Мысли проносятся за моими закрытыми глазами, словно бегущие строчки.

А затем мне приходится вынуть наушники. Бриелла. Я, конечно, ждала ее, но внезапно прерывать песню «Популярность»[22] в оригинальном исполнении Кристен Ченовет – это уж слишком. Роксана соскакивает с кровати и залезает под мой письменный стол. Даже собака замечает порыв холодного ветра, который всегда сопровождает мою сводную сестру. Бриелла, уперев руки в свои худющие бока, стоит у двери и пристально смотрит на меня ледяными голубыми глазами. Она – полная противоположность своей темноволосой старшей сестры. Бриелла унаследовала гены от немецких предков ее матери, в то время как Линдси похожа на их отца-португальца. На Бриелле крошечные зеленые пижамные шортики, демонстрирующее длинные и стройные голые ноги, и майка. Длинные светлые волосы заплетены в неаккуратные косички, на лице ни капли макияжа. Такое редко увидишь. Она выглядит просто великолепно.

– Могла бы постучать. – Я сдвигаюсь на край кровати ближе к ней.

– Я стучала. Твоя дурацкая музыка так орала, что ты меня не услышала.

– На твоем месте я бы не называла мою музыку дурацкой, если, конечно, тебе нужно стихотворение о Гекльберри Финне.

– Так ты уже в курсе, – бормочет она. – Ох уж этот крысеныш.

– Это дорогое удовольствие. Согласна не меньше чем на две загрузки.

– Да ладно тебе, Эвер, – скулит она. – На этой неделе у меня совсем денег нет, к пятнице мне нужно новое платье для танцев.

– А к четвергу – стихотворение. – Я улыбаюсь. – Вот это дилемма.

– Ладно, – огрызается она. – Используй мой пароль, ты его знаешь.

Я вновь отодвигаюсь к изголовью кровати и откидываю на спинку голову, торжествуя. Кровать жалобно скрипит. Начинаю вставлять наушники обратно в уши, но Бриелла не уходит. Она смотрит на меня с нескрываемой насмешкой во взгляде.

– И как только эта кровать тебя выдерживает?

– Что? – спрашиваю я.

– Ты не должна все время так себя вести.

– Как «так»?

– Как будто ты лучше всех. Как будто ты самая умная и… – Бриелла останавливается, подбирая нужное слово. Особенная.

– Ну да, я очень особенная, – бормочу я себе под нос с сарказмом, вспоминая с иронией, как несколько часов назад рассказывала детишкам историю Золушки: «Я всего лишь сводная сестра, у которой нет матери и которая делает всю домашнюю работу».

Моя мама была точно такой же, как я. Все сразу замечали, что у нас одни гены: те же изгибы, то же пышное грушевидное тело, как у ее матери и двух сестер. Она всегда сидела на диете. Как-то раз это была капустная диета, из-за которой весь дом провонял на много недель. В другой раз она пила протеиновые клубничные коктейли, которые на вкус напоминали жидкую овсянку. Когда мне исполнилось девять, она посадила на диету и меня. Не потому, что я была толстой. Если верить фотографиям, я была совершенно нормальной маленькой девочкой. А потому, что, как я думаю, мама могла предвидеть мое будущее. Так мы с ней присоединились к «Вейт Вотчерс»[23], этакая команда матери и дочери.

Затем настало время упражнений. Мы гуляли, занимались танцами и водной аэробикой. Мы клали энциклопедии на лодыжки и держали ноги навесу, как можно дольше не касаясь пола, на ковре в гостиной, пока мышцы ног не начинали гореть огнем.

– Ты только и хочешь, чтобы тебя жалели. Бедняжка Эвер. Я понимаю, твоей мамы больше нет с тобой, – говорит Бриелла. – Но она хотя бы умерла.

– Ты о чем вообще?

Как она смеет говорить такое о моей матери? Бриелла ничего о ней не знает. Она не знает, что единственное, что никогда не менялось в череде сотен диет и упражнений, это «сникерс», который мы съедали в машине, возвращаясь домой из продуктового, чтобы папа не увидел, как мы снова сорвались. Смех мамы и шоколад навеки связаны в моих воспоминаниях. В течение месяцев, а может, даже и лет после ее смерти, прежде чем лечь спать, я ела шоколад в надежде увидеть маму в своих снах, думая, что тогда она не исчезнет из моих воспоминаний. В моем мозгу маленького ребенка это, казалось, работало, пока я не просыпалась на следующее утро и каждый раз заново не переживала потерю. Сны о маме закончились, а вот вечерний шоколадный ритуал остался. Он продолжается и по сей день.

Бриелла не знает, что в конце концов все мамины усилия были напрасны. Химиотерапия сделала ее настолько слабой, что она не хотела ничего есть, даже конфеты, которые я тайком протаскивала в ее больничную палату.

Рак стал ее последней диетой. Об этом никто не знает, кроме меня.

– Она не может вернуться, – говорит Бриелла. Как будто эта мысль не вертелась в моей голове каждый божий день с тех пор, как мама умерла. – Неважно, как бы сильно она этого ни хотела… А она бы хотела. Она никогда добровольно не принимала решения оставить тебя.

– К чему ты клонишь? – требую я ответа.

– Мой отец может приезжать сюда хоть каждые выходные, как он изначально и планировал. Ему ничто не мешает так поступать. Но он оставил меня точно так же, как твоя мама тебя. – Она несколько раз моргает и пытается взять себя в руки. Речь не о моей маме. На самом деле нет. Она говорит о своем отце. Похоже, разговор с Шарлоттой за ужином задел Бриеллу гораздо сильнее, чем мне сначала показалось. Странно слышать, как она говорит о своем отце. Я всегда думала о нем, как о гусе, который сносит золотое яйцо, когда оно больше всего необходимо. Этакий невидимый гусь.

Я не отвечаю ей. Не знаю, что сказать. Бриелла никогда раньше не говорила со мной о своем отце, и по выражению ее лица я понимаю, что она уже жалеет, что начала этот разговор. Она направляется к открытой двери.

– Я просто хотела сказать, что не только у тебя проблемы, Эвер. – Она качает головой, словно пытаясь избавиться от временного помутнения рассудка, заставившего ее начать со мной этот разговор. – Забудь об этом.

– На самом деле она не ждет от тебя сочувствия, – шепчет Скинни. – Она знает, что ты думаешь только о себе.

Да кто вообще способен пожалеть того, кто выглядит как Бриелла? Моя сводная сестра сглатывает и отворачивается от меня. Она и так уже сказала слишком много, но, похоже, она просто не может остановиться.

– Каждые выходные отец ясно дает мне понять, что оставить меня было его решением. Но это не значит, что я буду все время валяться на кровати и обжираться.

– Думаешь, мне это нравится? – Мои руки бесконтрольно сжимаются в кулаки. Внезапно речь больше не о моей матери или ее отце. Все дело во мне.

– Да. Думаю, нравится. Если бы не нравилось, ты могла бы что-то с этим сделать. Ты же не в инвалидной коляске или что-то вроде того. Ты не обязана быть толстой.

Так думает каждый худой человек на Земле. Уж я-то знаю. Скинни постоянно шепчет мне это на ухо.

– Люди все время худеют. – Бриелла перекидывает одну из косичек через плечо. – Меньше ешь и больше тренируешься. Ничего сложного.

– А ты не думаешь, что я уже пыталась? Диеты и упражнения мне не помогают.

– Тогда сделай операцию. Я как-то смотрела передачу про одну актрису. Она так сбросила десятки килограммов.

– Ага, жир просто волшебным образом исчезнет, да? Все считают, что есть элементарное решение, я просто о нем еще не думала. Пей протеиновые коктейли на завтрак. Один день в неделю ешь только яблоки. Купи какую-нибудь гантельку из рекламного ролика.

– Именно! – Бриелла подается ко мне, взбудораженная своей блестящей идеей. – Врачи уменьшают твой желудок, а потом ты теряешь много веса.

– Или умираешь, – говорю я.

Бриелла кажется смущенной.

– Иногда люди умирают во время этой операции. Из-за тромбоза или других осложнений.

– Так ты знаешь об этом?

– Ты думаешь, я телевизор не смотрю? – Она поразительно глупа. – А тебе бы понравилось, если бы кто-нибудь предложил тебе разрезать себя и заменить внутренности, чтобы потом ты смогла стать нормальной?