И ещё меня совсем не пугает её общество. Голова, конечно, кружится от внезапности, но страха нет. Хотя она не калед и не тал. И, несмотря на глаза, не похожа на муто.

Потом до меня доходит, что именно она сказала.

— Папа… Даврос?!..

Незнакомка лишь слегка приподнимает бровь, иронии в лице делается чуть больше. Кажется, не стоит переспрашивать после каждой её реплики.

Тру виски.

— Это всё… очень неожиданно. Где мы?

— На шесть миллиардов лет вперёд, в другой галактике, в моём умирающем мозге. Подсознание любит шутить во снах и при смерти. Предположительно, поэтому мы и видим друг друга.

Давно я не чувствовала себя настолько оглушённой. Пожалуй, с того момента, как мне сообщили о смерти мамы. И просто чтобы не молчать, я говорю:

— К-кто ты сама?

— Далек, — всё так же спокойно констатирует она. — Один из тех, кого ты хотела создать, мама Шан. Мы родились. Выросли. И улетели к звёздам, чтобы нести мир и порядок по всей Вселенной.

— Даврос всё же закончил мою работу? — ерунда какая-то творится, ничего не понимаю. Слишком внезапно всё случилось.

— Корректнее сказать, работа закончила себя посредством Давроса, — хмыкает девушка, и я наконец-то вижу тень улыбки в уголках её маленького красивого рта. Она вообще симпатичная, хоть и немного плотная. Впрочем, это та плотность, которая бывает от крепкой кости и хорошо развитой мышечной массы, а не от лишнего жира, а поэтому выглядит приятно.

— Бред какой-то. Объясни…

Она испускает короткий смешок, звучащий очень странно, потому что её круглое лицо опять не улыбается.

— Кажется, я тоже повлияла на тебя, а не только ты на меня, — говорит. — Даврос был искалечен при бомбардировке… Ну, для тебя, скорее, будет искалечен. Учёные сделали для него систему жизнеобеспечения на основе последних научных разработок, а он сам потом ещё усовершенствовал своё инвалидное кресло, ставшее легендой и визитной карточкой безумного каледа. Оно позволило ему жить практически вечно — и так же вечно гадить далекам. Даврос постоянно вмешивается в нашу жизнь, пытается уничтожить или взять под контроль. Мегаломания, помешательство на тотальном контроле и жажда власти над вселенной. Он считает себя избранником небес или чем-то в этом роде. Тебе неприятно это слышать — ну, согласно моим данным о предках и работе их инстинктов, тебе должно быть неприятно. Но это правда. Ты его слишком идеализировала. Ты называла его добрым и хорошим человеком — но он никогда таким не был, а ты никогда адекватно о нём не судила, как и положено влюблённой женщине. Даже когда он у тебя на глазах взялся препарировать свежий труп собственной матери, ты всё равно его оправдывала. Но я понимаю твою реакцию. Это инстинкты, с ними сложно справляться. Вы подходили друг другу — оба физически здоровые, а его психические отклонения вполне компенсировались твоим восхищением.

Бр-р-р! Мотаю головой. Это спокойное существо напротив меня, безо всяких эмоций вытаскивающее и анализирующее мою подноготную, серьёзно считает, что делает мне больно? Ну, если бы мне это всё сказала Фенак, я бы обиделась и накричала. Но ситуация вокруг такова, что на задний план отошли даже жёсткие обвинения в адрес координатора Давроса. Сам факт этой девушки, сидящей передо мной, потрясает куда больше, чем смысл её речи.

Далек. Неужели она из «богоподобных»? В ней и впрямь есть что-то… отрешённо-неземное.

Подвигаюсь вперёд, к ней. Хочу разглядеть получше. Хочу… потрогать.

На лице собеседницы мелькает понимание. Она терпеливо ждёт, пока я касаюсь сначала её щеки, потом волос — с виду жёстких и упрямых, но на самом деле очень мягких и шелковистых, явно держащих форму за счёт какого-то начёса или средства для укладки.

Надо же, настоящая.

В жёлто-зелёных глазах со странными воронковидными зрачками мелькает смешинка и снова исчезает:

— Сложно поверить в происходящее, мама Шан. Но я расскажу дальше. Даврос… тосковал по тебе. Несмотря на то, что столько веков прошло, несмотря на то, что он старался себя убедить, что не любил тебя, он всё же хотел тебя вернуть — на свой манер. Его слуги проникли на размножительную фабрику и изменили меня, чтобы я со временем стала тобой. Но не такой тобой, какой ты была, а другой — покорной, без собственной воли, куклой, исполнительным лаборантом, верным телохранителем — и, конечно, украшением трона. Вон такой, — и она мотает головой вбок.

Прослеживаю взглядом её движение и вижу ещё одну девушку, как две капли воды похожую на мою странную собеседницу. Она стоит чуть в стороне от нас, неживая, как муляж для ложных целей — лицо стянуто в маску, в глазах пустота, руки по швам. Страшно.

— Это… она? То, чем мы должны были стать? — странно, как легко соскочило с языка это «мы». Но, как говорит Даврос, учёные должны хладнокровно и бесстрастно принимать факты. А факт в том, что я сижу в чёрном ничём и болтаю с неизвестной девушкой о какой-то непонятной ерунде.

— Да. Галатея, — впервые слышу это слово, но в него вложено очень много иронии. Вопросительно гляжу в ответ, намекая, что термин мне незнаком. Собеседница спохватывается. — Ах, прости. Не подумала, что наша связь может быть настолько односторонней. История Галатеи — это миф с другой планеты. Там рассказывается о скульпторе Пигмалионе, который изваял настолько красивую статую, что сам в неё влюбился без памяти. Говорят, боги сжалились над ним и оживили Галатею. Только в нашей с тобой сказке всё вышло наоборот — Пигмалион захотел превратить живую девушку в статую, чтобы она не могла принадлежать никому, кроме него. А девушка оказалась слишком упрямой и предпочла умереть, но не сдаться.

Только сейчас я вспоминаю, что незнакомка говорила про сон и предсмертное состояние.

— То есть?..

— Галатея проснулась. И я убила её, а заодно нас с тобой, чтобы Даврос не использовал нас против моего народа. Мозг далека умирает последним. Это сделано для того, чтобы мы успели отдать свою память и свои знания сородичам через общую командную сеть. Но поскольку ты проснулась вместе с Галатеей, я увидела тебя и твою жизнь. Это было… — она запинается, словно выбирает слово, — …любопытно. Нет, даже познавательно. Мне кажется, Император немного заблуждался, утверждая, что Даврос был к тебе совершенно равнодушен.

— Император?..

— Ваш с Давросом биологический ребёнок. Он правит нами с момента нашего создания.

Ага, шесть миллиардов лет. Голова кругом. Сказка с другой планеты, девушка-муляж, мой посмертный бессмертный ребёнок от координатора… Чушь какая-то. Ничего не понимаю.

— Послушай… Это всё по правде?

— Что?

— Ну… всё это, — провожу рукой, не зная, как вообще описать происходящее.

— К сожалению.

— А… Ты-то кто? — запоздало соображаю, что так и не узнала имени собеседницы.

— Мой народ определяет мои функции и смысл моего существования термином «Мать Скаро». Подозреваю, это не совсем совпадение, учитывая, что во мне была спрятана личность матери далеков.

Как-то заковыристо. Но с другой стороны, чего я ждала? Что через шесть миллиардов лет люди будут такими же, как в моё время?

— Значит, мы с тобой теперь одно целое?

— Нет. И никогда не были, — качает она головой. — Я с самого начала стала развиваться не по заложенной программе и не смогла бы сделать тебя частью своей личности. Максимум, на что ты могла рассчитывать, это на место в моей базе данных по диким бункерным предкам. Но это всё больше не имеет значения. Тело умирает. Мозг скоро отключится и тоже умрёт. Но хорошо, что мы смогли встретиться. Это было познавательно.

Я пристально на неё смотрю. Дал-ек. Вот ты какая, потомок. И впрямь богоподобная — спокойная, уравновешенная, любопытная, физически здоровая, и даже не с двумя головами и не желтокожая. Хотела бы я быть хотя бы вполовину такой, как ты. Хотела бы я так же спокойно принимать смерть.

— Мне… страшно умирать, — говорю не совсем то, что думаю.

— Мне тоже. Забавно, что мы обе уже один раз умирали — ты на виселице, я от МЛБ. Ты получила продолжение жизни во мне, а я — в новом теле. Весёлое это изобретение, психография. Но теперь уже всё поздно.