Сейчас в них звучало больше искренности, отметил Мэл с удовлетворением. Толпа заволновалась, напирая на солдат. Пришла пора заканчивать с благотворительностью — от греха. Как бы всплеск народной любви не обернулся катастрофой: могут ведь и затоптать друг друга, если все сразу возжелают взглянуть вблизи на «чудотворца».

— Что ты ему сказал? — наклонился к плечу Рабби.

— Пожелал здоровья, — ответил Мэл, наблюдая, как пара дородных омег прорывается в первый ряд, активно работая локтями и не обращая внимания на возмущённые окрики. — Давай, братец, быстрее, нехорошо заставлять ждать Людвига у алтаря.

Сама свадьба прошла как в тумане. Сердце стучало, желудок выделывал кульбиты, норовя прорваться в горло, подташнивало, ладони предательски потели, в ушах звенело, в глазах плыло, щёки горели. Казалось, все органы принимают живое участие в церемонии. Кроме мозга. В голове царила пустота. Из последних сил стараясь сконцентрироваться — он же не впечатлительный омега, падающий в обморок от малейшего волнения, — Мэл послушно повторял слова клятвы, говоря чётко и громко. Чтобы ни у кого из присутствующих и тени сомнения не закралось в согласии жениха.

— Можете поцеловать мужа, — наконец важно объявил священник.

Людвиг нагнулся, на мгновение сухо коснулся губ своими и тут же отстранился. Ничего похожего на горячий страстный поцелуй на балконе. Мэл и не рассчитывал, что тот узнает «ночного ангела»: не зря цирюльники извели полбанки отбивающей запах мази, готовя к появлению на публике. От самого Людвига тоже чувствовался лишь аромат духов — но разве в запахах дело? Можно ведь немного теплее отнестись, проявить участие и банальное внимание? Просто потому, что они теперь в одной лодке, и как пройдёт плавание по опасным и бурным волнам во многом зависит от их умения взаимодействовать. «Скалы сами рухнут в море» — не супруги ли подразумевались под скалами в пророчестве? Что-то сегодня всё напоминает о море. И вряд ли это можно толковать как хорошую примету.

Мэл с усилием отбросил неприятные мысли и широко улыбнулся, принимая поздравления с разных сторон. Леит оказался одним из первых, кто выразил почтение королевской чете, и ничто в его внешности не указывало на недавнее недомогание — наверняка обманул всех, старый интриган! Рядом с ним кланялись и желали счастья малахольный подросток-альфа — наследник, и молодой омега с медными кудрями, выбивающимися из-под капора — очередной муж, то ли четвёртый, то ли пятый по счёту.

В протоколе дня после свадебной церемонии значился отдых: встретиться вновь молодожёны должны были уже вечером на праздничном пиру. Но перед возвращением во дворец — на этот раз совместным, а не порознь — им пришлось вновь улыбаться и отвечать приветственными кивками на поздравления толпы, остановившись на вершине соборной лестницы. Дождавшись, пока громкость воплей пойдёт на убыль, Людвиг проигнорировал специально устроенный пологий скат, легко подхватил Мэла на руки из кресла и, спустившись по ступеням, занёс в карету, вызвав ещё один шквал одобрительных возгласов.

Глядя каждый в своё окно и синхронно делая взмахи ладонями, новобрачные попрощались с теми из подданных, кто ещё не спешил за бесплатной выпивкой: как раз к окончанию церемонии на площадь подвезли бочки с вином.

— Вы хорошо держались, — повернулся Людвиг, когда они выехали с улиц на ведущую во дворец дорогу. — И головной убор, хоть и необычный, но вам к лицу. Если мне не изменяет память, в чём-то похожем вы были на портрете. — Не дождавшись отклика, он продолжил: — Кстати, как зовут того художника, что его написал? На меня произвело впечатление его мастерство. Я хочу пригласить его в Брингундию.

— Что? — Мэл, уставший, будто после целого дня на охоте, откинулся вглубь сиденья.

О чем речь вообще? Разве Людвиг не должен был тоже волноваться и нервничать, а сейчас испытывать опустошение и дезориентированность, не понимая, чего ждать от будущего? Ах да, у него ведь второй брак — ничего нового не произошло, почти рутинные обязанности. Подумаешь, очередная свадьба — какие мелочи.

— Кого пригласить?

— Художника, — с терпеливым вздохом пояснил Людвиг. — Ему удивительно удалось передать сходство. Кто он? Как его имя? Он, должно быть, очень известен в Триднесте?

— Известен…

Мэл осознал услышанное и чуть дар речи не потерял от возмущения: сходство?! Да ничего общего не имелось между ним настоящим и получившимся на портрете каким-то слабоумным уродцем с рыбьими глазами и отвисшей нижней губой!

— Его имя? — переспросил Мэл, усилием воли держа себя в руках: начинать супружескую жизнь со скандала точно не стоило. — Я не помню, — мстительно заявил он.

— Не страшно, я спрошу у принца Рабби, — ответил Людвиг мягко, но на лице читалось сомнение в умственных способностях собеседника, кто не может с первого раза понять, о чём его спрашивают, и даже не в силах запомнить имя живописца, которому позировал не один день.

Мэл прикусил губу: он планировал, оставшись наедине с Людвигом, предупредить об опасности и посоветовать быть внимательней с ближайшим окружением. Но откуда лишённый возможности передвижения «глупый и больной» принц мог бы узнать о заговоре? Нет, Людвиг не поверит его словам. Вон и так смотрит, будто на круглого дурака. А сейчас признаться в обмане… Мэл поёжился, представив реакцию. И о дальнейшем доверии между ними можно будет забыть. Нет, пока не время для откровений.

— На моей родине существует обычай, — Мэл сложил губки бантиком и захлопал ресницами: хочется Людвигу думать, что омеги — пустоголовые куклы, годные лишь для постельных утех, пусть и дальше думает. — Новобрачные на пиру пьют из одного кубка. Позволено ли мне попросить о его соблюдении?

Такой обычай действительно был — символизировал готовность супругов разделить горести и радости, всё, что отмерил им бог в единую для двоих чашу. Но Мэл умолчал, что обычно ограничивались одним глотком, а дальше каждый пил из своей.

— Да, я уважительно отношусь к традициям Триднеста, — кивнул Людвиг. — Прикажу подать нам один кубок.

Вряд ли кардинал рискнул бы подливать зелье прямо на свадьбе, но теперь уж точно не станет. Не безумец же он травить сразу обоих?

— Благодарю-ю, — Мэл склонил голову, глядя исподлобья и манерно растягивая гласные. — Вы такой душка-а…

Похоже, немного переиграл: лицо у Людвига сделалось, будто глотнул прокисшего молока. Но голос прозвучал весьма доброжелательно:

— Есть ли у вас ещё какие-то пожелания?

«Перенести брачную ночь на пару лун!» — чуть не сорвалось заветное. Мэл вовремя прикусил язык и растянул губы в улыбке:

— Полагающиеся мне отныне покои рядом с вашими на втором этаже, но там лестница и я бы хотел пока…

— О, не волнуйтесь, — Людвиг прервал его движением руки. — Я уже распорядился: на ступенях установят пологий скат для удобства вашего передвижения.

— Так любезно с вашей стороны, — пришла пора Мэла внутренне кривиться: он-то рассчитывал остаться в прежних комнатах. — Я тронут вашей заботой.

Она бы не потребовалась, если бы Людвиг женился на ком угодно, кроме него. «Какого же черта ты взял в мужья калеку?!» — мысленно крикнул Мэл, прижимая ладонь к груди и продолжая изображать благодарность. Спросить что ли в лоб?

— Могу я узнать…

И в этот момент, словно по закону подлости, карета остановилась — приехали.

— Договорим вечером, — светски улыбнулся Людвиг. — Я буду счастлив ответить на все ваши вопросы.

Мэл смиренно вздохнул и сложил руки на коленях, приготовившись терпеливо ждать, пока его будто куль с мукой перенесут в кресло. Вряд ли удастся что-то обсудить на празднике: кругом будут люди, но впереди брачная ночь — тогда никто не помешает разговору по душам.

Комментарий к

¹ Фраза «Делай, что должен, и свершится, чему суждено» — принадлежит древнеримскому императору Марку Аврелию.

² Арселе́ (фр. arcelet) — женский головной убор 1510 — 1600 гг. Представлял собой металлический ювелирной работы каркас в форме сердца (или в форме подковы), надеваемый на плотный чепец. В Англии арселе получил название французский капюшон (англ. french hood).