- Я видела сон, - ответила Мелисандра голосом жрицы и молча себя выругала: теперь снова придется врать, изворачиваться, и никакой помощи она не дождется, ни от Станниса, ни от хитрого и лукавого бога огня, которого опять будет песочить начальство, на этот раз за ее малодушие.

Станнис, высокий и строгий, подошел к ней со свечой в руке, словно хотел выпроводить ее, чтобы не мешала ему спать своими бреднями, но свеча слегка дрогнула, вспомнилось Станнису, как его жена, сухая и почти бесчувственная леди Селиса, так же пришла к нему с красными от слез глазами и сказала, что у их единственной дочери жар и, похоже, серая хворь.

- Понятно, - коротко сказал Станнис, и дочь его ему тоже вспомнилась, с ее постоянными ночными кошмарами после перенесенной болезни и с ее вечно печальным шутом. – Ты вроде бы большая девочка уже, давай-ка я тебе налью.

Мелисандра была уверена, что в таких кубках подносят только вино, отпила большой глоток, подавилась и закашлялась.

- Огненная вода, - пояснил Станнис с усмешкой. – Я думал, тебе подойдет. Смотри: вдохнула, выпила, выдохнула.

Мелисандру плохому учила жизнь, а не любимый мальчишка-хулиган, поэтому этот опыт для нее был новым, а также захватывающим и веселым, каким он и должен быть, и даже мрачный от природы адмирал развеселился вместе с ней – до тех пор, пока не началось анастезирующее действие рома и горячечные пьяные рассказы о горьком прошлом и давно зарубцевавшихся, но всегда ноющих душевных ранах. Впрочем, Станнис был тогда почти трезв и в основном молчал, а в его упрямом сердце медленно разгорался горячий гнев Баратеонов, запечатленный в девизе рода, что призван быть карающей дланью богов, – «Нам ярость!» «После войны подниму все-таки черный флаг, - пообещал себе адмирал Баратеон, а слово свое он всегда держал. – Я покажу этим работорговцам, как бушует северное море! А Асшай вообще сожгу к дьяволу и засыплю землю солью. Хорошо бы для этого драконами где-нибудь разжиться».

Мелони ничего не снилось, когда она уснула под утро в каюте Станниса, потому что гостя ее снов опять божественно песочили на божественном собрании, утверждая, что снова он прет поперек линии партии, что не нужно ставить производство Азор Ахаев на поток, сжигая для этого древние города, и уж тем более не стоит сжигать города, даже зловредные и мрачные, только чтобы оттенить страсть сурового адмирала и симпатичной красной жрицы, а если его так уж тянет на пламя, соль и дым, его сошлют на производство балыка. Впрочем, оргвыводы на этот раз не последовали, потому что адмирал Баратеон стоял вахту браво, с мрачным пиратским весельем, его корабли шли на битву с Иными, не нарушая боевого порядка, а когда Станнис вернулся с вахты в свою уже опустевшую каюту, он все же почувствовал, что в его каюте появилась женщина.

========== XXXII ==========

Чтоб этому миру в глаза швырнув

Пеплом своих пристанищ,

Крикнуть ему: “Я поймал волну!

Теперь хрен ты меня достанешь!”

(с) Олег Медведев

Лионель уже забыл о странном приеме, который по дороге из столицы оказали им троим северные замки и смысл которого объяснило догнавшее их в пути письмо Оберина Мартелла, и немало удивился тому, что у Селвинов их встретили одни мужчины. Санса и Арья этого даже не заметили, Селвины были их ближайшими соседями, и всех мальчишек у Селвинов они хорошо знали, Арья так и вовсе находила их лучшей компанией, чем была бы женская часть обитателей замка, а Лионель все-таки вспомнил их путешествие по Северу несколько месяцев назад, но только когда благородные сэры за общим столом напились, и один из них выдал тост в тему.

- Ехал однажды отважный рыцарь по дороге и доехал до развилки, - повествовал тостующий. – И лежит на развилке камень: направо поедешь – пьян будешь, налево поедешь – бит будешь. «Эх, - подумал бравый рыцарь, - я бы, пожалуй, и выпил бы, и подрался, а то что за веселье – одно без другого». Но поехать сразу в обе стороны он не мог, и пришлось ему совершить нелегкий выбор. Так выпьем же за отважных рыцарей, которые могут позволить себе не выбирать!

Во дворе тем временем и действительно соорудили небольшое ристалище, на которое высыпали подвыпившие рыцари и латники, чтобы размять руки и ноги и намять друг другу бока, но каждый прежде посчитал своим долгом отсалютовать кубком Лионелю, словно это он придумал устраивать после возлияний ратную потеху, да и вообще натолкнул добрых людей на мысль, что можно же и не выбирать.

Разумеется, для путешественников нашлись к ночи и три смежные комнаты, и кто-то в темноте ночного коридора даже посоветовал им не благодарить.

Дальше пошли небольшие постоялые дворы, иногда даже такие маленькие, что можно было забраться втроем на полати и спать как в походе, только в тепле, но Санса, не заметив ничего особо странного в приеме Селвинов, вспоминала про уютные замки, где для гостя есть отдельная комната с мягкой кроватью и перинами, и они несколько раз сворачивали с дороги, встречая все тот же прием, который наконец начал ее озадачивать. Да и Арья, как ни привыкла она к мужскому обществу и как ни росла сорванцом, все-таки чувствовала себя чуть неуютно в окружении подвыпивших латников, горланящих не всегда пристойные песни, - как ни странно, даже девичье щебетание на уроках рукоделия может быть приятнее, оно хотя бы не такое громкое.

Вечером, когда они уходили в свои комнаты, все становилось намного лучше, и возможность зайти к Арье, чтобы посидеть с ней на теплом полу у камина и подурачиться, а потом в своей комнате найти под одеялом задремавшую Сансу и скользить руками вдоль ее нежного и мягкого тела, некоторое время удерживала Лионеля от того, чтобы рассказать им обеим о том, почему у них такие странные соседи, пока наконец Санса не спросила его об этом сама.

- Это из-за меня, - признал Лионель. – Я сам сначала не догадался, пока не получил письмо от Мартелла. Он мне написал что-то вроде того, что все мужчины будут мне из-за вас завидовать и начнут меня уважать, а все женщины будут считать меня развратником и соблазнителем и будут меня избегать.

- Ты же не крал меня из родительского дома, - игриво улыбнулась Санса. – О помолвке мы еще тогда объявили, когда ты в первый раз в Винтерфелле был, все слышали.

- Тебя я не крал, - согласился Лионель и посмотрел на Арью.

- Нахвастался Мартеллу? – с осуждением сказала Арья, но не обиделась.

- Я ему ничего про вас не писал, - ответил Лионель. – Но слухи-то идут. Можно считать, что все уже всё знают.

- Что знают? – вздрогнула Санса, прежде всего испугавшись за сестру.

- Ну можем расспросить в следующем замке, хотя я и не знаю, как, - предложил Лионель. – Или просто представить себе самое худшее.

- Ой, - хором сказали сестры, фантазия у них обеих работала хорошо. – Ты даже не надейся.

Русе Болтон, одетый с мрачным шиком, в панцире, украшенном кричащими стальными головами на плечах, и в кроваво-красном камзоле под ним, встретился Лионелю около рва Кайлин, и Лионелю показалось, что хорошо, что он поехал охотиться один, а Санса и Арья остались в лагере вдалеке от дороги – все же Болтон зрелище не самое приятное, хотя сам Лионель при виде его бескровного пугающего лица только злился, как в бою.

Лорд Болтон оставил своих людей и подъехал к молодому королю.

- Верьте мне, я пришел к вам как друг, - произнес Болтон то ли строку из песни, то ли замысловатый северный пароль. – Я действительно вам премного обязан, государь.

Лионель молчал, поймав ледяной взгляд Болтона, словно тренировался перед войной с Иными и войском упырей, и Болтон отвел глаза, признавая бессилие своих чар.

- Старик Фрей держит нос по ветру и готов даже повернуться к Старым богам, чтобы первым примкнуть к новым обычаям, - поделился новостями Русе Болтон. – Уже нескольких неосторожных гостей он женил на своих внучках вторым браком, отконвоировав их в богорощу, раз первый брак был заключен в септе. А меня позвал добром, по-соседски, щедрыми обещаниями да лестью умащивал. Вот, еду теперь к Фреям, чтобы на две свадьбы не тратиться, везу им побольше красненького. Авось на этот раз благословят меня боги хорошим наследником, а не дурным бастардом, все же вдвое больше шансов, - и Русе рассмеялся своим жутким холодным смехом.