— Куда? — тут же осведомляется Романа.
— Кого? — одновременно с ней спрашиваю я. По мне, так свалить эти кусты не представляет никакой проблемы. Один пролонгованный выстрел из гамма-бластера, и территория расчищена вместе с атакующими... Так, тепловизор. Надо расширить радиус захвата. Сконцентрироваться только на нём, отключив все остальные диапазоны радара… Есть! Шестеро, в пределах пяти леров. По габаритам — явно мужские особи. Наверное, охотники.
— Мы же искали аборигенов, — с едва заметной насмешкой заявляет Вастра, — вот теперь и искать не нужно, сами пришли, — и кричит в заросли: — Эй, господа! Я вас вижу! А ну, вылезайте!
— Вряд ли они поймут интернациональные галактические наречия, — потирает подбородок Романа. — Мне нужно попробовать с ними…
— Сидеть, — приказываю я. — Твоя ценность слишком велика. Ты останешься под защитным полем. Таша Лем!
— А?
— У тебя есть опыт ведения переговоров с самыми различными видами. Найди общий язык с местными.
— О’кей, — несётся в ответ, и папесса снова спрыгивает на траву.
Охотники появляются из зарослей по одному, абсолютно беззвучно, даже крапива не колышется, и я слышу, как Вастра издаёт восхищённый возглас. Вполне понимаю её восторг, тут с дикарями даже ей не потягаться. В остальном же они не вызывают у меня ровно никакой симпатии — симметрично-двуногие, чернявые, горбоносые, с разрисованной татуировками кожей. Правда, должны быть не очень вонючие. Я давно знаю, ещё из курса эмбриональной подготовки, что привычка разводить грязь у низших формируется вместе с улучшением среды обитания и первыми шагами по её подчинению. А дикари, вынужденные добывать пищу охотой, стараются избегать сильного запаха и потому не пренебрегают примитивными формами гигиены. Чем существо ближе к неподчинённой окружающей среде, чем больше оно от неё зависит, тем меньше оно старается привлекать к себе внимание конкурентов по экологической нише. Так что аборигены или чем-нибудь натираются, чтобы отбить естественный запах, или просто моются.
— Они не похожи на тех людей, которых я видела на Британских островах в будущем, — вдруг замечает Романа.
— Коренное население, а ещё точнее, первые переселенцы, — отвечаю. — Предположительно, принадлежат к иберийской группе. Впоследствии их завоевали сперва кельты, потом бритты, потом римляне, потом англы и саксы и прочие индоевропейцы, и от древней крови вообще ничего не осталось. Кстати, смешанные потомки от первых переселений, ещё ассимилирующих, а не завоёвывающих, будут называться «пиктами» из-за традиции татуировок.
— Откуда далеки всё это знают? — вытаращивается на меня блондинка.
— Мы много раз воевали с землянами, — флегматично пожимаю плечом в ответ, не сводя глаз с приближающегося противника. — О врагах нужно знать всё и досконально.
Варги-палки! Я что, буду, оправдываясь, лепетать ей о своей ссылке и о дикой скуке среди землян, заставлявшей меня читать и анализировать всякую ерунду? Фиг. Кстати, если подумать, и городок-то Хищник подобрал с умыслом: как Альтак был саттелитом Кааланна и главным ЦУПом планеты, так и Королёв — пригород Москвы и один из ведущих ЦУПов Сол-3. Мысль не новая, но всякий раз меня досадливо-улыбающая.
Охотники сокращают дистанцию с грузовиком до шести с половиной де-леров. Между прочим, вылезли не все.
— Таша Лем, будь аккуратнее, тепловизор видит ещё двоих в кустах.
— Поняла, — она делает шаг навстречу примитивам и заговаривает таким тоном, что меня чуть ли не тошнит: — Приветствую вас, отважные воины.
Нет, понятно, что она ставит на интонацию и выражение лица, но уж слишком противно слушать уважительные речи к тем, кто должен быть просто уничтожен без разговоров.
Два остро заточенных кола с каменными наконечниками, определённые базой холодного оружия, как «дротики», и сеть, сплетённая из чего-то органического. И всё это — на флегматично стоящую Ташу. Но я особо не дёргаюсь, она же с бластером и под защитой силового поля. Самый толстый и косматый тип, разрисованный татуировками до такой степени, что не видно лица, выдавливает несколько отрывистых слов, косясь на Вастру. Нет, язык не разобрать...
— Мы пришли с миром, — благостно продолжает Таша в ответ, даже не трудясь убрать бластер. Мне вот от такого противоречия весело.
Дротик тыкает в силовое поле, но не может его пробить. Дикарь издаёт изумлённый возглас и пытается проковырять невидимую преграду. Надо отдать должное Таше — свободную руку она тут же ставит, как щит, словно сама является источником поля, а потом величественно качает головой:
— Не надо оружия. Мы всего лишь ищем нашего друга по имени Доктор. Док-тор.
— Дагда? — неуверенно переспрашивает один из охотников.
— Доктор, — повторяет Таша.
— Дагда, — начинают тараторить аборигены друг другу, приговаривая ещё кучу слов и размахивая руками, хотя самый толстый продолжает попытки тыкать дротиком в поле. Лица папессы мне не видно, но могу поспорить — улыбка у неё самая что ни на есть благочестивая и доброжелательная.
— О, богиня, — вдруг восклицает Вастра, явно давясь смехом. — Дагда, сын Дану?..
— Дану! — тут же подхватывают дикари, разражаясь бурным потоком восклицаний и жестов. Самый молодой показывает что-то на половину ладони выше себя, восклицая: «Дану, Дану!» — и второй рукой указывая на свои волосы.
Дагда? Дану? Прогнать все базы на соответствие… Мама-радиация. Согласна с Вастрой, это уже ни в какие грузовые ворота не проедет. Дану, древняя ирландская богиня-мать, предположительно, унаследованная кельтами от первичного населения зелёного острова, и её сын Дагда. Носящий коричневую одежду, не прикрывающую задницу, весёлый, рыжий и имеющий бездонный котёл, способный накормить всех желающих.
— Наверное, они никогда не видели рыжих, — из последних сил сдерживает недостойное викторианской дамы хихиканье силурианка.
Сидевшие в засаде аборигены наконец выбираются из зарослей и присоединяются к соплеменникам, включившись в экспрессивный рассказ.
— Разве Дану тоже была рыжей? — уточняю, высунувшись из дверцы наружу. Похоже, чутьё на Хищника не подвело детектива и папессу, мы попали куда надо.
— Не знаю, вроде бы, златовласой. Но мифы всё перевирают, — отзывается она.
А тем временем из бурных речей аборигенов слух выхватывает бесконечный повтор трёх слов — «Дагда», «Дану» и «фамори». Фоморы, что ли?
— Мне кто-нибудь что-нибудь объяснит? — шипит Романа.
— Дану и Дагда, древние ирландские божества. Похоже, Доктор со своей спутницей отразил нашествие каких-то тварей, которых мифы потом назовут «фоморами», — поясняю галлифрейке. — Правда, в моей базе нет такой расы, но, возможно, это местное название для чужаков.
— Дагда?
— Недалеко ушло от английского «докта-а», — хмыкаю я. — Вероятно, аборигены могут выговаривать незнакомое слово только на свой манер.
— Дану?
— Диана или Даная, — предполагаю мимоходом, сверившись с базой земных имён. Тем временем толстый, утомившись бесцельно стучаться дротиком, отбрасывает его и ощупывает силовое поле руками, удивлённо что-то голося и стараясь этим привлечь внимание соплеменников. Но те слишком активно втолковывают что-то и Таше, и друг другу. Непонятно, но, предположительно, это всё о Хищнике.
— Капитан Венди, ты можешь опустить силовой щит, они не нападут, — всё так же просветлённо и нараспев, словно читая благословляющую молитву, сообщает папесса. И даже руки поднимает, что заставляет дикарей отвлечься от разговоров и на неё уставиться. Что ж, идея ясна — перещёлкиваю выключатель, и толстяк, опиравшийся на поле обеими руками, хлопается в вереск. Возгласы, шараханья, но вопреки представлениям, сформированным у меня земной литературой, никто на колени не падает и ни о чём не умоляет. Наоборот, если все таблицы расчётов поведения землян действительны для этих особей, у них зашкаливают адреналин и любопытство. Таша наклоняется к толстяку, протягивая руку, словно хочет помочь ему встать. Ладно, буду считать, что ей виднее, как вести себя с низшими. Тот, приподнявшись, глядит на неё во все глаза, но потом нерешительно берётся за ладонь и встаёт, одновременно с этим что-то восклицая.