В чём смысл утверждения, что мой народ выше других?

Что я сама такое, в конце концов?

— Подойди ко мне, дитя, — тихий голос вроде бы лишён требовательных ноток и даже ласков, но я знаю, что на самом деле это жёсткий приказ.

В поясницу пихается манипулятор, но я не сдвигаюсь с места.

— Ты боишься? — теперь в голосе Давроса прорезается что-то вроде снисходительной улыбки. Добрый дедушка подзывает ребёночка, вроде как конфетку дать, уже поверила. Как когда-то сказал Хищник, «Я столько не выпью, я вообще не пью!» Или я это от кого-то ещё слышала, не помню. Или что-то напутала. Но всё равно получилось в тему.

Второй тычок в поясницу. Слегка обернувшись, перехватываю манипулятор:

— Ещё раз так сделаешь, уничтожу, — и пытаюсь согнуть. Металл и впрямь подаётся, сплав-заменитель не так прочен, как настоящий силькроний.

— Агрессивное поведение пленного, — верещит охранник, пытаясь выдернуть конечность и неприкрыто разрываясь между базовой инструкцией пристрелить обидчика и приказом не открывать по мне огня. — Я атакован! Повреждение функций манипулятора!

— Оставь её, — негромкое замечание каледа заставляет солдата наконец заткнуться. — И проследуй в ремонт, — в воздухе повисает недосказанное «бестолочь». Отпускаю погнутую конечность и даю пинка конвоиру, чтобы откатывал побыстрее. — Ну же, дитя. Ты боишься меня?

Отряхиваю руку — ничего не могу поделать с желанием её почистить, хотя жест отдаёт показухой, — и наконец снова поднимаю взгляд на своего творца. Или лучше сказать, исказителя?..

Он хочет ответа. Он его получит.

— Да. Я тебя боюсь.

Похоже, такого признания никто не ожидал, даже Доктор, который меня давно знает. Но я не хочу прикрываться идеологией. Все и так видели, что я в ужасе, и глупо вопить соответствующий тезис из О.И. после истерики на ДАРДИС. Защитная дезинформация в данном случае не имеет никакого смысла.

— Интересно, — задумчиво, с оттенком насмешки, тянет Даврос. — Я создавал далеков бесстрашными…

— Но я не далек, — перебиваю. — Ты исказил меня ещё до активации. Я никогда не была до конца далеком — из-за тебя. Что удивительного в том, что у меня не хватает силы подавить страх так, как положено? — перевожу взгляд на Доктора. — Но и человеком я никогда не была и не буду. Я не позволю вам обоим решать за меня, кем мне быть. И да, я боюсь вас обоих и того разрушительного импульса, что вы в себе несёте. Это слишком опасно для моего народа и для моего дома.

— Не думаю, что Скаро что-то грозит, — вполголоса замечает Доктор, косясь на экраны.

— Мой дом больше, чем Скаро! — он тупой, что ли?! — Мой дом — вся Вселенная. И вы оба для него — реальная угроза! Оба, понятно?

— Изумительно, — вдруг бормочет папочка-создатель, и я понимаю, что ни одно моё слово не достучалось до его ушей, и всё, что он во мне видит — это лишь необычный подопытный образец, лишь эксперимент, лишь говорящую вещь. Как всегда, ничего нового. Он вечно смотрит на нас сверху вниз, мнит себя выше своих созданий. За это мы его и ненавидим сильнее, чем могли бы. Называя нас своими детьми, он при этом внутренне не признаёт нас таковыми. Я много общалась с землянами и знаю, что такое дети для своих родителей — не говорящие вещи, не предметы с глазами, а личности, с которыми приходится считаться. Даврос же… никогда не считался с нами больше, чем с микроскопом или скальпелем, и мы чувствовали, что это ненормально, даже не имея нужного инстинкта. И после этого создатель ждал, что мы его признаем и беспрекословно подчинимся? Да псих же!

А он продолжает восхищаться:

— Какая воля, какие самостоятельные попытки анализировать окружающую среду! Даже дорабатывать ничего не нужно, лишь отточить и направить в нужное русло… Ну же, подойди ко мне, дитя. Здесь тебе точно некого бояться.

Я медлю с отрицательным ответом, потому что борюсь с желанием вцепиться ему в горло — знаю, что не дадут, но очень хочу. И ещё… Что-то в глубине меня откликается на его слова, на его интонации — вкрадчивые, насквозь лживые, и такие на самом деле властные. Что-то внутри подталкивает выполнить распоряжение. И это, очевидно, даже не следствие паразитной программы. Это есть во всех далеках — какое-то подспудное желание слушаться «папочку». Жажда признания? В нас нет инстинкта заботы о потомстве в той форме, которая присуща низшим, в частности, каледам. Но не могли ли каледы вложить в нас детскую потребность во взрослом рядом с собой? Или это тот самый мифический импринтинг, передаваемый с гипнопедией, о котором когда-то рассуждал Доктор? Он, правда, говорил об импринтинге врага, но, учитывая, что Даврос постоянно крутился рядом с первыми эмбрионами, импринтинг «родителя» тоже мог иметь место и до сих пор сидит в нашем подсознании… Во всяком случае, это объяснило бы потребность некоторых чистокровных далеков слепо подчиняться Давросу, стоит им лишь оказаться рядом с ним. Старая причина раскола на два лагеря для меня теперь видится в новом свете. Ах, если бы удалось передать эту информацию Императору!.. Он бы сумел найти и удалить в базовых гипнопедических лентах этот древний след.

— Отстань от девочки, старый извращенец, — реплика Доктора буквально выбивает меня из гамачка. Варги-палки, ну и сформулировал! Зато ступор сбил гипнотическое влияние голоса Давроса, и я за это по-настоящему благодарна. — Не делай её ещё опаснее, чем она есть.

Калед презрительно фыркает:

— Доктор…

— Даврос! — вопит рыжий, не давая ему договорить, и отчаянно жестикулирует. — Даврос, Даврос, Даврос! Ну хоть раз в жизни прислушайся к моему совету! Не буди лихо, пока оно тихо!!! Если тебе надо удалить меня из истории — чёрт с тобой, я сам себя удалю, только не трогай девочку! Ты ведь ничего о ней не знаешь!

— Доктор, — повторяет Даврос, притворяясь бесконечно терпеливым, хотя в нём уже явно начинает клокотать гнев, — полагаю, я знаю достаточно о том, что создал.

Хищник ещё активнее всплёскивает руками:

— Ну почему меня никто никогда не слушает? Что ты создал? Да ты понятия не имеешь, что создал!

— Поправка, — говорю, — он ничего не создавал. Он даже нас не создал. Он только портить умеет, как и ты.

— Старая пропаганда вашего так называемого Императора? — морщится Даврос. — Ничего, мальчишке недолго осталось играть в самостоятельность, а эту глупость я из тебя быстро уберу.

Я была права, следующая после Доктора — Империя.

— ТМД, — замечает Доктор, тяжело вздохнув и отведя глаза, — я понимаю твою неприязнь, но я за справедливость, и сейчас согласен с Давросом: это пропаганда Императора. Исследования в области генетики и мутаций, лёгшие в вашу основу, были настолько аморальны, что никто, кроме Давроса, их бы не провёл. Каледы все были с прибабахом, но не настолько, насколько он, — короткий кивок головой на «папочку».

— «Аморальность»! — тут же передразнивает старик. — Ты пришёл читать мне мораль?

— Если ты за справедливость, — цежу, не обращая внимания на каледа и стараясь поймать взгляд зелёно-карих крапчатых глаз, — то скажи, какое отношение Даврос имеет к появлению тех далеков, что сражались в битве за Венеру, и тех далеков, что создали галактику Серифия? Кажется, во втором случае папочка погиб в детстве — говорят, то ли в озеро удачно навернулся, то ли на минное поле с успехом напоролся. А в первом его даже в проекте не было — как, кстати, и тебя. Ну, и?..

Я сказала ровно то, что заставило Хищника посмотреть на меня в ответ, а его лицо — завеситься в невысказанном, но отчётливо видном «фигасе».

— Я и не подозревал, что вы помните эти линии времени, — выдавливает он.

— Я — Мать Скаро, — отвечаю с нажимом, — архитектор истории. Естественно, я знаю полную историю моего народа!

Доктор косится налево от себя, на Давроса. Я прослеживаю его взгляд и вижу вытянутое от недоумения лицо папочки-проектировщика:

— О чём вы вообще говорите?

И мы, не сговариваясь, хором отвечаем:

— Время-шремя! — не знаю, как Хищник, а я не могу не продемонстрировать в голосе некоторую мстительность и добавляю в лицо Давросу: