Император и впрямь выжимает из меня всё, что только можно. Потому что знает: я уже никогда добровольно не пойду против него и Общей Идеологии. Да и не добровольно… ещё заставить нужно.
— Ты гений, — заканчивает Доктор очень спокойно. — И как свойственно истинно талантливым и гениальным личностям, совершенно себя недооцениваешь. Но я не питаю иллюзий — страшнее тебя в Новой Парадигме нет ни-ко-го. И коль скоро ты не развернула заложенный потенциал на свой собственный народ, ты рано или поздно развернёшь его на всё остальное. И я тебя боюсь.
— Ну так и нечего было за мной на Свалку прилетать, — цинично отрезаю я. На самом деле, мне совсем другое хочется сказать, и очень грубо, но не опускаться же до уровня папессы.
Доктор ставит брови виноватым домиком:
— Ну, я надеялся на лучшее. И потом, я же не знал, кто к тебе протез приложил, а утечка артронного поля казалась такой интересной…
— На то и был расчёт, — вставляет Даврос, про которого мы как-то немножко забыли. — Я, правда, не всё понял из вашего трогательного диалога, но полагаю, леди Романадворатрелундар в курсе и потом удовлетворит моё любопытство. И лучше ей будет это сделать добровольно… Доктор, ты никогда не можешь пройти мимо грамотной приманки. А сейчас уже бесполезно что-то менять, дело сделано, остался лишь один шаг. И мы оба знаем, что это должно быть, — он испускает премерзкий смешок.
У Хищника дёргается щека.
— Доктор?.. — требовательно спрашиваю я, но он не отвечает, вперив взгляд в каледа.
— Даврос, ещё раз. Не выпускай джинна из бутылки. Чёрт побери!.. Тебе нужен ассистент? Я согласен! — что он несёт?! — В конце концов, у нас даже есть небольшой опыт работы сообща, и я даже помню, что ты любишь сладкий чай, два кусочка сахара, и… я буду делать что угодно, что ты ни придумаешь, только, ради всего святого, оставь ребёнка в покое и не запускай процесс! Ты не сможешь его контролировать, и Рассилон знает, чем всё закончится! Верни девочку Императору далеков, он ведь без понятия, что с ней дальше делать, и не сможет её использовать. Парадокс рано или поздно рассеется, и она станет безопасной для Вселенной. Даврос, пожалуйста, ну хотя бы раз услышь, что я тебе говорю!
Калед даже отодвигается на полшага от такого напора, но на его лице лишь неприязнь.
— Знаешь, ты последний, кого бы я хотел видеть в роли ассистента, — холодно сообщает он. — Хотя ты верно угадал, мне нужен помощник, и я выбрал её. Если ты сказал правду и она от природы одарена не меньше, чем вложенный в неё идеал, то мне повезло вдвойне. А ты… Ты недолго продержишься покорным. Начнёшь читать морали, пытаться как-то на меня повлиять, саботировать работу, пороть отсебятину. Ведь мы действительно давно и хорошо друг друга знаем. Ты всегда будешь внутренне настроен против меня, а я — против тебя. Слишком много плохого между нами. Я всегда буду об этом вспоминать, пока ты рядом. Ежедневно, ежечасно — ты обрекал меня на многие пытки, но ещё на одну?.. Уволь.
— Ты по-прежнему винишь меня в своём одиночестве? — тихо уточняет Доктор. Похоже, у них пошёл какой-то старый разговор, начало которого теряется в веках.
Ноздри Давроса гневно раздуваются, а голос идёт на резкое повышение:
— А из-за кого я постоянно остаюсь на развалинах, без своих созданий, без своего мира, в темноте, один? Кто раз за разом запирает меня в клетке одиночества, заставляет начинать всю работу сначала — только затем, чтобы потом опять ворваться и всё разрушить?! Ты столько раз отнимал у меня всё, всё, всё, что только было возможно! Ты — разрушитель, это твоя натура! Вечно сеешь хаос на своём пути! Тебя давно пора было уничтожить!!!
— Ты сам себя оставляешь в одиночестве, — тихо, но твёрдо отрезает Доктор. И с какой-то жёсткой печалью добавляет: — У тебя было столько шансов, но ты их все упустил. Все до одного, всегда. Вселенная столько раз протягивала тебе руку помощи — а ты отворачивался и продолжал циклиться на одной бредовой идее, которая в этом мире не нужна никому, кроме тебя, не замечая никого и ничего, и в итоге всё теряя. Но винить за свои ошибки других, ладно бы только меня, но даже собственных детей… Впрочем, это обычное для тебя дело.
— Далеки были созданы для того, чтобы стать высшей расой! Но они не оправдали моих надежд! — кричит Даврос истерически. Понятно, у него пошёл виток маниакального бреда. В моих данных есть информация, что ему часто рвёт мозги на эту тему и он принимается орать гадости в наш адрес.
— Дети вообще такие, — пожимает плечами Хищник всё с той же жёсткой печалью. — Они растут. Вылетают из гнезда. И сами решают, кем им быть. Тебя бесит мысль о том, что они тебя не приняли — но ты не можешь этого от них требовать, так как сам их не принимаешь. И они это знают. И поверь, это их тоже бесит до трясучки.
Слова Доктора полностью корреллируют с моими чуть более ранними мыслями насчёт отношений между родителями и детьми. Неужели всё настолько прозрачно? Да, наверное. Всё же насчёт импринтинга Давроса как родителя надо покопаться…
— Они! Были созданы! Как высшая раса!!! — ещё громче, с расстановкой, с отвратительным пафосом вопит Даврос. — И я продолжу работу! Меня ничто не остановит! Высшие существа будут созданы, как и было предсказано!!! Табона дэ тьянн-тэл, эск талу бэк калид ульрик та дал-ек!!!
«Книга пророчеств», глава сто четвёртая, стих восьмой, двенадцатая строфа. Предсказание о появлении богоподобных людей. Даврос — просто рехнувшийся зацикленный маньяк. Долбанные пророчества никогда не выполняются так, как от них ждёшь, и теми, кто навязчиво хочет их исполнить, уж я-то это знаю не понаслышке.
А папочка-создатель замолкает и, словно подтверждая моё заключение о его психическом состоянии, испускает тихое хихиканье, постепенно переходящее в истерический хохот до одышки. Чего это он развеселился? Вроде только что был в гневе?
Стоп. Или не был. Я же сначала следила за его эмоциями, но потом отвлеклась на споры-разговоры, и он так горячо говорил, так бесился от близости Доктора, что даже не было желания вслушиваться во всю ту мерзость, что клубилась внутри его искалеченного тела. А когда он ещё завёл старую шарманку про свои на нас обиды, я вообще перестала вслушиваться и анализировать, ведь всё это так старо и так уныло. Но ведь истерический гнев не может резко смениться чувством полного и абсолютного удовлетворения без веской причины, правда?
Стою и в смутном испуге жду, пока он отхохочется и успокоится. Доктор выглядит озадаченным, да и девчонки, похоже, в ауте — я вижу их краем глаза, но взгляд до конца не перевожу, чтобы не потерять из виду малейшее изменение в режиме ненормального каледа.
А этот псих, отсмеявшись, переводит дух и уже спокойно говорит:
— Как же просто. Заговорить зубы, повести себя так, как от тебя ждут, усыпить возможное подсознательное сопротивление… У нас много работы, Шан. Подойди ко мне.
Моё тело, не спросясь, твёрдо чеканит несколько шагов вперёд и застывает перед креслом Давроса. Что?..
— Венди! — громко кричит Вастра, но мои глаза отказываются на неё взглянуть.
— Я жду приказов, — говорит мой собственный рот.
Ч-что?..
— Шан? — хриплым фальцетом восклицает Доктор, словно ему вдруг отказали связки. — Почему ты называешь её «Шан»?!
А я уже, кажется, понимаю, почему. Мне… страшно. Я в ужасе. Нет, нет, нет, нет, не-е-ет!!! Как? Почему?! Что он сделал?! Когда он успел назвать пароль активации?! Точно! Цитата из «Книги пророчеств», сказанная его голосом! Произведение, знакомое с детства обоим нашим «родителям», из которого они подчерпнули само слово «далек»!
Мир вдруг сужается до узкого окошка в тёмном чулане. Я валюсь в бесконечно глубокий колодец темноты, вот-вот ударюсь о дно и рассыплюсь на атомы. Не-ет! Я — это я. Не Шан. Не рабыня. Не предмет. Я — это я, слышите? Я не сдамся! Потому что я не вещь. Я — живая!
Пожалуйста, ну пожалуйста, пусть это всё окажется галлюцинацией. Пусть это всё сон. Да, точно, сон. Я просто сплю. Мне просто снится, что я в плену у собственного тела, превратившегося в манекен, в статую с именем мёртвой женщины. Это просто очередной кошмар о Тени. Это со-он…