. По крайней мере, солнце ещё светит, и я вот-вот увижу море.

Но тут мы въехали в туннель…

Длинный туннель.

И выехали из него прямо…

в ГУСТОЙ ТУМАН

Элла Оттер выпрыгнула из поезда на крошечной станции Сибурн. Платформа оказалась абсолютно безлюдной. Элла сдёрнула с головы бордовую фетровую шляпу – или горшок, как её называли в школе – и бросила на землю, как только поезд умчался прочь. Она была щуплой, костлявой, и школьный пиджак был ей чуточку велик. Её чёрные волосы, собранные в хвост, приняли форму шляпы.

– Школа – вонючка! – крикнула она.

Каждый вечер Элла придумывала новое слово, которое отражало суть очередного дня мучений. Вчера школа была «занудной»; за день до того – «мерзкой». Сегодня – «вонючкой», и она громко распевала это слово, пока шла со станции. Если бы кто-то стал расспрашивать её – хотя поблизости не было ни души, – она сделала бы совершенно невинное лицо и ответила: «Но ведь школа сегодня действительно вела себя, как вонючка». Неудачный эксперимент по химии – и весь класс выбежал во двор, судорожно глотая воздух, как золотые рыбки.

Обычно в школе не так весело – презренное место, где пытка и каторга сочетаются самым невообразимым образом. Масса бессмысленных правил, о существовании которых она и не догадывалась, пока не нарушила их, и глупый сленг, из-за которого она чувствовала себя изгоем. Начнём с того, что первый год обучения назывался третьим классом, следующий год – нижним четвёртым, затем следовал верхний четвёртый и так далее, без каких-либо причин и объяснений, только традиции[1]. У других девочек были сёстры и кузины или друзья, которые всему их научили. Эллу всегда обучали дома, и она не привыкла весь день сидеть взаперти с двадцатью пятью девочками, в гигантской школе с суровыми учителями. Свою жизнь до школы она теперь считала беззаботным, солнечным раем.

В первый день семестра класс заставили переписать расписание уроков в новую тетрадь. Элла аккуратно выводила названия уроков, оставляя место для записи домашнего задания. А потом села и уставилась на это безобразие, не веря своим глазам. Уроки каждый день, каждую неделю, весь год! А что если солнце светит, и ей не терпится найти приключения? А что если ей хочется уютно свернуться калачиком в кресле и почитать? Похоже, расписание исключает даже мысль об этом.

Элла начала подозревать, что школа не для неё.

Она поговорила с отцом. Профессор Оттер был справедливым человеком. Пока она излагала суть проблемы, он сложил пальцы домиком и глядел на неё поверх них. Его тёмно-карие глаза казались такими добрыми. А голос таким благоразумным. Но сказал он следующее:

– Нужно потерпеть, Элла. Потерпеть. Посмотрим, что ты скажешь в конце семестра. Может, ты ещё удивишься.

Это неправильный ответ.

Элла шла и пинала шляпу перед собой. Это против школьных правил – не пинать, конечно (вряд ли руководство додумалось до такого), но разгуливать в форме без шляпы – вот это настоящее преступление, за это оставляют после уроков. Учителя всегда выискивают нарушителей. А старосты ведут себя и того хуже. Им доставляет неимоверное удовольствие подстерегать девочек – в школе и вне школы – и указывать, какие именно глупые, бессмысленные правила они нарушили.

Здесь её никто не найдёт. Станция Сибурн – такая глухомань, а Пустошь, где она живёт, – самое отдалённое от школы место во всём Сибурне. В соседних домах нет детей; только престарелые майоры, врачи на пенсии и собаки. Только одна девочка из школы живёт поблизости – Юнипер Вейл. Элла знала её имя, потому что многие третьеклассницы восхищались ею и болтали о ней без умолку.

Юнипер Вейл была на два года старше Эллы, училась в верхнем четвёртом классе. У нее были золотые кудри, она говорила манерно, растягивая слова, и неизменно приводила хоккейную команду[2] младшей школы к победам. Идеальные причины ненавидеть её, по мнению Эллы. Более того, мама Юнипер любила гонять на своём новом красном «Даймлере», нисколько не заботясь о других участниках дорожного движения.

Элла состроила недовольную гримасу. Она не станет тратить ни секунды на размышления о школе со всеми её обитателями. Лучше подумать о более приятных вещах, и одна из них – её подруга Нэнси Паркер. Они познакомились, когда Нэнси приехала работать в соседний дом. Девочки из класса Эллы не дружили с горничными, но ведь Элла никогда не старалась соответствовать чужим ожиданиям. Девочки, с которыми ей следовало бы дружить, были такими занудными и ничем не примечательными – и часто демонстрировали элементарное отсутствие мозгов! А с Нэнси у неё было много общего: они обе обожали наблюдать за людьми и мечтали лишь о том, чтобы раскрыть какую-нибудь тайну. Элла радовалась, что сумела свести Нэнси и мисс Диеринг. Скоро её подруга вернётся!

Задумавшись, Элла свернула с узкой дорожки, ведущей со станции, на широкую дорогу и зашагала прямиком к Пустоши. Мимо неё на чудовищной скорости просвистел автомобиль. Элла свалилась на спину, прямо в кусты. Машина пронеслась, не притормозив. Тёмно-красная, огромная, блестящая. Из заднего окна на неё глянуло лицо с явным порицанием. Это была Юнипер Вейл.

Наверняка, все старые дома кажутся зловещими во мгле.

Особенно если тропинка усажена деревьями, которые тянутся к тебе острыми пальцами. Вот так:

И когда впереди почти ничего не видно из-за ГУСТОГО БЕЛОГО ТУМАНА – причудливые тени выскакивают прямо из сумрака, когда меньше всего ждёшь.

Мисс Диеринг утверждает, что это «Всего лишь ТУМАН С МОРЯ. Он рассеется в два счёта». (Вообще-то нет.)

Как и обещала, мисс Диеринг встретила меня на станции Окскумб – в тележке, запряжённой осликом по имени Панчо. Должна сказать, тележка с осликом – не самый благородный вид транспарта. Особенно если она раскрашена в кричащий красный и жёлтый, словно карусель!

К счастью, никто нас не видел. Я и забыла, какая мисс Диеринг ЧУДНÁЯ в своём платье. Она не носит привычную одежду Престарелых незамужних леди – запылённые чёрные пальто, бесформенные шляпы, серые чулки в складках. Голову она повязала сиреневым платком наподобие тюрбана, закрепив блестящей булавкой, а на плечи накинула клетчатую шаль, как лошадиную попону. Может, это и была лошадиная попона. Чулки на ней были бледно-розового цвета. (Тётушке Би понравились бы такие. А вот остальное она даже примерять бы не стала!)

Мисс Диеринг была в превосходном настроении, несмотря на туман, и наша тележка загромыхала по дороге. Я почти ничего не видела дальше ушей Панчо и понятия не имела, куда мы едем и сколько ещё осталось. Даже стук копыт доносился жутковатым эхом, словно издалека – в такой-то устрашающей атмосфере.