- Осмелюсь доложить, - браво сказал Давос, помня из своего контрабандистского прошлого, что нахальство – второе счастье, он так на службу к Станнису и попал, нахально и безрассудно пройдя с провиантом мимо кораблей, осаждающих Штормовой предел. – Мейстер Крессен действовал в одиночку, а я зарезал двух телохранителей, которые и так были говно, раз я, старик, их смог зарезать. Других грехов за собой не знаю, но имею вопрос: с какой поры у нас ходят с телохранителями? Появились к тебе предъявы – имей мужество ответить сам.

- Ну ты еще бабу на поединок вызови, - проворчал Станнис. – Клянешься, что к яду не имел отношения?

- Клянусь, - совершенно честно ответил Давос, с облегчением почувствовав, что его адмирал почти прежний. – Только поклясться теперь негде, септу твоя Мелисандра сожгла, из-за чего, собственно, все и вышло.

- Ты смотри, ты у нас что, мученик за веру? – удивился Станнис.

- Я мученик за разум, - возразил Давос. – Кто верит в Семерых, пусть присягает Семерым. Кто верит в Рглора – пусть присягает Рглору. Клявшийся чужим богам, в которых не верит, предаст нас при первой опасности. Ну вот нет у нас в Вестеросе рглорианцев, не произрастают – кого мы так наберем, сжигая статуи Семерых? Вероотступников?

- Ни чужих, ни своих не щадишь, - пожаловался Станнис, ершистый и правдивый Давос ему уже несколько раз тыкал в глаза тем, что Станнис в гражданскую воевал против своего сюзерена, чтобы Станнис так уж строго на всякие законы и долг не нажимал, а теперь вот Давос за его смену вероисповедания взялся. – Мы тебя в бою впереди поставим, чтобы Иные боялись.

И после этих слов Станнис прочел Давосу письмо, в котором было всерьез написано про Иных, войско мертвецов и даже самого Великого Иного, и подписано оно было не Мелисандрой, а лордом-командующим Ночного дозора, молодым королем и Джоном, сыном Старка.

- В походе ты будешь вице-адмиралом, - объявил Станнис.

- Я не могу, я неграмотный, - отболтнулся Давос, прикидывая свои шансы вернуться из похода и не похоронить в море всех сыновей, таких же, как он, моряков, а также свои шансы Станниса отговорить. – Мелисандру назначь, Иные, говорят, огня боятся. А курс прокладывать и штурвал крутить тебе Рглор будет.

Станнис не стал выговаривать своему верному капитану за невежливость и злопамятность, и когда Давос присмотрелся к нему в полумраке камеры, он увидел, что обычно недовольный и брюзгливый Станнис имеет вид боевой и залихватский, как в гражданскую, когда Станнис был еще молодой и холостой.

- Самый рыцарственный поступок – это спасти даму от опасности, - поделился Станнис, словно скинув пятнадцать лет. – Если опасности не предвидится, то даму надо предоставить самой себе, опасность она себе организует. Ну как мне Мелисандру не взять в поход, когда на нее за всех сожженных ею кумиров на любом корабле половина команды смотрит волком? И без тебя не обойдешься, ты же ее зарезать собирался, а всяких телохранителей и прочих сухопутных крыс мы на борт не возьмем. И кортик твой вот он, заезжай ко мне обедать, если штиль или стоим на рейде, - с этими словами Станнис вручил Давосу кортик, которым тот недавно пытался Мелисандру зарезать.

- У нее теперь один защитник будет, - пояснил дьявольски веселый адмирал Станнис Баратеон, который с детства мечтал хоть немного побыть корсаром, с сокровищами в сундуках и прекрасными пленницами в каютах. – Погоди, она из моей каюты еще выходить не станет, а слухи будет распускать, что это я не могу без нее заснуть, - и Станнис рассмеялся своим чугунным смехом, непонятно, что его рассмешило, судьба попавшей в его корсарские лапы прекрасной жрицы или выражение лица Давоса, который от него такого никак не ожидал.

- Ты всю жизнь хитрил, я всю жизнь ворчал, - сказал Станнис Давосу. – Иные и войско мертвых это не ухо от селедки, зарубиться можем так, что некому нас будет похоронить. А если нам помирать, пойдем хотя бы помрем весело. У Мелисандры и характер, и фокусы ее всякие, мы в походе скучать не будем.

Мелисандра иногда смотрела в пламя, чтобы предугадать будущее, но в последнее время она видела в пламени не Азора Ахая, а полный азохен вей, как охарактеризовал бы ее видения мудрый папаша Мендель. Мелисандре виделось, что битва с Великим Иным ждет ее в довольно ближайшем будущем, и битва эта будет битвой не в переносном смысле, как когда жрец Рглора отважно и довольно безрезультатно сражается с грехами в своей душе и безверием в окружающих его людях, и не битвой в возвышенном смысле, как когда друг другу противостоят две воли и две магии. Огонь показывал, что битва будет битвой в самом прямом и земном смысле слова, с грудой мертвых тел, кавалерийскими атаками, заградительным огнем и мерной поступью железной фаланги. А к этому красную жрицу жизнь не готовила, и потому, находясь в волнении и некоторой растерянности, происходящие рядом с ней большие перемены она в пламени не заметила, пока рано утром к ней не постучал юный Деван Сиворт, младший сын Давоса и оруженосец Станниса, которого сам Станнис ласково именовал мичманом, и не передал ей приказ адмирала прибыть к Расписному Столу к следующей склянке.

- Это когда? – спросила Мелисандра, с трудом просыпаясь: ко службе во флоте ее жизнь тоже не готовила, а роль советницы и наперсницы лорда Баратеона ей нравилось исполнять вечером, сидя рядом с ним за ужином, за большим и богатым столом.

- Это сейчас, - пояснил Деван и убежал, про то, что на Расписном Столе делают с теми, кто опаздывает, Деван сообщать постеснялся.

Адмирал Станнис Баратеон не слишком надеялся на женскую пунктуальность, поэтому остальных своих соратников пригласил к следующей склянке, и, когда Мелисандра вошла в комнату, где стоял знаменитый Расписной Стол, представляющий из себя карту Вестероса, Станнис был один, и Мелисандра сразу заметила в нем перемену. Во-первых, Станнис побрил свою полулысую голову и выглядеть от этого стал более молодо и браво. Во-вторых, Станнис сидел не на высоком кресле, возвышающемся над столом-картой, а на самом столе, положением своим выражая пренебрежение к дому Ланнистеров. Несколько месяцев назад, узнав, что лорд Старк затеял с Ланнистерами отличную свару, и прочитав его письма, в которых было изложено много веских к тому причин, Станнис уже собирался в поход, показать Ланнистерам, как далеко от Баратеонов должны держаться те, кто не умеет командовать собственным флотом настолько, что оный флот запросто топят барки островитян. Станнис тщательно распланировал, как он спалит и разграбит Ланниспорт, загонит Ланнистеров в пещеры под Кастерли и будет ежедневно окуривать их подожженным навозом, когда оказалось, что гуманный лорд Старк уже склонил лорда Тайвина к миру на своих условиях. С тех пор у Станниса начался кризис среднего возраста, ему постоянно чего-то в жизни не хватало, и пока Мелисандра собиралась, укладывала волосы и саботировала исполнение приказа командования прочими женскими способами, Станнис решил, в дополнение ко всему остальному, что ему не хватает большой и круглой флибустьерской серьги в левом ухе.

- Тебя только за смертью посылать, - проворчал Станнис, увидев Мелисандру, характер все-таки меняется не сразу и не в одиночестве. – Давай договоримся, пока люди не подошли: без безумных идей, хватило с меня уже твоего предложения сменить мой герб на оленя внутри горящего сердца. Как меня после этого будут звать, Жареный Олень, что ли?

Мелисандра знала Станниса не так давно, чтобы понять эпохальность только что случившегося: в первый раз за последние несколько лет мрачный Станнис пошутил, и довольно удачно.

- Про твои таланты оружейника я вообще не говорю, - продолжал ворчать Станнис. – Как там этот твой меч, Светорезный? Им только солнечный свет и можно резать, после такой закалки.

Мелисандра хотела что-то на это возразить, но в этот момент ее из-за двери покрыли отборным матросским матом, и в комнату Расписного Стола вошел одетый по-восточному человек с попугаем на плече.