— Ваше величество? — спасением прозвучал от балконных дверей родной голос: Рабби пообещал не оставлять короля без присмотра — Рабби держал слово.

Не брат, а благословение господне! Воспользовавшись тем, что Людвиг на мгновение отвлёкся, Мэл вывернулся из-под его руки, нахлобучил капор как можно ниже и тенью прошмыгнул мимо брата обратно в зал. Оттуда быстрым шагом, не поднимая головы и не глядя по сторонам, выбрался в коридор, где и припустил со всех ног, не разбирая пути.

Остановился Мэл после нескольких поворотов, выскочив на площадку чёрной лестницы — то ли по которой они шли вчера с Якобом, то ли другой. Прислонившись спиной к стене, Мэл перевёл дух, приходя в себя. Господи, ну почему он такой бестолковый? А ещё Якоба дурачком считал! Кто же после купания, когда вода смыла все посторонние запахи, оставив лишь природный, вновь выходит на люди? Только пустоголовый болван! Хоть бы Рабби не понял, кто был с Людвигом на балконе — иначе точно выставит охрану под окнами. Ох, но как же Людвиг целуется… Начав спуск по ступеням, Мэл мечтательно улыбался, не задумываясь, куда именно ведёт лестница, и только поняв, что вышел вовсе не к кухне, остановился и завертел головой по сторонам. Направо или налево? Решив, что рано или поздно выйдет к знакомому месту, Мэл двинулся влево по длинному проходу, жалея, что остался без источника света — редкие масляные лампы почти не освещали путь.

Сделав несколько шагов, он услышал тихий жалобный стон. Подобравшись поближе к двери, из-за которой донёсся звук, Мэл прижался к ней ухом.

— Прошу, не мучай меня, — умоляющий голос принадлежал Якобу.

Мэл огляделся по сторонам в поисках хоть чего-то, что можно использовать в качестве оружия, но коридор оказался безнадёжно пуст. Молясь, чтобы петли не скрипнули, Мэл осторожно толкнул тяжёлую створку и заглянул внутрь. В мерцающем свете свечей перед ним предстала страшная картина: Якоб со связанными впереди руками сидел на кровати, а над ним склонился огромный альфа, пытающийся своей жертве что-то влить в рот из большой глиняной кружки.

— Пей, говорю! — угрожающе рычал он, а Якоб сжимал губы и отворачивался.

Ах ты гад! Мэл более не рассуждал ни секунды. Ворвавшись в комнату, он схватил за ножку табурет, замахнулся и со всей силы обрушил его на плечи и затылок злодея. Тот, крякнув, повалился на пол.

— Якоб! Ты живой? — бросился Мэл к мальчишке и принялся распутывать верёвки на его запястьях.

— Принц, он меня не слушал, — хныкающе пожаловался Якоб, блестя влажными глазами. — А я так хотел…

— Потом расскажешь! Боюсь, он недолго пробудет в беспамятстве, — словно в подтверждение слов великан зашевелился, что-то нечленораздельно промычав. — Бежим!

С силой дёрнув вялого — наверное, от пыток и издевательств ослабел — Якоба за руку, Мэл стянул его с кровати и поволок за собой. Что же за судьба такая — вчера от одного альфы бегали, сегодня от другого, будет когда-нибудь спокойная жизнь?! Якоб спотыкался, вяло перебирая ногами, цеплялся за все углы, что-то возмущённо, но неразборчиво бормотал и вообще вёл себя странно, совершенно не помогая делу спасения от своего мучителя. Но, слава всем святым, погони не последовало. Только удалившись достаточно далеко от комнаты похитителя и перейдя на шаг, Мэл почувствовал исходящий от Якоба явственный аромат свежескошенного сена и зелёных яблок.

— У тебя течка, что ли, началась?

— Н-нет! Не время же. Это, наверное, от тех пилюль, что вы мне подарили, — признался тот, останавливаясь и вытирая лоб ладонью. — Ох, аж посейчас в пот бросает и в грудине горячо, и между ног, и… — он выдохнул с томным стоном, — и Джона охота-а… А он сказал: «Не-ет!», он меня не захоте-ел, — проныл Якоб, повиснув на локте у Мэла. — Руки мне связал, чтобы я не лез, и нос себе заткнул тряпицами! Это потому что я уро-од! Давайте, вы ему прикажете?! Вернёмся, и вы прикажете? Ну пожалуйста! — и потянул в сторону, откуда они бежали.

Мэл сжал зубы, понимая, что всё оказалось совсем не так, как выглядело на первый взгляд и для ругани не время и не место. Как бы ни было сильно́ желание стукнуть Якоба по его дурной макушке, надо действовать миром и убеждать словами. Пока не прекратится действие пилюль и мозги — жалкая горстка овечьего помета, что болтается в белобрысой голове — не встанут на место. А лекарь, клистир ему в одно место, ещё ответит за своё снадобье: «Бодрит ум, веселит душу…», — обхохочешься, как веселит! А если бы Мэл принял, то с кем бы он сам пошёл удовлетворять свои неожиданные потребности? Ведь к неожиданной течке оказался бы, как вот и Якоб сейчас, не готов.

— Мы сейчас вернёмся в мои покои, — начал Мэл обманчиво мягким голосом. — Ты умоешься, причешешься, я дам тебе свою шёлковую рубашку, станешь самым красивым, тогда этот Джон… — он перевёл дыхание, мысленно извинившись перед незаслуженно пострадавшим альфой. А крепкий мужик оказался, раз устоял перед призывно пахнущим омегой, не воспользовавшись так настойчиво предлагаемым. С понятием чести, даже удивительно для простолюдина. — Он точно не откажет.

— Правда?

— Правда.

— Хорошо, — разулыбался Якоб. — Я согласный!

— Ну слава богу, — выдохнул Мэл. — Шевели ногами, наказание моё…

Поплутав по коридорам, им удалось выбраться к парадной лестнице. Стражники у дверей даже не проснулись, когда две тонкие фигурки тихо пробрались между ними, осторожно переступив через скрещённые наконечники алебард, перегораживающие выход.

========== Часть 10 ==========

Вызванный с утра пораньше лекарь Джемисон клялся и божился, что его снадобье абсолютно безвредно и, принятое в нужных дозировках, лишь облегчило бы исполнение супружеского долга в брачную ночь для целомудренного и оттого стыдливого омеги.

— Ne quid nimis! — напоминая бесноватого, он раскачивался с пятки на носок, не замечая, что подолом коричнево-зелёного балахона метёт пол. — Aliis ne feceris, quod tibi fieri non vis — мой нерушимый принцип! Вот уже много лет! Верой и правдой! Из лучших побуждений! А вы! Nefas! — Джемисон ткнул пальцем вверх и схватился за грудь, задыхаясь.

Мэл указал ему на стул, милостиво позволяя сесть, и позвонил в колокольчик. Явившийся на вызов Пат был срочно послан за водой: как бы разволновавшийся старик не схватил свой «нефас» раньше времени, что бы это ни значило. Приняв из рук перепуганного слуги стакан и сделав несколько глотков, Джемис смог продолжить более спокойно и без постоянных выкриков на латыни.

— И вода, — он взболтал остатки в стакане, — выпитая сверх меры, нанесёт вред, а не пользу. Что уж говорить о лечебных снадобьях? Употреблённые без ума, они станут ядом! Принимая по одной пилюле на ночь, как я вам и советовал, через месяц вы бы взошли на брачное ложе с улыбкой на устах и желанием близости! — Джемис посмотрел с укором: — А сколько съел ваш слуга? Верно, не меньше дюжины?

В изъятой у Якоба шкатулке оставалось всего около десяти горошин. Если изначально их было тридцать… Мэл красноречиво вздохнул и расправил фалды на рукаве.

— У меня и в мыслях не было причинить вам вред, ваше прекраснейшее высочество, — продолжил лекарь, правильно истолковав молчание. — Ни вам, ни его величеству Людвигу, коего знаю с младенчества и люблю всем сердцем! Упаси бог! Я лишь хотел уберечь короля от повторной участи вдовца, а вас от судьбы несчастного Бриена, который из юношеского максимализма и упрямства не смог смириться с предначертанным жребием, — Джемис допил воду залпом. — А теперь, если желаете, велите меня казнить! Но моей вины в случившемся с вашим слугой нет!

— Верю, — произнёс Мэл, всматриваясь в блестящее от пота и покрытое красными пятнами лицо лекаря: распереживался тот не на шутку, и притворства не заметно.

Но главное — ближе к утру Якобу стало лучше. Спал жар, утихло желание немедленно заполучить альфу, он перестал метаться, как в бреду, и мирно заснул на кровати Мэла, посапывая и мечтательно улыбаясь. Сам же Мэл так и не сомкнул до зари глаз, лёжа рядом с Якобом и думая о скорой свадьбе — тогда ему придётся разделить постель с Людвигом. В словах лекаря заключалась доля истины: первая брачная ночь пугала. Но знать об этом Джемисону вовсе не обязательно. Нечего лезть, когда не просят. Благими намерениями известно куда путь вымощен.