Почему-то, когда Итачи думал о единственном сыне младшего брата Сенджу, все страсти, бушевавшие в этом потомке Учиха, утихали, смиряясь с тем, что есть, несмотря ни на что, справедливость. Он читал ее в карих глазах, смотрящих на него так, словно вокруг нет никого, вообще ни души, и готов был укротить себя, если этого потребует тот, кому омега покорился. И Итачи понял одно. Самое главное.
Если он и простит Сенджу, то простит не ради себя.
Отведя в сторону взор, Итачи вернулся к воспоминаниям. Сенджу Итама. Альфа, характер которого вобрал в себя довольно противоречивые качества, в ком другом выглядевшие бы гротескно. Но в нем гармонично сочетались эмоциональность и твердость, когда это диктовала необходимость. Нежность и скрытая страсть. А не пошлость и грубость, о которых Итачи знал не понаслышке … Вообще, если бы его спросили, кому он мог бы больше доверять, Сенджу или Учиха … Итачи выбрал бы Сенджу. И любовь играла в этом выборе отнюдь не первую роль. **
Чуть поклонившись, альфа эмоционально говорит:
— А как же возмездие тем, чьих близких убили?! Когда замкнется этот порочный, кровавый круг?! Кто сможет его разорвать окончательно, навсегда? Не пора ли остановиться? Оставить прошлое — в прошлом? Итачи — сан … Итачи … Может, это предначертано именно нам? Да, я знаю. Не мы первые и не мы последние, но, Итачи. Что, если мы попробуем?
Наша любовь должна все преодолеть …
— Ахха-ха!
Смех, горький и свободный одновременно, отразился от стен. Саске смеялся и прикрывал рот руками, но продолжал смеяться, до тех пор, пока не выдохся. Итачи ждал, опустив голову.
Зажмурившись, Саске медленно произнес:
— Простить, да?
«Но ведь ты сам любишь Сенджу, пусть даже он не прямой потомок». Сильно вздрогнув, Саске поднял руку и с силой запустил ее в волосы. Всю пятерню. С усмешкой подумав тут же, что и жест этот он невольно отзеркалил с Сенджу. Наруто. И что с того?
–… И что с того?
Опомнившись, Саске рыкнул, чтобы как-то скрыть то, что он отвлекся:
— Может, не будем битый час складывать панегирики твоему любовнику?
Не поддавшись на провокацию, Итачи спокойно ответил:
— Мы не спали.
Краска залила щеки младшего. Чтоб тебя, аники. Но моральный аспект несколько запоздал, не так ли? И можно считать, один-один. Если что. Поспешно ответил вопросом на вопрос:
— Наверное, в данных обстоятельствах лучше перейти к более существенному, верно?
— Думаю, ты прав, — шепнул Итачи на ушко своему глупому младшему брату, — полагаю, это существенное тебя интересует в самую первую очередь. Ты хочешь узнать, почему все-таки меня заковали в цепи, а тебя оставили на относительной, но свободе?
— Вообще-то меня возмутила связь собственного старшего брата с Сенджу, — рыкнул Саске, махнув рукой на свою непоследовательность ***, — но, подозреваю, это более захватывающая новость.
Итачи, уже не таясь, звякнул цепями и довольно ощутимо ткнул Саске в нахмуренный лоб:
— В глубине души ты смирился с моим выбором, тем более что, в первую очередь, это сделал я.
Мятежные глаза отото сверкнули в предвкушении:
— Не потому ли ты решил меня предостеречь? Не столько из-за опасения, что я могу что-нибудь выкинуть, а потому, что именно своим выкинуть я нарушу твой план? Что это за план, Итачи?! Неужели …
— Догадываешься?
Подавив вскрик, Саске взял правую руку Итачи в свою. Осторожно дотронулся до запястья, бережно, невесомо делая своеобразный круг, тихонько ругаясь, когда подушечка большого пальца касалась кожи, присохшей к наручнику, и замирая, когда ему казалось, что брату больно. Пристроив раненую руку на коленях омеги, то же самое проделал с левой. Покончив со своими странными манипуляциями, удовлетворенно прищелкнул языком:
— Ну вот. А теперь давай поговорим, ники.
Итачи невольно фыркнул.
— Один мыслитель утверждал, что человек никогда не меняется. Пожалуй, я с ним соглашусь. По части упертости ты дашь фору многим его подопечным!
— Если учитывать, что я отбросил к черту все свои претензии к тебе …
Помедлив, Саске поинтересовался, и ками свидетель, как в нетерпении дрожал его голос, когда он задавал свой вопрос века:
— Ты бросился на хозяина и потерпел поражение? Именно поэтому предупредил меня?
Старший брат молчал так долго, что Саске начал сомневаться, прав ли был, сведя разговор к вот этому. Вместо того, чтобы махнуть рукой на клановые тайны, чьи-то неправедные поступки и жестокие деяния, чью-то месть, просто отдаться человеческой слабости. Ведь, по сути, они с Итачи оказались двумя детьми, волей судьбы навсегда вырванные из семьи. Оба долгое время считали себя, как ни парадоксально, последними выжившими Учиха. И неважно, кто из них раньше другого узнал, что это не так. Да черт возьми! В конечном итоге он обрел брата … того брата, к которому когда-то тянулось маленькое сердечко омеги по имени Саске. Не Саламандры. Саламандра любить не умел и не хотел. Он только подчинялся и прятал себя так глубоко, что, когда один альфа приблизился к нему близко … То зверек едва не сжег его сердце. В том же пламени, на котором горел сам.
— Саске.
Итачи заговорил неожиданно, но с первых же слов дал понять, что его маленький отото заблуждался во всем. А прежде всего в своей оценке мира и того, кто олицетворял этот мир. В доселе мягком, тихом, голосе старшего омеги зазвенела сталь:
— Ты многое перенес, отото. И главное, чему научила тебя та жизнь, которой тебе пришлось жить, притворяться ради того, чтобы выжить. И ты выучил этот урок на самую высшую оценку. Я понимаю и принимаю тебя таким, какой ты есть. Но я … я — тот, кто никогда ничего не делает просто так. Ты многого обо мне не знаешь … мой отото. Но это и к лучшему, ведь мы оба ничего друг о друге не знаем. Я просто надеюсь, что теперь у нас впереди целая жизнь, чтобы исправить это. Ты думаешь, я с отчаяния бросился на того, кто разлучил меня с возлюбленным? То есть, судя по всему, решился на безумный во всех смыслах поступок? Отвечай!
Вздрогнув, так хлестко прозвучало это последнее «отвечай», Саске недоуменно повторил свой недавний вопрос:
— Ты о моем предположении? Но, нии — сан. Это же очевидно! И еще. У Ямабуши Соджобо, в дом к которому мы попали, неважно, в какой последовательности, полно охраны. Ты считаешь меня игрушкой для утех, но не ты ли сказал, что мы ничего не знаем друг о друге? Если собрать воедино то, о чем ты только что мне рассказал и мои скромные знания … Меня хотели натравить на одного из Сенджу. Мне плевать на их грязные игры, этого не случилось, потому что …
Задохнувшись, Саске опустил голову и совсем не удивился, когда брат снова ласково дотронулся до его спутанных волос. Как и тому, что голос того снова стал нежен:
— Потому что ты полюбил. Знаю. Только любовь способна сделать нас более мягкими и более человечными. Слабыми? Нет, маленький глупый брат, это не так. Если ты чуточку дольше побудешь со своим любимым, ты поймешь.
Зажмурившись, Саске еще сильнее уткнулся в колени. Итачи догадался и озвучил то, что испуганной птичкой в силках билось где-то там … в потаенных уголках души … Итачи прав. Но …
— Подожди. Ты хочешь сказать … Что твоему Сенджу удалось смягчить своего ненормального родственника?
Итачи вздохнул.
— Если я скажу, что Тобирама — доно раскаялся, ты не поверишь.
Вопли умирающих замирающим эхом всколыхнули мозг. Прижав руки к ушам, Саске не без усилия заставил тени прошлого уйти во мрак. Пробормотал:
— Не знаю.
— И что его подстрекали, не поверишь?
— Не знаю и не хочу знать!
— Ну хорошо. Тогда я просто поясню свой поступок, который ты счел безумием.
Саске медленно повернул голову, недоверчиво покосился в ту сторону, где сидел Итачи. Если он что и помнил из своего украденного детства, так это то, что между собой нии — сана называли маленьким гением Учиха. Не колеблясь ни секунды, озвучил, наконец, то, что, как бы сказал Итачи, было очевидно:
— Ты бросился на охрану специально?
