— Кто ты, Рум? — тонкие губы отца вновь растянулись в дьявольской улыбке, в ловких тонких пальцах откуда-то появилась соломенная кукла, и Румпель в панике стал проверять карманы брюк. Усмехнувшись, Пэн с ненавистью швырнул куклу в сына. — Кто ты? Трус? Кто ты, Рум? — Румпель зажмурился, прижав к себе куклу, сжимаясь, желая спрятаться от отца.
— Отвечай! Кто ты! — рявкнул Пэн, приближаясь ближе.
— Я..я… — мужчина не знал, какой ответ был правильным. Он не знал, кем он был, чего от него хотел Питер Пэн. — Я…
— Ты горишь, — смягчившись, ответил Питер, показывая взглядом на его рукав. Едва не упав на спину, Румпель отдернул руку от костра, пытаясь потушить зажегшийся манжет рубашки. Как только ткань была потушена, до слуха мужчины донесся вновь этот противный отцовский смех. Мужчина бросил на отца сердитый, по-детски обиженный взгляд. Их взгляды пересеклись, и глаза Румпеля испуганно расширились.
— Н-не надо.
Перед ним на корточках продолжал сидеть Пэн, сжимая в руках магическую шляпу, повернутую к Румпелю. Он видел, как внутри нее медленно закручиваются звезды, гипнотизируя, затягивая его.
— Отец, не надо! Стой! Я знаю, я…
— Удачи, сынок! — это было последним, что он услышал, прежде, чем шляпа засосала его внутрь.
Он никогда не знал, что чувствовали его жертвы, которые попадали в это место. Боль? Безысходность? Пустоту? Мрак? Что он должен был видеть? Забвение?
Его мотало. Румпелю на мгновение показалось, что он попал в центр урагана, и вот-вот его тело, расплющенное от давления, с переломанными конечностями от столкновения с инородными телами выкинет за борт этого воздушного смерча. Как иронично, он видел звезды. То самое созвездие, которое лишило бы его власти кинжала. Фиолетово-синие оттенки с проблеском ярких звезд, мелькали перед глазами до тошноты. Желудок предательски сжался, а к горлу стал подкатывать ком. Его болтало в пространстве как куклу, а сердце болезненно ныло, готовое в любой момент сделать свой последний удар. Мужчину крутило вокруг своей оси и по краю воронки, словно шляпа сама не могла решить стоит ли его погружать в то самое глубокое безумство, в котором пребывали заключенные ее тюрьмы. Потоком воздуха его поднимало то вверх, то вниз, издеваясь, не позволяя провалиться в самую бездну. Воздух бил в нос, и вдохи были тяжелыми и редкими, в ушах свистело, а глаза слезились. Краски медленно сливались в единую смазанную картину. Мелькавшие то тут, то там предметы утратили свой интерес.
Как вырваться из нее? За что схватиться? Как спастись?
Среди мелькавших оттенков, его глаза выхватили неизвестный темный объект, с невероятной скоростью приближающийся к нему. Мужчину перевернуло вверх ногами, а после закрутило во все стороны, резко поднимая на самую верхушку смерча. Что-то вцепилось в лодыжку, причиняя ощутимую боль. Хватка ужесточилась, пытаясь сбалансировать Румпеля на потоке воздуха.
— Какой же ты рохля! — он едва различил эту фразу сквозь непрекращающийся шум в ушах.
Мужчина почувствовал, как его потянули вниз, а после схватили за ворот рубашки, больно дернув за спутанные волосы. Рука крепко, до треска ткани, держала Румпеля, пытаясь не выпустить его.
— Ну что, потерянный мальчик, полетаем? — забавляясь, закричал Пэн в его ухо, дергая мужчину за собой вверх.
Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук.
Сердце забилось в бешеном ритме. Страх охватывал каждую клеточку тела. Он был в шляпе. Он был с отцом. У Пэна был его кинжал, что могло быть хуже? Затылок ныл от натяжения попавших в захват отца волос, тонкая ткань рубашки едва выдерживала вес мужчины, а пуговицы на груди держались из последних сил. Все слова и вопросы застряли на полпути. Страх сковывал, а рука, удерживающая его, приносила в этот смерч надежду и, возможно, уверенность в том, что его не размажет с очередным витком.
— Вперед! — крикнул Пэн, выталкивая его из смерча. Мужчина влетел в помещение, упав на стол, роняя мелкие предметы на пол. Перед его лицом стояла уже знакомая шкатулка. Шляпа. Золотистые руки, покрытые рептилией кожей, покрутили ее вокруг своей оси. Румпель удивленно поднял взгляд, шокировано уставившись на себя, покрытого чешуей, с желтыми, как у ящера, безумными глазами, завитыми жесткими волосами, отливавшими золотом и черными острыми зубами. Когтистая рука подняла над шкатулкой кинжал, открывая ее, высвобождая шляпу.
Резкий рывок за шиворот и Румпеля вновь выбрасывает в смерч.
До слуха доноситься удовлетворенный смех. Едва шок прошел, а в голове сформировалась первая мысль, новый толчок выкинул его в лавку. Мужчина рухнул на одну из стеклянных витрин. Стекло со звоном осыпалось на пол, а маленькие осколки вонзились в ладони. Рядом с ним стоял Крюк и, шантажируя его, просил вернуть руку вместо крюка. С трудом найдя опору, Румпель приподнялся, с удивлением взглянув на антиквара. Мужчина по-лисьи улыбался, вытаскивая из-за прилавка знакомый обрубок пирата.
Хмыкнув, Крюк удовлетворенно отвернулся от него, собираясь покинуть лавку. Румпель с ужасом заметил, как тонкие губы антиквара, улыбающиеся лишь одним уголком, превратились в оскал. Кожа лица на мгновение покрылась чешуей, а глаза блеснули маниакальным золотом. Вытянутые зрачки метнулись к скорчившемуся Румпелю и подмигнули ему.
Новый рывок выкинул его обратно в смерч. Мужчина падал вниз, туда, где воронка становилась все уже и уже. Перед его глазами возник Питер, насмешливо приподняв одну бровь. Его не болтало в этом потоке так, как Румпеля и тот с завистью и злобой уставился на него. Отец расхохотался, схватив сына за грудки.
— Ты все еще не понял? Кто ты? — оскалившись, Пэн с силой оттолкнул его от себя. Мужчину выбросило на лакированный пол знакомого дома. Он проехался на груди, остановившись у чьих-то ног. Женские черные ботинки неловко переминались, а позади них, за закрытой дверью, была спрятана ловушка. Резко развернувшись, поморщившись от боли, Румпель уставился на антиквара, лениво рассказывающего Свон смысл магии.
Он хорошо помнил этот день, тогда, помимо жажды власти, его душила обида за сына. За то, что именно из-за нее он погиб, позволил отцу рассказать, кто забрал их воспоминания, пожертвовав собой. Он был отцом Генри, любил Эмму. Спасительницу. Дитя, которое появилось у Прекрасных не без его помощи. Какая чертовская ирония. Одно дитя забирает другое. Жизнь за жизнь. Судьба одного ребенка в обмен на другую. На мгновение он пожалел, что ему все же не удалось склонить Эмму к тому, чтобы она добровольно вошла в эти двери. Антиквар продолжал ненавязчиво подталкивать ее к правильному решению, а в его руках, рябью, невидимым призраком, мелькала накидка Бэя. Та вещь, что душила их обоих, накидывая петлю воспоминаний на шею. Румпель громко сглотнул, поморщившись от боли в сердце. Вспоминать эти эмоции, проживать эти дни было самым ужасным наказанием.
Новый рывок вновь вернул его в смерч. Румпель размахивал руками, цепляясь пальцами за воздух, стремительно спускаясь вниз по воронке к самому темному жерлу урагана.
— Куда?! — рука Пэна поймала его за ремень. От резкого рывка, Румпель прогнулся в спине, едва не переломив хребет через вонзившуюся в поясницу плотную кожу. Пэн навис над ним, продолжая более медленно спускаться с ним вниз по спирали. Лицо мальчишки было совсем близко и внушало страх. Безумный огонек в глазах сжигал изнутри его потрепанную душу, подбираясь к все еще сопротивляющемуся, живому белому сердцу. — Ты еще не все увидел, сынок! Ты, должно быть, забыл, что у тебя есть семья! Я прав?
— Отец, я не понимаю. Почему ты здесь! — выдавил из себя Румпель, предприняв попытку дотянуться до Питера.
— Напомнить тебе, кто ты! — мальчишка вытолкнул его из смерча, едва не ударив ногой для ускорения. Румпеля выкинуло на старое потрепанное кресло в его лавке, которое покачнулось под его весом. Мужчина попытался зацепиться кончиками пальцев за спинку, но, не удержавшись, перевернулся вместе с ним на пол. Болезненно взвыв, Румпель поднес к глазам ладонь, из которой торчал окровавленный осколок. Сжав крепче челюсти, он резким рывком вытащил стекло, отбросив его в сторону.