— Поможет ли что-то Якобу от последствий его… м-м, неумеренности? — спросил Мэл холодно.
— Больше пить, больше спать, — пожал плечами лекарь. — Жидкость выведет остатки снадобья из организма. Никаких зловредных последствий для юноши не будет, поверьте. Давайте ему много питья, и уже завтра не останется и следа его недомогания.
Хм, а Джон-то не дурак, решил Мэл, вспомнив, как тот пытался напоить Якоба из кружки.
— Вы позволите мне его осмотреть?
Вместо ответа Мэл ухватился за ободы колёс кресла, проворачивая, и первым направился в спальню.
Бормоча себе под нос непонятные, похожие на заклинания, фразы, Джемисон проверил у Якоба биение сердца, оттянув веки, заглянул в глаза, заставил открыть рот и высунуть язык.
— Удивительного здоровья юноша, — наконец вынес лекарь свой вердикт. — К вечеру будет на ногах. Но впредь ему стоит быть воздержаннее!
Непривычно тихий и подавленный Якоб поёрзал, заливаясь стыдливой краской по самые уши. Он залепетал что-то оправдательное, но затих под строгим взглядом — не хватало еще, чтобы при посторонних начал о вчерашних похождениях живописать.
— Что ж, пожалуй, я дам шанс продемонстрировать преданность короне… — начал Мэл, когда они с Джемисоном вернулись в гостиную, оставив Якоба и дальше мучиться угрызениями совести, то есть, отдыхать и набираться сил.
— Всё исполню! Opera et studio докажу, что верен! — пылко воскликнул Джемисон.
— Какое зелье может лишить воли и превратить человека в послушную куклу? — спросил в лоб Мэл, пристально наблюдая за реакцией.
Лекарь изменился в лице, красные пятна сменила мертвенная бледность.
— Нет-нет, даже не просите! Я не смогу, сказано: «Noli nосerе», — не вреди! Джемис Джемисон никогда своих рук не марал и не замарает изготовлением дьявольской отравы! — он важно раздулся и стал поразительно похож на морщинистую жабу в своём болотном одеянии. — И вы, принц, не берите грех на душу, хоть пытайте, хоть казните, но тут я вам не помощник!
Вот ведь неймётся на эшафот взойти. Но похоже, старикашка не врёт, и Людвига не его стараниями одурманивали.
— И не собирался, — прервал Мэл гневный клёкот. — Мне наоборот нужно средство, что могло бы снять последствия этой самой дьявольской отравы. У моего брата, принца Рабби возникло подозрение, что кто-то пытается воздействовать на короля.
И Мэл вкратце описал симптомы и поведение Людвига, не забывая уточнять, что лишь передаёт слова брата, кто и являлся очевидцем подозрительных странностей. За время рассказа Джемисон то краснел, то вновь бледнел, подпрыгивал и нервно потирал ладони, бубня явно какие-то ругательства на латыни.
— Один из моих собратьев по ремеслу вступил на путь зла, — пафосно сообщил он, теребя бороду. — Но дело своё знает. Сложнейший рецепт, тут требуются знания и опыт! Даже талант. Кто же, кто же это может быть? Брунгильд давно мёртв, Шаймэ не настолько смел, Лислан неопытен… Кто же смог сотворить подобное у меня под носом?!
— Мне тоже любопытны имена исполнителя и заказчика, но сейчас речь не об этом. Получится изготовить противоядие?
— Разумеется! Сей же час приступлю! Спать не буду, пока не сделаю! Я — Джемис Джемисон! Nomen est omen!
Кто кого ест Мэл не стал разбираться. Взял клятву о молчании и выставил неуёмного старикашку прочь. Эх, проследить бы куда тот отправится: к себе выполнять обещание или побежит кому-то рассказывать, что злой умысел против короля отныне не тайна. А что, собственно, мешает проверить? Риск, конечно, но… Джемисон ковыляет медленно, а солдаты Рабби не заглядывают каждый раз слугам в лицо и про недомогание Якоба никто не в курсе. Решено! Вскочив с кресла, Мэл тут же плюхнулся обратно, вовремя вспомнив про меры предосторожности.
— Па-ат! Пат! — забыв про колокольчик, закричал он. И когда бета явился на зов, отдал распоряжения: — Я плохо спал ночью, изволю сейчас почивать, не сметь меня беспокоить. Якоб отправится в библиотеку, он знает, какие книги мне нужны, а ты сиди в приёмной и говори всем, буде кто придёт с визитом, что принц не принимает. Ясно?
Тот склонился в поклоне, заверяя, что не подведёт. За Патом пришёл черед Якоба получить указание. Прыгая перед кроватью на одной ноге, чтобы натянуть узкие штаны, что стали восприниматься уже своими — слишком часто в них приходилось облачаться, Мэл поведал Якобу свой план.
— Сейчас догоню Джемисона и прослежу, куда он направился.
— Опасно, принц, — приподнялся Якоб на подушках. — Давайте, я? Вам не стоит…
— Ты уже вчера нагеройствовал, теперь лежи, похотливый сластолюбец! — глупый мальчишка покраснел, словно мак. — Чтобы из спальни ни шагу! Меня будешь изображать, если вдруг Пат кого-то пропустит сдуру.
— Да как же? Я ведь не смогу…
— Одеялом укройся с головой и бурчи «вон» да «прочь», ничего сложного, — пожал плечами Мэл, завязывая ленты капора. — А я быстро, одна нога там, другая здесь!
При свете дня дворец выглядел совсем иначе, чем ночью, не мрачным, а торжественно-нарядным, но Мэлу некогда было крутить головой по сторонам, разглядывая убранство. Со всех ног он помчался к парадному выходу и успел заметить болотный плащ в глубине подъездной аллеи. Отчасти это подтверждало невиновность лекаря: если бы тот состоял в заговоре — отправился бы не к себе домой, а прямиком к заказчику, наверняка проживающему во дворце. Но все-таки нельзя исключить, что Джемисон мог подозревать о возможной слежке и именно поэтому не спешил выдавать свою связь с кем-либо. Мэл решил его проводить до конца пути. Да и город хотелось посмотреть вблизи, а не из-за шторки кареты.
День радовал ясной погодой, на улицах царило оживление, и Мэл, влившись в толпу, с любопытством рассматривал вывески и прохожих, но не терял из вида фигуру Джемисона. Доведя того до дверей с изображениями змеи и чаши над притолокой — не соврал старикашка, что домой поспешит, — Мэл счёл миссию выполненной. И с чистой совестью побрёл гулять, наслаждаясь свободой и удивляясь высоким, в три этажа, но узким зданиям. В Триднесте строили не так, не лепили дома вплотную. Выйдя на площадь и остановившись возле высоченного собора, Мэл задрал голову, рассматривая каменных тварей, рассевшихся по краю крыши. От восхищения неизвестным мастером, сумевшим сотворить диковинных созданий, будто живых, отвлекла раздавшаяся за спиной песенка.
Ах, что же делать, если муж,
От ласк твоих уже не дюж,
Лежит в земле сырой?
Ты не грусти, женись ещё,
Ты делай, как король —
Тащи калеку под венец!
Траля-ля-ля, траля-ля-ля,
Какой он мо-ло-дец!
Тащи калеку под венец,
Коль больше некому тебе
Присунуть свой конец!
Вздрогнув, Мэл обернулся: мерзкие глупости распевал уличный оборванец. А проходящие мимо горожане, вместо того, чтобы пресечь на корню возмутительные оскорбления в адрес короны, поощряли его смехом и хлопками. И даже бросали медные монетки в грязные лапищи, ловко подхватывающие подаяние на лету.
— Замолчи, негодяй! — Мэл топнул ногой по мостовой.
— Смотрите-ка, дворцовый лизоблюд выискался! — выкрикнул оборванец, скорчил рожу и высунул язык. А после запел ещё громче: — Коль не даёт тебе никто, воротят нос окрест, ты поступай, как наш король, бери в мужья бревно!
И остальные подхватили припев:
— Траля-ля-ля, траля-ля-ля, бревно не убежит!
Злые слезы выступили на глазах у Мэла. Что же это такое?! Как они смеют?!
— Да я вас!.. Стража! — оглядываясь вокруг, завопил он. — Вас всех повесят!
Кто бросил в него первым комок уличных нечистот, Мэл не увидел. Но через мгновение на него обрушился шквал дурнопахнуших снарядов, пачкающих одежду. А кто-то запустил камень, больно стукнувший в плечо.
— Ату его, ату! — бесновался оборванец, подзуживая быстро собирающуюся толпу.
Мэл растерянно озирался, с ужасом видя вокруг лишь озлобленные лица. Того и гляди разорвут. «Вовремя отступить — не означает признать поражение», — принадлежащее кому-то из предков высказывание оказалось как нельзя кстати. Он бросился прочь под свист, улюлюканье и толчки с разных сторон, кто-то дёрнул его за рукав, кто-то подставил подножку, но Мэлу удалось вырваться, получив напоследок удар чем-то жёстким между лопаток.
