— Ну я же говорил, короля чем-то опоили, мало ли что ему могло привидеться? Если бы ты внимательней следил за тем, что он пьёт, этого бы не случилось! — Нападение лучшая защита.

Рабби помрачнел:

— Не нравится мне всё это… Но ты прав, мне следует чаще находиться вблизи Людвига, насколько бы это ни выглядело навязчивым. Пойду к нему, — он поднялся. — А ты сиди у себя! Мне что, под окно к тебе ещё стражу выставить, чтобы исключить вылазки?

— Не надо, — нахмурился Мэл. — Я никуда не пойду.

«Сегодня», — уточнил он мысленно.

— То-то же! — Рабби ещё несколько мгновений изображал из себя грозного старшего брата, а после наклонился и обнял: — Ничего, малыш Мэлли, вместе мы справимся.

Мэл в этом и не сомневался.

Он действительно не собирался покидать отведённые ему комнаты: вчера приключений хватило, можно одну ночь провести спокойно, как просит брат. Пытаясь хоть как-то заглушить тревогу о запропастившемся невесть куда Якобе, Мэл приказал натаскать горячей воды и долго плескался в купальне, бдительно следя, чтобы не шевелить ногами и не выдать себя перед Патом — тренировка на будущее не помешает. После ему неторопливо высушили и тщательно расчесали волосы. Но, как ни тяни время, день длиннее не станет. Пришла пора укладываться в постель, а Якоб так и не появился. И посланный на розыски один из охранников вернулся ни с чем, только руками развёл.

Нарушать слово недостойно особы королевской крови, но Мэл нёс ответственность за Якоба и счёл долг перед ним весомее данного брату обещания. Да, скорее всего мальчишку разыскать не удастся, но и сидеть сложа руки невыносимо. «Когда не знаешь, что делать — делай хоть что-нибудь!» — сей девиз по утверждению семейных хроник принадлежал одному из королей Триднеста, прозванному в народе Безумным. Чем обычно заканчивались деяния предка, Мэл предпочёл не вспоминать. Он объявил, что ложится спать, наказал под страхом смерти не беспокоить и никого, кроме Якоба, когда тот вернётся, не пускать внутрь.

Выполнив необходимые меры предосторожности, Мэл пробрался в каморку слуги и облачился в привычную уже одежду, что и прошлой ночью, только капор пришлось взять другой: удобного вчерашнего не обнаружилось. На крюках, вбитых в стену, одиноко висело уныло-коричневое уродство — один из трёх головных уборов, имеющихся в гардеробе слуги. Якоб ушёл в синем, а куда подевался темно-зелёный? Оглянувшись вокруг, Мэл напряг память, пытаясь вспомнить, куда же делся злосчастный чепец. И застыл, вспомнив, как сорвал его с головы в часовне и зашвырнул в угол. А после, конечно же, напрочь про это забыл, торопясь убраться подальше от Людвига. Но если бы капор кто-то подобрал, то история с ангелом наверняка обросла бы пикантными подробностями. Увязать омежий аксессуар с видением короля много ума не требуется, а слухи — как жухлая листва на ветру, разносятся быстро и далеко. Раз никто ни полслова не сказал, ни самого что ни на есть малюсенького намёка не сделал, значит… значит, никто капор в углу не заметил, и он там так и лежит!

Предусмотрительно захватив подсвечник с двумя свечами — хватит с него блужданий в темноте, Мэл тихо и осторожно вылез из окна. Памятуя о безалаберности дворцовой стражи, он прямиком отправился через парадный вход и оказался прав: два упитанных альфы в кирасах лишь взглянули на него мельком, но останавливать и расспрашивать не стали, видимо, решив, что спешащий куда-то слуга угрозы представлять не может.

«Выгоню, когда стану о-королём, начальника охраны к чертям собачьим!» — решил Мэл, беспрепятственно оказавшись внутри. Но планы планами, а что делать сейчас? Сперва он отправился в часовню и обшарил все углы, даже заглянул под скамьи и за алтарь, обнаружил обрывок шнурка и стеклянную пряжку с чьей-то туфли, но капор не нашёл. Кто-то его забрал. Раздумывая, чем это может грозить — всё-таки определить хозяина среди сотен дворцовых слуг не так-то просто: не будешь же каждого обнюхивать, — Мэл вернулся в холл, поднялся на второй этаж и повернул в сторону, откуда доносился шум голосов. В конце коридора через распахнутые двери виднелся зал, полный людей, лилась музыка, звучал смех. Конечно, ведь только жениху-омеге положено скучать до свадьбы и ложиться спать с закатом, а жениху-альфе почему бы и не развлечься… вторую ночь подряд. Несправедливо! Бесшумно ступая, Мэл подбирался ближе: может, Якобу велели прислуживать здесь, и он не посмел ослушаться? Но почему не смог предупредить?

— Эй! — раздался окрик сзади. — Якоб! — Мэл замер, не донеся ногу до пола. — Вот хорошо, что ты пришёл, — его догнал запыхавшийся слуга-бета с бутылками в руках. — Будь другом, отнеси на тот дальний стол у стены, — не глядя на Мэла, он мотнул головой вглубь зала. — Загоняли совсем! Сейчас ещё закуску надо состряпать, ох, а Джон как назло разболелся к вечеру… Давай, я подсвечник заберу, а ты вот, держи!

Опустив пониже голову, Мэл молча отдал подсвечник, принял бутылки и прижал их к груди. Неудивительно, что незнакомый бета обознался, приняв за Якоба: телосложение одинаковое, одежда слуги хранит его запах, а лицо в полумраке надёжно скрывают полы капора.

Но «хорошо, что ты пришёл», — значило, что самого Якоба тут нет, хотя, осмотреть зал всё же не помешает. Деловито продвигаясь вдоль стены и искоса поглядывая на пёструю толпу, Мэлу удалось, не привлекая ничьего внимания, добраться до нужного стола и пристроить на него бутылки. Убедившись, что Якоба внутри и правда нет, таким же образом Мэл собирался покинуть зал, но вовремя заметил фланирующего с каким-то толстяком барона Мюррея. Разговаривая, они замедлились и остановились в опасной близости от того места, где требовалось пройти. Если барон, не дай бог, заметит и узнает… Дружба с Рабби может и не уберечь от публичного разоблачения. Резко отвернувшись, Мэл шагнул за штору и через приоткрытую балконную дверь выскользнул наружу, решив переждать несколько минут на балконе. Не будут же барон с толстяком вечно торчать на проходе.

Снаружи никого не было, и Мэл немного расслабился. Отойдя к перилам, он опёрся на них ладонями и запрокинул лицо к небу. Среди быстро двигающихся туч то появлялась, то исчезала луна, уже идущая на убыль. В детстве он думал, что каждый месяц её обгрызают небесные мыши, как головку сыра. И мечтал сам попробовать хоть кусочек. А папа, когда узнал о мечте, рассмеялся и сказал: «Ты бы не удержался и съел всё».

Мэл вздохнул: он скучал по дому, родителям и братьям. Сейчас бы на речку с Джоки, Николь и Ирвином, хохотать до упаду над их шутками, бросать пригоршни воды в воздух и смотреть, как бриллиантами рассыпаются брызги…

— Это ты?

От раздавшегося за спиной негромкого голоса сердце испуганно заколотилось, а мысли про речку и братьев будто порывом ветра сдуло.

— Нет, это не я! — пискнул Мэл, сжавшись и втянув голову в плечи.

Общительность Якоба и умение с лёгкостью обзаводиться знакомствами сослужили плохую службу. Один раз пронесло, второй может так не повезти. Или, если не оборачиваться, кто бы там ни был за спиной, он уйдёт? «Боже, пожалуйста, пожалуйста, пусть он уйдёт», — безмолвная просьба пропала втуне: на плечо легла тяжёлая ладонь, разворачивая. Не успел Мэл что-то предпринять или сказать, как оказался к луне спиной. Раструб капора заполнило чужое лицо, а горячие губы накрыли приоткрывшийся в беззвучном вскрике рот. В лёгкие отравой проник знакомый древесно-пряный мускусный аромат, лишая воли к сопротивлению. Людвиг. Это он прижимал к себе, щекоча бородой и целуя до головокружения сладко. Мэл никогда бы не подумал, что соприкосновение губ и языков может быть столь волнительным. Тело само льнуло к сильным рукам, плавясь от удовольствия.

Отстранившись, Людвиг удивлённо прошептал:

— Что за наваждение… Ты не тот мальчишка слуга. Сперва я принял его за своё ночное видение, меня обманула схожесть ароматов, но сейчас… Это ведь именно ты мой ночной ангел?

Пальцы огладили щеку, пытаясь повернуть лицо под свет выглянувшей как назло из туч луны. А Мэл замер пойманным зверьком, лихорадочно ища выход из ловушки и не находя. Всё — пропал! Теперь уж наверняка.