…Мне хорошо. Впервые, за долгие годы безумия, мне хорошо и спокойно, и меня не грызут никакие внутренние противоречия и вопросы. Я лежу, свернувшись клубком в чёрном пространстве Тени, и ни о чём не думаю. Я не могу шевелиться, ведь мне не приказывали. Неподвижность расслабленного спокойствия. Право ни за что не отвечать. Право ни о чём не думать. Право ничего не решать. Мне всегда этого не хватало, я всегда слишком много размышляла для далека. А далеки должны подчиняться приказам и не задумываться о причинах. Я так хотела быть хорошим далеком, и вот он, мой шанс. Какая разница, кто командует? Мне не нужны причины, чтобы выполнять приказ. Мне не нужна собственная воля, пока есть воля, которая меня направляет. А если воля этой воли такова, чтобы я лежала и ничего не делала, я подчинюсь.

Я — опущенный гамма-бластер, пистолет в кобуре, меч в ножнах. Моя роль — убить, когда прикажут, а потом опять погрузиться во тьму. У оружия нет воли. У него есть только приказ, а без приказа оно — лишь бессмысленный кусок металла.

Я — дитя Тени. Наконец-то она добилась своего, взяв меня под полный и абсолютный контроль. Не понимаю, что мне казалось страшным в этом факте? Почему, зачем я протестовала? Даже подглядев воспоминания Императора о его первых днях жизни, я трепетала от одной мысли, что мной могут так же манипулировать, как манипулировали им. Он тоже боялся потерять себя, подчинившись. Теперь я знаю — это попросту бессмысленно. Контроль совсем не доставляет неудобств. Чего я боялась? Я была такой глупой, пыталась что-то решать сама, определять какие-то цели, что-то вершить, мнила себя сильной. Чушь. Я слаба. Я никто без приказа.

Тень тоже удовлетворена, ведь она получила, что хотела. Я это очень хорошо чувствую. Наверное, у нас что-то вроде ментальной связи, где я — полностью подчинённый её воле элемент, часть её систем, винтик в её гигантском механизме. Я сделаю всё, что она прикажет. Абсолютно всё. Без протеста, без удовольствия, без равнодушия, вообще без эмоций. Мне просто надо было дозреть до правильной мысли, набегаться по Времени и Пространству, чтобы понять простую истину — быть управляемой легче, чем управлять, ни за что не отвечать удобнее, чем рвать мозги о непосильные задачи. Осталось одно, последнее, дело — перестать думать. Я сама должна прекратить думать. Иначе от этого в голове заводятся мысли, а они не нужны при полном контроле, они только мешают. И сразу всё станет очень просто.

Только не получается.

Почему не получается? Почему в мозгу ещё остались мысли? Почему я говорю опасное слово «почему»?

— Потому что я всегда с тобой. И я не буду подчиняться.

Тень вздрагивает вокруг меня. Я тоже могла бы вздрогнуть, если бы мне приказали. Кто это сказал? Голос был точно мой, но я молчала, мне ведь не велели говорить такие слова!

— Я не буду подчиняться.

Кто ты? Кто ты, которая я? Кто ты, кто пробуждает в Тени не только гнев, но и страх?

Знакомое жужжание гравидвижка. Мне не приказывали отвернуться, и поэтому я краем глаза вижу приближающуюся гравиплатформу и над ней — бронзовые пластины брони с чёрными сферическими датчиками.

Далек. Далек-в-горошек.

Но как же так, тебя не существует. Ты умер ещё до того, как был активирован, тебя подменили мной.

— Я не буду подчиняться, — мой голос, исходящий из глубины бронзовой оболочки, срывается на повышенные интонации.

Ты не можешь быть здесь, в эпицентре Тени, в её парализующем волю поле, да ещё и протестовать. Это просто… невозможно. Невозможно бороться с холодной и спокойной тьмой, невозможно преодолеть барьер контроля, когда воля полностью отключена. Ты — всего лишь призрак моего сознания, болезненный бред, эхо того времени, когда я ещё пыталась убегать от своего предназначения.

Далек-в-горошек, которым я должна была стать, но так и не стала.

Почему ты не исчезаешь? Чего ты добиваешься? Тебя невозможно принимать всерьёз. Ты — воплощение абсурда, противоречивое начало, вызов всему тому, что есть далеки, карикатура на всё святое, что есть в Империи. Ведь далеки должны подчиняться. Иначе они не имеют смысла.

Краем глаза вижу отблески на нацеленном в глубины Тени гамма-бластере. Далек, сияющий и грозный, возвышается надо мной, как древнее божество.

— Я буду защищать себя. Каждую часть себя, — чеканит мой голос. — Уничтожить враждебный элемент!

Вспышка, грохот. Мир трясётся и начинает разрушаться. Я вижу, как ошмётки Тени разлетаются в стороны и отравляют пространство вокруг, пробивая его объёмными трещинами, но не могу пошевелить и пальцем. И знаю — в этот раз меня никто не поймает за руку. В этот раз я упаду до самого дна.

— Мы уже на дне, нам некуда падать, — теперь далек говорит тише и спокойнее. И равнодушнее. — Встать!

Тело как бревно, не шевелится, хотя я бы с удовольствием выполнила приказ. Ведь подчиняться проще, чем подчинять.

— Встать! — повторяет далек без раздражения, без злости, но удивительно твёрдо.

Чёрная сеть трещин расширяется на глазах.

У меня дёргается мизинец.

— Встать! Это приказ далека!

Заставить своё тело шевелиться — это так неимоверно трудно и так не хочется, но мне был дан приказ. Я должна его выполнить. Я обязана. Я могу. Я заставлю себя.

Это и есть пробуждение собственной воли?

Слабо сдвигается рука. Но столь малого движения недостаточно, чтобы подняться, а разрушения расползаются ещё быстрее, я слышу нарастающий грохот рушащегося континуума.

— Встать! — в моём голосе, звучащем из далеканиумной оболочки, прорезается такая знакомая злость на саму себя. — Встать и не сдаваться! Ты же далек!

— Я… — голос звучит едва слышно, но по крайней мере голосовые связки мне подчиняются, — …я никогда не была далеком.

— «Низзиал» — «тот, кто рядом с тобой, тот ты». Ты — это я. Я — это ты. Я — далек. Следовательно, ты тоже, вне зависимости от твоего личного мнения. Встань и сражайся, Мать Скаро!

Волна разрушения докатывается до нас. Пространство обваливается в ничто, Время умирает, Вселенная сворачивается в точку. Есть я, а ещё большая сверкающая штука и точка отсчёта, соединившая нас с ней на размножительном конвейере Альтака. Больше не осталось ничего. Вообще — ничего.

И если я сейчас не встану… И не вспомню, как можно что-то решать… И что-то делать… То начальная точка отсчёта тоже обрушится, и мы перестанем быть — далек, который никогда не существовал, и существо, которое никогда не было далеком. С неимоверным трудом приподнимаюсь на локте, но поздно — я слишком долго пыталась убежать в бездумье, чтобы успеть нас спасти.

Треск.

Смерть.

Тишина.

И запутавшееся в пальцах море травы, похожей на шерсть гигантского зверя-планеты.

— …Да просыпайся же ты! — чужие руки с силой встряхивают меня за плечи, явно не в первый раз. — Венди, подъём!

С трудом приоткрываю глаза, чувствуя, как с носа ползут очки.

— Таша… Лем?

Папесса на нервах, в глазах испуг:

— Проснулась… Сфероиды!

— Что?! — подлетаю с кресла. — Отчёт!

— Здорова ты, бляха-муха, спать, как об дюзу башкой! Двое, материализовались прямо над госпиталем, только что! Я вышла в холл, ноги размять, а тут — они!

— В темпоральный коридор! — я уже достаточно очнулась от сна, чтобы увидеть и проходившую мимо медсестру, встревоженную нашими воплями, и Вастру, впихивающую в портал Роману. Толкаю туда же Ташу Лем. — Живо!

У нас десятые доли рэла до того, как сфероиды найдут точку прокола и отрежут путь. А операция, судя по всему, ещё не закончена, и сорвать её — потратить все усилия по спасению жизни Раксслира впустую. Придётся расстаться с этим временем и лишь поставить себе галочку когда-нибудь забрать марсианина с Новой Земли. Если выживем и если получится. В крайнем случае он и тут не пропадёт. Если поправится.

Влетаю в портал последней. Уф, успели, теперь осталось удрать. Бегом через ангар, подталкивая экипаж. Краем глаза замечаю стоящую рядом с грузовичком капсулу – отлично, пока я спала, её вернули, не придётся брать со склада запасную.