Папа покивал:
— Нашими доброжелателями при королевском дворе Брингундии запущены две версии слухов: по одной у тебя ещё в детстве отнялись ноги после неудачного покушения, по другой ты получил травму недавно на охоте. Неизвестно, в какую поверил Людвиг, но он прекрасно знает, что дыма без огня не бывает, и не сомневается, что ты, хоть и способен к деторождению, ходить не можешь. И барон это сейчас подтвердит, отправив голубя.
— Но моя увечность не заставила Людвига выбрать Джоки или Николь, или Ирвина? — удивился Мэл, перечислив братьев-омег. — Они ведь не против замужества, и они старше, разве это вообще допустимо, чтобы я в обход их замуж выходил? Да даже Рабби не женат! — перешел он к альфам. — Только Каллум и Эррол омег привели.
— За братьев не переживай. О себе беспокойся, — нахмурился папа. — В Брингундии порядки не как у нас. Это Френг, твой отец, добрый и справедливый правитель, кто готов любого бедняка выслушать, его любят, а не боятся. Я не хочу сказать, что Людвиг плох, но у него королевство большое, до окраин не дотянешься: между народом и королем пропасть. Среди придворных процветают интриги, зависть и заговоры. Каждый норовит свои интересы пропихнуть. От тех же доверенных лиц известно, что на выбор жениха повлиял советник, науськанный нынешним фаворитом Людвига.
— Не хочет конкурента, — догадался Мэл.
— Судя по собранным сведениям, он из благородного, но обедневшего дворянского рода. Замуж его, конечно, Людвиг не возьмет, но амбициозный юноша рассчитывает родить ребенка и добиться признания бастарда наследником. Ведь предыдущий супруг короля скончался, так и не оставив детей. А от мужа-калеки вероятность появления здорового потомства невелика. Да и сам болезный вряд ли долго протянет в суровом северном климате.
— И всегда можно помочь ему освободить трон. А смерть списать на естественную причину, — задумчиво подытожил Мэл.
— Именно, — согласился папа. — Идя у тебя на поводу, желая уберечь от навязанного брака, мы совершили с отцом огромную ошибку, загнав всех нас в ловушку. Отказ Людвиг не поймет и, безусловно, воспримет как оскорбление. Дипломатические соглашения будут разорваны, доступ к морю заблокирован, прекратится торговый поток, казна лишится огромных средств, нечем будет платить армии, а на границах снова станет неспокойно, придется поднимать налоги, народ начнет роптать, будут вспыхивать восстания, страна погрузится в хаос…
— И нам всем отрубят головы заговорщики, как прапрадедушке Неосу, — завершил Мэл перечисление неминуемых бед, если король Людвиг не получит жениха на блюдечке. — Я понял, па. Придется чудесным образом выздороветь.
— А вот с этим спешить не надо, — резко сменив тон с упаднического на деловой, заявил папа. — Мы всю ночь обсуждали с твоим отцом как лучше поступить и пришли к выводу, что самым разумным будет какое-то время поддерживать миф о твоей беспомощности. Пусть противник тебя недооценивает.
— Противник?
— Граф Дебри, фаворит, — напомнил папа. — Знаешь, как говорит простой люд: «Ночная кукушка дневную перекукует». Ох, чувствую, что придется с Дебри повоевать за власть. Так просто он Людвига из своих рук не выпустит. А тебе для жизни без опаски надо, чтобы муж к твоему голосу прислушивался.
— Ничего, — ухмыльнулся Мэл, — кто предупрежден, тот вооружен. Но как я отправлюсь к своему будущему су-упругу, — издевательски протянул он, — если не могу нормально передвигаться? Вначале, понятно, в карете, а потом? Меня придется кому-то нести?
— Папа всё предусмотрел, — самодовольно заявил папа и, ухватив со столика медный колокольчик, принялся им трясти: — Эби, кресло для Мэла!
Через минуту камердинер вкатил в комнату нечто, отдаленно напоминающее громоздкий трон с массивными подлокотниками, стоящий на деревянных колесах с железными ободами и какой-то плоской торчащей железякой у основания. Конструкция походила на варварское приспособление для пыток. Только гвоздей остриями вверх в сиденье не хватало.
— Это что? — с ужасом спросил Мэл.
— Твоё самоходное кресло! — с гордостью ответствовал папа, сделав знак, что Эби больше не нужен. — Если толкать ладонями колеса, оно едет. По крайней мере, должно, — добавил он с некоторым сомнением. — А если дёрнуть за тот рычаг, останавливается. Мастер божился, что всё сработает как надо.
— Ох ты ж дырявые панталоны святого Рудрига! — благоговейным шепотом воскликнул Мэл и незамедлительно получил подзатыльник за святотатство.
— Полгодика-год покатаешься, а потом можешь и на ноги встать, если обстановка позволит. Съездишь в какой-нибудь монастырь, приложишься к святым мощам и — о чудо! — встанешь.
— Полгодика-год?! — взревел раненым оленем Мэл. — Да я это чудовище с места не сдвину!
— Захочешь — сдвинешь. Кстати, можешь пока потренироваться, — сделав изящный жест кистью, великодушно разрешил папа и поднялся. — Ладно, сын. Чему быть, того не миновать, а всё в руках божьих, — он перекрестился. — Я буду молиться за тебя. Но молитвы молитвами… — он приблизился к креслу: — Смотри, рычаг вынимается, и его…
— Можно использовать как короткий меч! — Мел, тоже вскочив с кровати, подлетел к деревянно-железному страшилищу. — Ух ты! — и, выхватив из рук отца «рычаг», сделал несколько рубящих движений.
— А в подлокотнике вот что, — папа нажал на незаметный выступ и часть деревяшки отошла, обнажая углубление, в котором поблескивали два флакона темно-синего и красного стекла. — В красном сильнейший яд — это на крайний случай. А в синем противоядие. Оно, конечно, поможет не от всех ядов, но МакЛури клялся, что основные обезвредит. Надеюсь, тебе не понадобится ни то, ни другое. Но помни, что основная твоя сила в слабости! Пока тебя не принимают за серьезного соперника…
— Да-да, — откликнулся Мэл, не слушая и заставляя короткий меч выписывать восьмерки в воздухе.
Папа хотел что-то еще добавить, как в комнату завалились полным составом братья: альфы дружно высмеяли «огрызок, а не оружие», но сразу же стали показывать с ним различные приемы, омеги реагировали на их прыжки и выпады восторженным визгом и одобрительными криками, наперебой принявшись давать советы Мэлу в будущей семейной жизни и перекидываясь сомнительной добродетели шуточками, заодно испытывая новое средство передвижение братишки. Начался обычный в семействе Кэмпбеллов шум и гам, случающийся каждый раз, когда все семеро детей находились в одном помещении без строгого взгляда отца.
========== Часть 2 ==========
После пересечения пограничной реки Лиль ландшафт начал меняться: горы вокруг становились всё более пологими, пока вовсе не превратились в редкие холмы.
— Сколько плодородной земли! — восхищался Якоб, сидевший напротив Мэла в карете и с жадностью рассматривающий открывающиеся виды. — Наверное, здесь не знают недостатка в хлебе.
— Наверное, — буркнул Мэл, не глядя в окно.
Восторги Якоба раздражали, а продолжавшаяся вторую неделю поездка утомила до крайности. Безвылазно находиться в карете целыми днями оказалось тяжко. Из-за вранья, вынуждающего притворяться немощным, Мэл не мог ехать верхом, не мог даже пройтись на привалах. А в какой кошмар превратилось отправление естественных надобностей? Свой позор в первый день пути Мэл, наверное, до смертного одра не забудет. А всё Якоб, навязанный папой в личные камердинеры: «Мальчишка шустрый. Дурачок, конечно, но зато преданный — не выдаст». Преданность только время покажет, а вот насчёт дурачка папа как в воду глядел.
— Скажи барону сделать маленькую остановку, — попросил Якоба Мэл через несколько часов после отъезда из отчего дома.
Узкая горная дорога шла между скалой и обрывом — место для задержки неподходящее, Мэл это понимал, но терпеть зов природы был уже не в силах. А при тряске использование «ночной вазы» превращалось в крайне сложный процесс. Что сделал бы сам Мэл на месте слуги: спрыгнул бы с подножки кареты, благо двигался обоз со скоростью улитки, добежал до барона и тихонько передал требуемое. Но Якоб вместо этого высунулся по пояс из окна и, пугая лошадей, заорал на все окрестности: