Осечки могло бы и не быть. Мог быть еще один выстрел. Все могло бы быть. Но итогом были бы два трупа. И все последующее уже было бы неважно. Навсегда неважно.

— Он его спасал.

Вздрогнув, словно от удара под дых, Наруто снова посмотрел на альфу, державшего на руках черноволосого омегу, до боли похожего на Саламандру … Только старше. Непонятная злость снова ударила по нервам. Сжав зубы так, что заходили желваки, Наруто рыкнул, стараясь говорить тише:

— Да неужели?! Судя по тому, что я вижу, они хотели застрелиться. Но вмешался дьявол, и пистолет остался один. Так какого …

— Пули две, — глаза Сенджу недобро сверкнули. Он многое проповедовал, но сидеть и смиренно соглашаться с тем, что во всем вина Итачи … увольте … , — было. Когда остался один выстрел, был сделан выбор. Не отдать в руки ублюдков ... своего вновь обретенного отото. И это был бог. Не дьявол. Когда была осечка, и мы успели.

— Бесполезный спор!

Отвернувшись от укоряюще – упрямых глаз, готовых так же, как и он, рвать за свое и оправдывать сто тысяч раз, Наруто с тяжелым вздохом прижал к себе легкое тело. Потом. К черту, все будет потом. Ему реально было все равно, главное был вот этот момент. Когда нет ничего и никого вокруг … а только он и его омега. Все. Точка. И он, Наруто, никуда Саламандру. Сансё … От себя не отпустит. Никогда. Никуда. Вернее, Саске. Саске! Вслушиваясь, как бьется маленькое сердечко омеги, он в очередной раз подул на склоненную макушку, подумав снова, что даже это маленькое, незатейливое движение уже счастье, потому что Саске живой. И что ему наплевать … наплевать … наплевать … Сенджу. Учиха. Они — со своими амбициями — отошли в сторону. А он просто наслаждался сиюминутным моментом. Своим личным, вновь обретенным, счастьем. Так почему он должен думать об интригах, едва не стоивших жизни этому счастью?! Зажмурившись, Наруто глубоко вдохнул воздух, не обращая внимания, что в легкие проник тот самый, жаркий, взметнувшийся вверх, песок …

Тем временем Куро, выждав момент, когда подошва берц одного из бойцов пирсингованного перестанет прижимать его к покрытому трещинами бетонному полу, поднял голову. Повыше, чтобы не мешала залитая кровью половина лица. Но ради задуманного можно и потерпеть, верно? С трудом шевеля разбитыми губами (проклятые гахары **, удар что надо), оскалился, добившись одного-единственного взгляда:

 — Думаешь, я проиграл, брат мой? Сделал ставки и — проиграл? А ты — выиграл, потому что эта жалкая жизнь спасена?!

Выворачиваясь из-под берца, успел люто выкрикнуть и даже ткнуть в сторону давным-давно окоченевшего трупа Соджобо — доно, около которого важно расхаживала парочка стервятников. Птицы не решались приблизиться к лакомому куску, учитывая скопление живых помех, но, на всякий случай, держали пост.

— Какая радость для тебя, не надо выпускать кишки тому, кого обслужил твой омега! Знатно так, со смаком, сначала отсосал так, что у всех, кто там был, стало мокро в штанах, а потом услужливо насадился на член, который облизывал! Спроси его! Пусть расскажет все! Как он поработал ротиком (тебя не затошнит прикасаться к этим грязным губкам, брат?!), и как твой омега сладко стонал под чужим альфой! Соджссахут! Спроси и ответь … Почему ты ему …

Последние слова темного альфы были утоплены все же подошвой берца. Солдат Пейна все же решил, что пленник высказался достаточно. Остальное его не заботило. Равнодушно пнув Куро, велел тому подняться и застыл также равнодушно, ожидая дальнейших указаний.

Саске сглотнул. Петля сомкнулась. И сожалеть бесполезно.

Ему было неважно, что там не дали договорить озлобленному сподручному ныне мертвого Ямабуши Соджобо, месть которого, похоже, нашла свое завершение. Ему было достаточно, как дрогнули руки, только что обнимавшие его. Прижимавшие его к сильному, мускулистому телу единственного альфы, презрения которого он мог бояться. Он, Никки. Потому что Никки. Меньше всего потому, что Никки. Как дрогнули. Как ушло тепло этих рук. Бессознательно прикрыв рукой место позора ***, Саске даже не заметил, как губы альфы коснулись пальцев омеги. А когда Наруто, встав, потянул его за собой, и вовсе сжался, не решаясь поднять вспыхнувшее — впервые — от стыда лицо. Куро не дали высказать все? Да это и неважно. Гл̀авное он успел выкрикнуть. Успел — одними разбитыми губами, цинично усмехаясь, поймав затравленный взгляд Саске. Словно под прицел. Четко выговорить, словно заранее насмехаясь от осознания эффективности этих негромких в своей оглушительности слов.

Шлюхам метку не ставят.

И Наруто. Он никак не показал свою реакцию, не подскочил к лежащему навзничь, не схватил за грудки, вздергивая вверх, чтобы задать хорошую трепку, чтобы вбить слова обратно в глотку … Да мало ли … Только отвернулся, поднимаясь с колен и молча, не говоря ни слова, увлекая за собой Саске. Дрожь которого, похоже, уже прочно слилась с его внутренностями. Отравив все собой, въевшись под кожу так, что Саске всерьез забеспокоился, что еще немного, и он станет похож на тех странных существ, которых в покоях Юга боязливо называли постоянно мерзнущие. Припадочные, одним словом. Он толком не успел ни попрощаться с Итачи, ни разглядеть того альфу, про которого, похоже, и рассказал брат. Да и дорогу запомнил плохо. Не то, чтобы ему было это важно — он итак знал, куда они едут. Ему было важно, действительно важно, только одно. Что альфа молчал и с каждой секундой этого молчания только подтверждал все то, что напридумал и продолжал придумывать себе Саске.

Когда ему протягивали руку помощи, он ее отвергал. Не желал видеть, что Наруто — не совсем обыкновенный альфа, даже учитывая все те обстоятельства, в тисках которых они оба очутились. Даже принимая во внимание искреннюю заботу тех немногочисленных лиц … Амару — чан, к примеру. Она хотела, она твердила, что Наруто — не альфа, что пользуется омегами. Что он, если берет на себя ответственность, никогда не отказывается от нее. И если эта ответственность выходит за рамки самой себя … Саске ничего этого не слышал. Не хотел слышать. Или упивался тем, что ему впервые в жизни позволили так поступать? Когда-нибудь ... хоть сколько-нибудь времени он об этом думал? Или только и делал, что жалел себя, когда Наруто оттолкнул его от себя? Но, черт ...

Обхватывая себя руками, Саске сделал пару-другую глубоких вздохов, не замечая, что Наруто, кажущийся отрешенным и поглощенным в себя, бросил в сторону омеги быстрый взгляд.

Но, черт. Насмешка судьбы. Гримасы. Искажение реальности. Когда Саске соизволил обратить внимание на чувства альфы … Он практически вживую услышал, образно говоря, свисток уходящего поезда. Он сумел так отгородиться моральными принципами и неверием им, альфам, что не заметил самого главного. Что полюбил давным-давно одного из них … А теперь что? Сморгнув, Саске обнаружил, что ресницы намокли от невольно выступивших слез. Он расклеивался и, блять, стремительно. От ужаса того, что он пропустил каждое слово Куро сквозь себя. И не жалеет об этом. А, наверное, вколачивает себя в гроб все глубже и глубже. Потому что … Слипшиеся от невыплаканных слез ресницы затрепетали.

Потому что глубже некуда.

Машина остановилась. Как сомнамбула, Саске вылез наружу и, спотыкаясь на каждом шагу, пошел за Наруто, как будто видит поместье впервые. Наруто даже пришлось держать омегу за руку, после того, как тот, при входе, встал столбом, реально не зная, куда идти.

Вздохнув, Наруто тихонько потянул омегу к себе и сделал пару шагов. Оглянулся, кидая нечитаемый взгляд через плечо на невольную помеху. С непередаваемо прекрасным лицом и запахом … Только для него. Хмурясь, сдвинул невольно брови на переносице. Это что, игра? Ему хотелось начисто все забыть, особенно издевательское Соджссахут, брошенное грязным ртом одной твари. Брови реально сошлись в одну полоску. Некому торжествовать: то, что он несет в себе целый спектр чувств, да что там, любой ураган, степной вихрь ничто … Неважно. И касается только их двоих. И, когда он увел омегу подальше от чужих, любопытных глаз, значило … Ровным счетом значило только одно.