– Уродина номер один выглядит довольно неплохо. – Рэт внимательно наблюдает за их хихиканьем, и это напоминает мне о том, что он самый обычный шестнадцатилетний парень. Рэт говорит о моей старшей сводной сестре Линдси, которая идет в центре гарцующих мимо нас чирлидерш.

Настоящее имя Рэта – Теодор Саймон Уилсон, но его так называют только упрямые учителя английского. Большинство зовут его прозвищем, которым его наградили глупые третьеклассники, заметившие сходство между длинным носом Рэта и крысиной мордочкой из «Паутины Шарлотты»[8]. Прозвище прижилось и осталось с ним даже после того, как он вырос, превратившись в долговязого подростка. Я как-то спросила его, не хочет ли он, чтобы я звала его Теодором, Тедди или Тедом, но он лишь удивленно взглянул на меня через свои очки и сказал: «Зачем?»

– Твоя мачеха знает о ее новом пирсинге в пупке? спрашивает меня Рэт. Очевидно, мы оба заметили небольшое украшение на животе Линдси.

Линдси смотрит прямо на машину Рэта, и на секунду наши взгляды встречаются. Она узнает меня. Я машу ей рукой. Знаю, это ее разозлит. Она отводит взгляд и продолжает свой путь.

– Ты смущаешь ее, – шепчет мне Скинни, словно я и сама этого не знаю.

– Они даже не знают о твоем существовании. – Я говорю это Рэту, но понимаю, что то же самое можно сказать и обо мне.

– У кого-то просто прекрасное настроение.

Рэт из тех парней, кто конструирует оптический резонатор у себя во дворе, при этом устраивает небольшой пожар и приговаривается за это к общественным работам в качестве наказания. Свидания с чирлидиршами не для него, и мы оба это знаем. Мне необязательно было говорить это вслух. Я поворачиваюсь к окну со стороны пассажира.

– А где Керисса? – спрашиваю я. Кериссы Стивенс одной из Великолепной пятерки выпускниц-чирлидирш не хватает.

– Ее отстранили за то, что она помочилась в напиток, который принесла своему бывшему парню, – говорит Рэт.

– Вот. Это. Да! – восклицаю я, одновременно делая вид, что машу невидимыми помпонами.

В конце парковки Джиджи Ритодо и двое других членов драмкружка размахивают большим картонным знаком, объявляющим о предстоящем мюзикле. Джиджи облачилась в костюм времен американских пионеров[9], в котором выглядит довольно причудливо из-за своих сине-розово-фиолетовых волос. Стоя на цыпочках, она распевает заглавную песню мюзикла, пока двое ее друзей носятся по парковке и отчаянно пытаются заставить учеников взять у них листовки. Недалеко от Джиджи стоит Джексон и пристально наблюдает за ней. Заметив выражение его лица, я ощущаю, как ревность бьет меня кулаком в живот. Внутри меня все ноет от желания заставить его так же смотреть на меня. Я готова на все. Я моргаю, чтобы избавиться от тоски в своих глазах, прежде чем ее заметит Рэт. Но тот уже смотрит на меня. Опоздала.

– Ты что-то там говорила о тех, кто даже не знает о твоем существовании? – сухо произносит Рэт.

Я игнорирую его. Рэт знает о моих чувствах к Джексону. В конце концов, именно он много лет назад доставил мне записку от Джексона с вопросом: «Я тебе нравлюсь? Обведи „да“ или „нет“».

Высокий парень, которого я смутно припоминаю по классу американской истории, толкает Джексона, отвлекая его от Джиджи, и они перебегают дорогу, над чем-то смеясь и что-то крича. Я не настолько близко, чтобы увидеть морщинки вокруг его сине-зеленых глаз, но знаю, что они по-прежнему там. Он точно так же смеялся вместе со мной. Семьдесят килограммов тому назад.

– В этом году они ставят мюзикл «Оклахома», – говорю я Рэту.

– Да, я слышал. Почему бы тебе не попробоваться?

Рэт поправляет свои очки на небольшой горбинке. Он получил ее, когда сломал нос, играя в мяч на перемене во втором классе. Я знаю это, потому что сама швырнула ему этот мяч. А вон тот крошечный шрамик под левым глазом остался от моего светового меча в его пятый день рождения. Еще я знаю о зигзагообразном шраме на его голени, который он получил, когда нам было по восемь, от прыжка с пирса в озеро Конро. Мы держались за руки, и он сказал: «Прыгаем», а я сказала: «Подожди». В тот год Джексон Барнетт переехал на нашу улицу, и очень быстро два лучших друга стали тремя мушкетерами.

– Может, в следующем году, – отвечаю я. – Они же ставят мюзикл каждой весной. Да и я никогда особо не любила «Оклахому».

– Нуда.

Мы оба прекрасно знаем, что я не пойду на пробы ни этой весной, ни следующей, ни какой-либо вообще. И неважно, что у меня лучший в школе голос. Просто в мюзиклах не так уж много партий для более чем стокилограммовой девочки, которая просто хочет быть невидимой.

Рэт сворачивает налево со школьной стоянки. С тех пор как он получил права шесть месяцев назад, он исполнял роль моего личного водителя. Это значит, что Линдси больше не нужно демонстрировать окружающим, что мы вообще знакомы, с чем она прекрасно справляется. Но это также значит, что я должна следовать за Рэтом, куда бы он ни отправился после школы. В том числе и на общественные работы.

Мы проезжаем мимо «Уолмарта»[10] по правую сторону, и тут же слева от нас проносится «Барбекю и Бургеры МакКензи»[11]. В этом городе до всего можно добраться за пару минут. Хантсвилл расположен в часе езды от Хьюстона, на краю Восточно-техасского соснового леса и славится весьма специфическими достопримечательностями. Туристы здесь могут посетить Музей в знаменитой Хантсвиллской тюрьме, поглазеть на «Старого Спарки»[12], на котором за сорок лет службы был казнен триста шестьдесят один преступник, или отправиться на юг города, где расположена самая большая статуя американского героя Сэма Хьюстона[13]. Папа Рэта – рейнджер в парке Сэма Хьюстона. Его мама, учительница начальной школы, была лучшей подругой моей мамы с тех самых пор, как мы переехали в дом по соседству с ними. Я все еще вижу печаль в глазах миссис Уилсон, когда она смотрит на меня.

Бросаю взгляд на Рэта.

– У тебя руки синие, – говорю я. В принципе, я не удивлена.

– Одна рука. Левая, – отвечает он. – И это индиго.

– Ты о чем? – спрашиваю я.

– Я синтезировал одно из восемнадцати азосоединений по схеме параллельного комбинаторного синтеза.

– Ну, ясненько, – говорю я, уже жалея, что спросила.

– После того как экзотермическая реакция затихла, я собрал выпавший в осадок индиго путем фильтрации.

По собственному опыту знаю, что этот рассказ может длиться бесконечно.

– И ты пролил его себе на руку? – поспешно перебиваю я.

– Ну, до этого в эксперименте было еще несколько шагов. – Рэт вздыхает, разочарованный тем, что я прервала его увлекательный рассказ, но в конце концов признает: Но да, в итоге именно так и вышло.

Мы проезжаем мимо забегаловки, где подают жареного цыпленка. Огромный рекламный щит перед входом гласит: «Попробуйте наши большие сочные грудки».

– Им абсолютно точно следует сменить рекламный слоган, – говорю я.

– Зачем? – спрашивает Рэт. Он замедляется на повороте, его рука цвета индиго крутит руль вправо, и он меняет тему: – У Уродины номер два сегодня вечером новое домашнее задание. Нужно написать стихотворение от лица одного из персонажей книги «Приключения Гекльберри Финна»[14].

– Ну, это влетит ей в копеечку, – бормочу я. Бриелла, моя вторая сводная сестра, наша с Рэтом ровесница, и они с ним в одном классе по английскому языку.

– Ты вроде хотела музыку из «Девушек мечты»[15] закачать? – спрашивает Рэт. Я киваю. – Из самого мюзикла или из фильма?

– Из мюзикла у меня уже есть. Из фильма.