– Конечно. Теперь дальше…

– …С этой целью ты будешь усыновлен плебеем из рода Фонтеев… и примешь имя Клодий. Клодий, а не Клавдий…

– Мы тебе поможем… Клодий…

– Клодий? А, ну, да… Клодий… Как я люблю народ…

– Запомни, ты будешь выбран в народные трибуны… Расположишь к себе законопроектами – о раздаче хлеба народу, а консулов – обещанием дать требуемые ими провинции…

– Тебя все интересовало, что же главное… И когда…

– Пожалуй…

– Народный трибун Клодий… Пришло время защищать римских граждан…

– В самом деле. И что же?

– Да, вот… Пришло время защищать римских граждан, трибун… Ты, ты потренируйся. Тебе это будет надо.

Клодий – великий юрист Рима. Вот он идет по…

– Клодий терроризировал Рим. Его боится весь Рим. Отряды гладиаторов Клодия могут убить любого гражданина Рима.

Или не убить. Кого надо убить, Цезарь?..

Загнанный всадник (кажется, из Пилатов) в уже замызганной тоге плюхнулся в бурую лужу. От ужаса он только мычал… К нему подошли трое; один достал кривой нож и всадил его под ключицу: сверху вниз. Лужа забулькала красными пузырьками…

Страх… ужас и страх…

– Послушай, ты все время проигрывал процессы… Именно, ты, ты, потомок великого юриста, внесешь этот законопроект. Ты скажешь Риму – всякий, кто без суда и следствия убил римского гражданина, должен быть подвергнут наказанию.

– Это, действительно, может сказать только великий юрист! Цезарь – ты велик.

– Но Риму скажешь это ты. Мало того, перед тем, как сказать это Риму, ты скажешь эту аксиому права самому Цицерону.

– Ты имеешь в виду, смерть катилинариев… Цицерон был тогда консулом… когда без суда казнили…

– Цезарь, видел бы ты белые глаза Цицерона! Он бежит! Он бежал!

Беги, Цицерон, беги!…

– Что с законом, Клодий?

– Этот закон был принят после добровольного удаления Цицерона в ссылку.

– Чудесно.

– Что с тобой, Помпей, на тебе лица нет? выпей фалернского…

– Спасибо, Цезарь, прекрасное вино, но знаешь ли ты, что творится? После бегства Цицерона в ссылку, Клодий приказал разграбить его именья и разрушить дом, обгоревшие руины которого затем купил и воздвиг на этом месте роскошный дворец. Став во главе вооружённых шаек, он смело и безнаказанно совершает… все совершает! Он даже напал на меня, своего защитника! Я едва осмеливаюсь показываться на площади и в сенате.

– На меня тоже напал. Как говаривал Цицерон: O, tempora! O mores…

Красные языки пламени дергались над домом Цицерона. Клодий в красной обуви плясал на обломках! Он подпрыгивал и кричал:

– Гоп! Гей-гоп!

Когда-то, когда Клодий был совсем молодым, он был на Понте Эвксинском – Эх! – пил там, гулял там! веселился!

Претор Кальвин вспомнил знаменитый закон Клодия о неприкосновенности граждан…

«Странный человек этот Клодий-Клавдий», – подумал претор.

Цезарь вернулся к речи…

«Как ни мечись Медея, никогда б она…» не доставила нам столько неприятностей, «больна душой, любовью дикой мучаясь». В этом, судьи, вы убедитесь, когда я покажу вам в своем месте, как этот самый переезд и эта палатинская Медея как раз и стали для молодого человека источником всех бед или, вернее, всех сплетен.

Итак, Цицерон обвинил Клодию в том, что она принесла бесчестие своей семье, а также заклеймил её Медеей с Палатина…

Однако… жена Цицерона – Теренция – постоянно кричала, что и сам Цицерон находится в связи с Клодией… что Клодия мечтала стать женой Цицерона.

Клодия лениво наблюдала, как уже достаточно немолодой, некрасивый, лысоватый… там много еще чего… целует ей пятки… Он любит целовать ее всю… Клодия медленно перевернулась на животик… Она чувствовала, как поцелуи поднимаются по ножкам к коленям… скользят по бедрам… дивным полукружиям…

Что-то говорили об отношениях Марка и с дочерью… Туллией…

Нежная девичья грудь… Легкое движение воздуха…

Крик.

Так что там с буквой «С»?.. Сила ее безмерна… Да. Это – понятно, а вот буква «М»… Буква «М» опасна букве «С». Буква «М» может убить… Правда, может. Может убить… тех, с буквой «С». Так можно сегодня и не уснуть. Зачем?.. Но все же… все же… А кто там рядом – с буквой «М»…

Почти утро… Нельзя быть таким мнительным, нельзя. Марк Антоний… Он тоже не любит Цицерона – при чем тут я?.. Марк Юний Брут… Полная ерунда! Может, еще сказать март… Martius… Заснуть… Очень желательно заснуть… Марк… Март… Марк… Марк… Ма…

Чем так страдать, лучше вернемся к Цицерону…

«…Я, со своей стороны, постараюсь, чтобы вы не дали веры этим свидетелям, и не позволю, чтобы приговор этого суда, который должен быть справедливым и непоколебимым, основывался на произвольных свидетельских показаниях, которые очень легко выдумать и ничуть не трудно перетолковать и извратить. Я приведу доводы, опровергну обвинения доказательствами, которые будут яснее солнечного света; факт будет сражаться с фактом, дело с делом, соображение с соображением»… Юпитер, просто, Юпитер!

«…Итак, оставим это, чтобы, наконец, обратиться к тому, на чем основано само наше дело». Не прошло и… Так в чем же все-таки дело?..

Гром голоса Цицерона заставил претора посмотреть на оратора и услышать:

– Чего вам еще, судьи? Я прощал вам внимание, с каким вы его слушали…

Потрясающе! Бедный претор! Чего только не выслушаешь от лучшего оратора Рима.

«Ведь когда приятель мой, Публий Клодий выступал необычайно убедительно и резко и, горя гневом, говорил обо всем в самых суровых выражениях и громовым голосом, то я, хотя и одобрял его красноречие, все же не боялся. Ведь я уже видал, как безуспешно он выступал в нескольких судебных делах…»

Как он осмелел наш Марк Туллий из Арпина! Правда, при чем тут Целий, его защита? Он не боится Клодия, не боится претора Кальвина… Кальвин… Интересно… Неужели все дело в деньгах Красса?..

Но вот оно… «Итак, предъявлено два обвинения – насчет золота и насчет яда; к ним причастно одно и то же лицо. Золото взято у Клодии; яд искали, как говорят, чтобы дать его Клодии…»

А-аа, вот, и Клодия… «Вижу я вдохновителя этих двух обвинений, вижу их источник, вижу определенное лицо, ту, кто всему голова. Понадобилось золото; Целий взял его у Клодии, взял без свидетеля, держал у себя столько времени, сколько хотел. Я усматриваю в этом важнейший признак каких-то исключительно близких отношений. Ее же он захотел умертвить; приобрел яд, подговорил рабов, питье приготовил, место назначил, тайно принес яд. Опять-таки я вижу, что между ними была жестокая размолвка и страшная ненависть. В этом суде все дело нам придется иметь, судьи, с Клодией, женщиной не только знатной, но и всем знакомой… нам предстоит иметь дело с ней одной. Если она не заявляет, что предоставила Целию золото, если она не утверждает, что Целий для нее приготовил яд, то я поступаю необдуманно, называя мать семейства не так, как того требует уважение к матроне. Но если, когда мы отвлечемся от роли этой женщины, у противников не остается ни возможности обвинять Марка Целия, ни средств для нападения на него…» Иметь дело с Клодией – это одно, а иметь дело с Целием – совсем другое. Суд, то бишь, претор, я бы выбрал Клодию!