А если мы возьмём некое существо и точно так же отпечатаем его не в матрице ТАРДИС, а в Вихре? Чтобы не корабль, теоретически ремонтируемый, поддерживал бесконечный режим жизни, а само Время?
Ой, мама-радиация.
О-ой.
Если верить Романе и третьей спирали в моей ДНК, то там, в глубинах Вихря, нахожусь я-вторая. И там я жива и здорова, если можно так назвать существование в режиме абсолютного хроностазиса. Чтобы сдвинуть меня в двумерном времени, надо выключить меня здесь. И наоборот. Две части меня, два как равноправных отражения, должны соответствовать друг другу. И если «внешняя» половинка получила критические повреждения, то Вихрь обязан её восстановить, в точности по Шестой теории. Ведь для него доминанта — это та часть, которая находится в нём, а не та, которая… я.
И в тот миг, когда Время начнёт меня чинить, откроется рифт, ведущий в зону хронораспада.
И капелька воли воскресающего существа, которое само по себе является трещиной в мироздании, может сформировать и направить поток хрононов на что угодно. Это не регенерация Повелителей Времени, это намного хуже. Это как если бы глава «Торчвуда» при каждом своём воскрешении ТАРДИСы рожал. Или Злых Волков.
Нет, всё ещё хуже.
Всё совсем, совсем плохо.
Шакри не зря крутились в нашем континууме, разыскивая рифт. Ведь что с такого оружия, как я, могли бы поиметь хроноворы? Что бы им дал разрыв, который образовался вокруг меня после падения в Вихрь и который планируется сейчас активировать? В чём вообще сущность созданий, которые знают всё или почти всё?
Ответ очень прост, до мозгодробительности прост. Информация. Всё дело в ней. Время прямо пропорционально количеству накопленной информации. Бит — единица её измерения — штука абсолютно материальная, как де-лер провода. И неважно, чем он выражен на физическом уровне — намагниченной ячейкой памяти примитивного полупроводникового компьютера или направлением вращения элементарной частицы, меняющимся всякий раз, когда та сталкивается с другими частицами, получает толику их информации и делится своей собственной. Это естественный процесс развития вселенной — данные распространяются, структурируются и заражают все части мироздания. Две молекулы ДНК, смешивающиеся для создания третьей, которая понесёт свою — и их — информацию. Песня, загруженная из интергалактической компьютерной сети и забытая на харде у какой-нибудь девицы подросткового возраста. Воспоминание — копия событий, проанализированная, оценённая, пересказанная сородичам и усвоенная ими вместе с оценкой. Копии множатся, множатся, множатся. И эволюционируют. Энергия и материя, волна и частица не взаимодействуют без третьей, скрытой составляющей, обеспечивающей связь между ними, и имя ей — информация. Она не зависит от наличия или отсутствия разума, способного её воспринять, как не зависят от астронома звёзды и планеты. Она — причина, а не следствие. Она первична, а копающийся в ней разум учёного или философа глубоко вторичен. Не мы создаём информацию, а она — нас. Атомы беспорядочно сталкиваются в пространстве и обмениваются данными: «Эй, погляди, я кручусь направо. — А я налево. — А я вообще из другой галактики прилетел, но запомню вас обоих». Элементарные частицы запоминают встречи друг с другом и передают эти данные дальше. То же самое и в макромире — поэт пишет пьесу, люди её читают и запоминают. Информация передаётся, заражает мир, накапливается — атомы не забывают пережитые столкновения, человечество не забывает пьесы Шекспира. Биты копятся и занимают пространство. Мир вычисляет себя. Из простого — сложное. Из сложного — очень сложное. Но всегда гармоничное, потому что система — это и есть гармония. Жизнь появляется потому, что обязана появиться, как прямое следствие усложнения и естественной оптимизации мировой информации.
Плюс вселенной в том, что она не ведёт наблюдение и не анализирует свои вычисления, а поэтому никогда не ошибается. Ей легко жить — что ни сделает, всё правильно. Это сложно постичь, потому что мы почти никогда не видим начала. Можно взять два-три атома, поместить их в изолированное пространство и следить за каждым столкновением — тогда мы сможем написать их полную историю в битах, а потом расшифровать информацию, которой они заразились друг от друга в процессе столкновений, и понять, как и почему они в итоге структурируются в нечто связное. Но рано или поздно любая, даже самая совершенная система наблюдений пропустит какое-то столкновение, и в вычисления закрадётся ошибка. Эффект бабочки. Где-то на краю мироздания маленькое насекомое взмахивает крылом, а на другом конце вселенной гремят ураганы и взрываются звёзды. Одно упущенное столкновение, один раз ноль перепутается с единицей, плюс с минусом — и вот уже Чернобыль взлетает на воздух и рушатся планы великих империй. А учёные хватаются за голову: что же делать с энтропией?
А проблема-то простая. Энтропия стала символом, мерой неупорядоченности, но на самом деле она всего лишь та самая информация из «эффекта бабочки», которую мы упустили и которая превратилась для нас в хаос, в данные, которые невозможно использовать в силу их нераспознанности. Проводя параллели с энергией, мы можем условно назвать распознаваемую и используемую информацию «кинетической», а неизвестную и не используемую — «потенциальной». Это как изучение чужого языка по книгам, вникание в новую науку — «потенциальную» информацию переводишь в «кинетическую», но стоит не понять лишь один термин, лишь одно склонение или спряжение, и трудности постепенно накопятся и погребут тебя, как лавина. Чистое проявление вреда «потенциальной» информации, или попросту энтропии, в быту. Но тут можно вернуться, пролистать книгу обратно до того места, где ещё всё было понятно, найти проблему, разрешить её — и тогда всё, что казалось скучной ерундой, вдруг резко приобретёт смысл. Паззл сложится. Энтропия системы реально уменьшится. «Потенциальная» информация станет «кинетической».
На микроуровне элементарных частиц вернуться назад крайне сложно — их слишком много, они слишком шустры, не ловить же каждый сбежавший квант света по всему космосу. Но чисто гипотетически это можно вообразить, а значит, и на самом деле уменьшить энтропию. А то известный парадокс Максвелла, к сожалению, на самом деле энтропию не уменьшает. А казалось, всё так просто: берём два сосуда с газом, делаем между ними дверку и сажаем чертёнка, чтобы сортировал содержимое — более горячие и активные атомы газа пермещал в один сосуд, а более холодные в другой. С виду получается нарушение второго закона термодинамики. Энтропия не накапливается, в одном сосуде газ всегда горячий и без подогрева, в другом всегда холодный даже с подогревом, этакий вечный двигатель. Но во времена господина Максвелла ещё не было теории информации в современном виде, и поэтому он не знал, что энтропия никуда не денется даже с наличием демона-контролёра. Да, атомы подвергаются систематизации, а где есть система, там нет хаоса. Да, демон считывает информацию о состоянии и передвижении каждой частицы с потрясающей точностью, необходимой для того, чтобы подвергнуть её отлову и сортировке. Но это значит, что рассортированные атомы заражают демона своей информацией. А поскольку каждый бит занимает под себя частичку пространства и требует энергии для своего сохранения, демон начинает заполняться, как хард. Ведь ему надо помнить каждый атом в системе и просчитывать каждое его передвижение, чтобы вовремя поймать и пересортировать! Таким образом, вся вычисляемая информация, то есть энтропия системы, не исчезает, а достаётся демону. Второй закон термодинамики не нарушен. Чтобы получить истинно вечный двигатель из парадокса Максвелла, надо снабдить чертёнка бесконечно мощным процессором и — что ещё важнее — бесконечным хардом, чтобы было куда складировать накопленные биты. Энтропия — не хаос и не таинственная сила, пожирающая вселенную. Энтропия — не распознанная, не понятая посторонним наблюдателем информация, которой нужно место, где храниться, и нужна энергия, чтобы обрабатываться. И чем больше этой балластной информации, тем, естественно, ниже КПД системы. Это как неуклюжая, необкатанная программа в компьютере, которая долго скрипит, жрёт неприлично много ресурсов, а производительность у неё смехотворная. Однако последующая обработка и шлифовка кода превращает тяжёлого неповоротливого монстра в порхающую бабочку. Не то же ли самое мы видим в окружающем мире? Прелестные структуры галактик, грациозные живые существа, отточенные на протяжении миллионов лет эволюцией и естественным отбором… Естественно, разум ускоряет процесс систематизации информации, но природа и без разумных существ способна справляться с улучшением себя, любимой. Кто сказал, что боги не играют в кости? Судя по миру вокруг, они только в них и режутся!
