- Сама что? – потребовал Станнис, смотря в ее глаза своими темно-синими глазами, он даже красивым в море был, бритоголовый, наглый и немного пьяный.

- Поцелую тебя, - пообещала Мелисандра, но Станнис только вздернул ее выше по переборке.

- Так дешево ты свою свободу не купишь, - усмехнулся Станнис. – Дальше.

- Расстегну твою рубашку, - выговорила Мелисандра, чувствуя телом все прижатые к ней пуговицы, трудно ей было быть развязной и бесстыдной в таком подчиненном положении, но все же Станнис мог и не рассчитывать на ее покорность. – И поцелую тебя так, что ты долго меня не забудешь.

Обещание сработало, но не совсем так, как она рассчитывала: Станнис отпустил ее так резко, что у нее подогнулись ноги, а он еще и надавил на ее плечи, так что она чуть не упала перед ним на колени. «И вовсе не настолько мне нужна твоя первая татуировка!» - возмутилась Мелисандра, рванувшись вверх, и коварные руки капитана Стана придержали ее платье, так что через секунду локти Мелисандры оказались почти связаны за спиной ее же соскользнувшим платьем, а распоясавшийся капитан смотрел на ее обнажившуюся грудь с пиратской алчностью.

- Ты не держишь свое слово, - упрекнул ее капитан, заведя свою руку ей за спину, чтобы прижать ее платье к спине и сковать ее руки, но Мелисандра выскользнула из рукавов, а платье сползло еще ниже.

«Проклятые лжецы, - выругала Мелисандра население Драконьего камня, скользя языком по груди Станниса и долго, сладострастно целуя его сосок, как и обещала. – Буквально каждый успел наврать мне, что он не такой, как его старший брат. Неужели он просто все это время был занят другими? Ну теперь он меня запомнит!»

Насмешливый юноша появился во сне Мелисандры, как только она прикрыла усталые глаза, отчаявшись что-то увидеть в молчащем сегодняшней ночью огне.

- Привет, Мелони, - сказал юноша и каким-то образом перед ней развалился, словно она стояла у высокой кровати, а он ожидал понятно чего. – Ничего я тебе пока показывать не буду, и так у меня из-за тебя неприятности по службе.

- Из-за этого? – спросила Мелони и почувствовала даже во сне, что она покраснела от смущения. А смущаться было от чего: два часа назад властный даже в любви капитан полностью раздел ее, даже не доведя до своей постели, и стоя насаживал ее на свои пальцы, словно хотел заставить ее умолять, чтобы он ее трахнул. И ведь вырвал у нее признание, разбойник! «Хочу, - дышала ему в шею и в ухо Мелисандра, нежно кусала его в основание шеи, не зная, как еще его соблазнить, - пожалуйста… прошу тебя…»

«Вот сейчас пойдут шуточки, отчего краснеют красные жрицы», - подумала Мелони, наверно, в первый раз так свободно и несерьезно думая об обычно ее подавлявшем дневном лице.

- Да это что, - отмахнулся юноша. – Мало, что ли, за тобой другого есть. Десяток хороших рыцарей до сих пор из-за тебя в темнице сидит, за верность своим богам, человека ты в клетке сожгла, ребенка сжечь хотела, а потом на развалинах часовни…

- Это не я, - тут же ответила Мелони, имея в виду часовню, но получилось у нее так правдоподобно, что и действительно можно было поверить, что дневная красная жрица – это не она. Мелони, конечно, тоже немного взбалмошная и сумасшедшая, но по-хорошему.

- Ну вот и я так отмазывался, - согласился ее собеседник. – Посмотрите, говорил, на это милое лицо, на эти огненные глазки. Да, девочка берется за все страстно и с огоньком – вы будете ее за это упрекать?

- Прекрати, - попросила вконец смущенная Мелони, ей даже представлять не хотелось, перед кем ее хитрый собеседник так ее защищал, она только надеялась, что никого из них она никогда не увидит. Не мог же он такими словами ее оправдывать перед Владыкой Света. Хотя нет, он как раз мог.

- И ты туда же, - лукаво пожаловался хитрец, добившийся всегда забавлявшего его эффекта. – Так мне и сказали, прекрати, мол, а брат вообще сурово поставил вопрос. Так, говорит, и заведено: она будет глупости делать, а ты будешь все исправлять. Мужик ты или нет?

- Это ты меня так замуж зовешь? – лукаво глянула на него Мелони.

- Это я так все исправляю, - рассмеялся юноша и подмигнул ей. – Вообще-то, с тебя только начали, а потом мне уж всё припомнили. Черно-Белый дом, например.

- А что Черно-Белый дом? – спросила любопытная Мелони, ей интересно было, и даже не припомнилось, что ее учили считать Дом бесовским капищем, сейчас для нее это было просто таинственное место.

- Зачем, говорят, тебе Многоликим богом прикинуться позволили? – пожаловался хитрый юноша. – Затем, чтобы был способ решения конфликтов малой кровью. А ты, говорят, вырастил там наймитов олигархии. Я им объяснял-объяснял, что нет другого механизма, ну не общенародным же голосованием решать, кого нужно убрать, кого оставить, еще хуже же получится. И знаешь, что мне сказали? Что есть другой механизм: самому следить за тем, что начал.

«Черт-черт-черт, - подумала Мелони, хотя и не пристали жрице такие выражения. – С Драконьего камня теперь и не уедешь никуда, там же не община верующих, а клубок со змеями. Надо было не по общественному положению их набирать, и уж во всяком случае влиянием леди Селисы не пользоваться, мне же теперь с ними мучаться и за них перед Владыкой Света отвечать. А все этот Бенерро, придумал тоже: «могущественный бог для могущественных господ». Вот в Дорне в моей общине хорошие люди, пастухи и крестьяне, но ездить уж больно к ним далеко. А ведь придется, пока и меня так прорабатывать не стали, что не слежу за тем, что начала».

- В общем, строгача с занесением мне еще когда два раза вкатывали, строгача с предупреждением тоже, теперь змею ядовитую на грудь посулили, - вздохнул лукавый юноша. – Думал сначала, опять хотят женить, но в этот раз за меня, кажется, по-серьезному взялись. Послали пока за молотом, словно брату жалко свой одолжить. Как Валирию топить, так голосовали даже, чтобы никому потом не отвечать, а как пуд валирийской стали теперь доставать, так это почему-то один я.

- Давай помогу, - предложила Мелони, никуда и во сне ее беспокойный и безудержный нрав не делся, даже если бы ей удалось в десять лет из красного храма сбежать, все равно вокруг нее постоянно были бы бардак и безобразия. – Только ты нам тоже потом поможешь…

- Тебе же говорили уже! – вдруг проревел над Мелони густой громовой голос. – Не лезь ты обустраивать весь мир в целом, без тебя разберутся. Обустрой лучше свою жизнь: тридцать лет тебе почти, а у тебя ни дома, ни семьи, одно личное дело в семи томах!

- Прости, - виновато улыбнулся ей юноша. – Если тебе будет легче, считай, что меня заставили.

Мелисандра проснулась в середине ночи, а слезы все еще текли по ее лицу, и в центре груди все ныло и скручивалось. «Научи меня имени моей тоски, - шепнула Мелисандра лунному свету, и сама ответила себе: - Мелони, Мелони…» Сны этой ночью хлынули в ее сердце, как прорвавшая плотину вода: был во сне не только трюм невольничьего корабля и медленно умиравшие рядом люди, был и мрачный храм Асшая, разграбленный победившей сектой, что спасла маленькую рабыню от страшной смерти ритуальной жертвы и увела ее в новую жизнь по потокам крови, с теми же оковами на руках, к тому самому невольничьему кораблю. Был в ее сне и погибший в горящей степи отец, и мать, которая долго стреляла среди огня из дотракийского лука и в конце убила еще двоих, выстрелив стрелами, выдернутыми из своего тела. «Боль сжигает все лишнее, - вспомнила Мелони слова ее ночного собеседника, чье лицо было уже печальным, подобающим тому, кто живет вечно. – Владыка Света слышит любого, кто обращается к нему, но он не станет говорить с маской».

Станнис сразу сел на своей жесткой постели и зажег свечу, осветив фигуру Мелисандры у двери.

- Ну, что еще? – проворчал Станнис, просыпаясь, и Мелони он напомнил такого же ворчливого привратника в красном храме, который выпустил ее десятилетнюю на свободу, а потом и сам куда-то пропал. – Из моря поднялось чудище левиафан и откусило кораблю бушприт? Кто-то побеседовал с командой о вопросах богословия, и теперь на корабле буза?