- Какими хлопотами ты был озабочен все это время, мэтр Регис? – спросила княженка, проведя его к гостям.
- Очень важными. Я старался решить твою проблему, прекрасная правительница Вырицы.
Злата подняла на него прищуренные потемневшие глаза:
- Вот как? Для моего блага старался?.. И как же? Разрешил все вопросы?
- Почти все, моя повелительница. Один лишь вопрос у меня остался. Может, сама и ответишь?
Регис подошел на два шага ближе, встал напротив Златки:
- Где Мериамла? Куда ты дела её, княженка?
***
Голова девушки стала медленно и высоко запрокидываться, словно она всеми силами старалась отстраниться от надвигающейся беды. Лицо застыло, покрылось мертвенной бледностью. Из-под опущенных век с густыми ресницами темнота смотрела на вампира, а стиснутые до синевы губы словно спаялись, не издавая ни звука.
В полной тишине послышались из глубин холла мерные шаги, сопровождаемые чуть слышным шелестом, сходным со змеиным шипением – это извлек из-за спины свой меч ведьмак Радмир. Одним взглядом одарил он безжизненное лицо княженки, развернулся к остальным, оглядел их угрюмо и твердо, держа меч перед собой.
Молчание длилось. Никто не шевельнулся, не произнес ни слова…
Тогда Радмир с тем же змеиным шелестом закинул клинок обратно за спину, расстегнул пряжку на плече, скинул свой длинный плащ и укутал в него княженку. Подхватил ее, близкую к обмороку, на руки и понес к выходу.
- Регис! Что ты устроил здесь?! – зарычала Йеннифэр. – Куда?.. я не позволю ему!.. Геральт!..
Но Белый Волк только отрицательно покачал головой.
Регис раздумчиво поглаживал бакенбарду.
Тогда Йеннифэр кинулась из залы.
- Остановись, Йен! - приказал Геральт.
Она обернулась, раскинув в стороны руки и пытаясь что-то сказать, но Геральт властно произнес:
- Никто из нас не сможет тут помочь. Никого из нас не пустила она в глубины своего сердца, в самое торнадо ужаса и боли. Лишь его одного. И сейчас он находится в эпицентре… Нам остается только ждать и верить… кто может – и молиться…
- Это работа для ведьмака, Йеннифэр, - подтвердил Регис.
***
… А в эпицентре было тихо. Лишь глухо бились о наледь дороги лошадиные копыта, поскрипывало седло. С низкого неба, медленно кружась, осыпались снежинки. Тишина стояла во всем мире такая, словно пространство и время остановились, поглощенные белесым туманом.
- Куда ты меня?.. – глухо спросила Златка.
- Никуда, - спокойно ответил Радмир. Протянул свободную руку и плотнее укутал ее ноги полой плаща. - Ты ведь именно этого хочешь – не попасть никуда, не видеть никого… не прятать лицо от чужих глаз… провалиться сквозь землю… остаться там, где ничего больше не произойдет… где нечего и некого бояться… ни себя, ни других… а особенно – любимых друзей, которые могут выведать тайну…
Долгое время ничего больше не происходило, только покачивались теплые бока шагающего коня, звонко цокали подковы.
- Закрой глаза. Постарайся уснуть. Я рядом. Я отгоню любой дурной сон. Здесь ничто не произойдет – ни через день, ни через год. Это Эскоттальфаим - Дорога Вневременья. Мы можем ехать по ней долго… сколько захотим… пока не прорастем жилами друг в друга, не покроемся древесной корой – от всего мира, от всех взоров, от всех событий - и горьких, и веселых, и страшных…
- Ты не знаешь… не знаешь…
- Я всё знаю. Сейчас просто усни.
***
- … Личность князя Лишани была очень значимой в Вышеградском королевстве на тот момент. И так как шла упорная борьба за влияние на душу молодого короля, в ход могли пойти абсолютно все средства. Поэтому вопрос – виновна ли в смерти мужа чародейка Мериамла - открыт до сих пор. Очень вероятно, что именно те, кто скрывались за ее фигурой и действительно были виновны, бросили эту женщину на заклание – уж очень единодушно и категорично ее обличили и приговорили.
Мериамла была сильной и опытной чародейкой Вышеграда, пользовалась безусловным покровительством старого короля. Но была у нее одна неудовлетворенная страсть, на которую обречены все колдуньи – она была бесплодна, что само по себе является платой за преображенную природу и колдовское могущество. Увидев на королевском балу красивых детей князя Лишани, чародейка загорелась желанием заполучить их. Злате тогда было пять лет, она обладала характером более сильным, нежели брат, совершенно отцовским характером. Память об умершей матери была еще свежа в девочке, и она категорически не приняла мачеху. Вполне возможно, что первые годы Мериамла старалась действовать исключительно человеческими способами, пытаясь завоевать сердца полюбившихся ей детей. Об этом говорит и то, что она не лишила Злату сильного защитного амулета, унаследованного девочкой от матери. Если и было принуждение, то только потому, что, имея горячий характер и полное отсутствие материнского опыта, Мериамла могла перегибать палку в вопросах воспитания.
Спустя годы, княженка Злата сумела иначе посмотреть на события с мачехой. Рассказывая о суде, она произнесла фразу о том, что сирот принудили присутствовать в зале суда и во время казни, чтобы «произвести впечатление на судей и народ». Княженка стала понимать, что в экзекуции ее мачехи присутствовали больше фарс, политическая постановка, а не торжество справедливости. И на пороге смерти мачеха смотрела только на детей, которых любила, а потом поклялась, что никогда этих детей не покинет, что это всегда будут «её дети». Возможно, это и был тот момент заклятия Джевер Аджимер, которое отразил амулет Златки, а Вышеславу в тот момент «стало плохо». Само по себе это мощное заклятие означает только то, что против его силы нет контрсилы, способной его снять, а что несет на себе само заклятие – порчу, проклятие или приворот, это знает лишь сердце того, кто заклятие послал.
После того, как дети князя Лишани освободились от опеки мачехи, должен был наступить момент их торжества и расцвета. Однако события пошли совсем иначе. Князь Вышеслав, как известно, не смог создать семью и добровольно принес себя в жертву ради спасения своего народа при нашествии чумы. Было ли это действие колдовского проклятия или же нечто другое? Я не имел возможности оценить князя на предмет наличия на нем проклятия, поэтому могу предположить иное. А именно, что никакого проклятия не было вообще. Просто мальчик сумел полюбить свою мачеху, но под влиянием более сильной и авторитарной сестры старался скрывать, утаивать это чувство. Возможно, при даче судебных показаний он заставлял себя повторять вслед за сестрой аргументы не в пользу Мериамлы – по сути, слова предвзятости, обиды, субъективного детского неприятия мачехи. А в дальнейшем – не смог простить себя за это! Брат и сестра всю жизнь крепко дружили, Вышеслав любил и уважал свою сестру, но сознательное или подсознательное, сильное подспудное чувство вины перед казненной мачехой продолжало мучить его все оставшиеся годы. И в результате смерть показалась ему наилучшим выходом.
Что же было со Златой?
Более, чем уверен – тоже самое! Иначе отраженное заклятие Джевер Аджимер не имело бы над девушкой никакой силы. Злата была уверена в своей вине, в том, что именно она способствовала гибели женщины, которая ее любила. Так как уже ничего исправить было нельзя, спустя годы Злата совершила то единственное, что могла – перенесла тело мачехи в освященные пределы кладбищенской ограды и похоронила рядом с могилой отца.
Подтверждение этому я получил, когда Радмир раздобыл и принес мне завещание князя Вышеслава, в котором тот поручает сестре похоронить его рядом с отцом, в могиле матери. Однако при посещении родового кладбища князя Лишани, Злата показала мне три могилы, а не две. Я увидел, что могила княгини Лутеции не была потревожена, но, если княженка похоронила брата рядом с отцом, то значит ли это, что второй пункт его завещания она нарушила? Я понял, что – нет: именно Мериамлу Вышеслав считал матерью и уже тогда он знал о наличии третьей, более свежей могилы в их усыпальнице.
