Вдруг понимаю, что слёзы высохли. Как безумная, смотрю в зелёно-карие знакомые глаза, в которых нет ни одной привычной маски, лишь спокойствие, мудрость и уверенность. Почти как у Императора, только без рентгеновских лучей. И как-то сама собой кладу руку в протянутую ладонь.

Да. Он действительно произнёс те самые слова, с которых начинается путь. Короткий, головокружительный, сумасшедший, но непременно вдвоём.

Я больше не одна.

«Верь мне. Я — Доктор».

====== Сцена тридцатая. ======

Горячий душ, шерстяной плед, тёплое молоко с мёдом.

Экипаж разбрёлся по холлу «Ди» и делает вид, что ничего не произошло и я тут скарэл назад не выла, как сирена, зато гнусно пользуется моим режимом расклеенности. Донна и Романа, нашутившись про фигуры, пристроились за столом и лопают тосты с вареньем, наваливая его толстым слоем на поджаренный хлеб. Последняя банка варенья на корабле, между прочим, моя заначка!.. Вастра, врубив на всю катушку вентиляцию, курит дамскую трубочку в кресле, вытащенном из ТАРДИС. Таша развлекается с голографическим проектором, пытаясь визуализировать всё то, о чём мы говорим. Мне после истерики дико холодно, и я отогреваюсь питьём, с ногами забравшись на стул и завернувшись в плед; Романа предложила подтащить к столу ещё и наш диван, но я отказалась, мне и так неплохо, и к консоли ближе. Хейм, которая принесла мне молоко, обнимается со второй кружкой, но, если обоняние не глючит от обилия пролитых соплей, у неё там кофе. Доктор демонстрирует чудеса цирковой эквилибристики — сидит, закинув голову на крышку стола, а ноги — на спинку стула, и при этом глушит чай с пряностями, ухитряясь не пролить. Ривер выданы все права на общение с экипажем, так что она создала проекцию в четверть своего настоящего роста и сидит, болтая ногами, на краю консоли.

— Ну, в общем, — рассуждает рыжий самым легкомысленным тоном, резко контрастирующим с серьёзностью вопроса, — вариантов у нас мало, и они совершенно предсказуемы. Или твоё решение, ТМД — ты бежишь и прячешься, я возвращаюсь на Галлифрей и возглавляю оборону, или мой вариант — мы идём в гости и на месте определяем, что делать дальше. Или промежуточные решения, типа ты бежишь, а я пытаюсь съесть капитана Крюка прямо на борту его корабля. Понимаешь, что мы предсказуемы?

— Угу, — отвечаю из-за кружки.

— А значит, — продолжает Доктор, — следует предположить, что на всё это заранее готов ответ. Так что, думаю, безразлично, что мы предпримем. И поэтому надо сделать самую очевидную вещь — ту, которую от нас хотят. Ну, до определённого момента.

— Нет, — коротко отзываюсь из пледа. Я туда не пойду, пусть даже не надеется.

— Отчего же? — хмыкает фея-крёстная. — Пусть нервничаем не мы — для нас уже всё понятно, — а противник. Ему тоже будет над чем подумать. Ведь умный враг не делает совершенно очевидную глупость без какой-то скрытой цели. А страх — плохой помощник.

Дура наивная, хоть и Ривер Сонг.

— Это искажённые, но далеки, — поясняю из-за кружки. — Они скажут, что всё было предсказуемо с вероятностью в столько-то процентов, и примут как должное.

— Ну я так понимаю, за ними же кто-то стоит? — доносится из угла голос силурианки. Удавить её готова за табак, или отнять трубку и докурить, хотя я ещё не пробовала такой способ поглощения наркотика. Да и не гигиенично это, чужие слюни в рот тащить. — Может, просветите, кто?

— Какая разница? — удивляется Романа. — Враг — это не личность, враг — это концепция. Врагом может оказаться кто угодно. Его интересно решать, как ребус, разыгрывать партию. Когда полководец смотрит на карту, а солдат в прицел, им нет дела до личностей по другую линию фронта, у них только флажки и цели. Понятно, что Доктор и Венди знают имя нашего врага, но не вижу смысла знать то же самое. Мы не чаем его поить собрались, а победить.

— Но, зная личность врага…

— Вастра, ты путаешь противника и преступника — я понимаю, это профессиональная деформация. Но пойми, против нас не маньяк-одиночка и даже не банда. У любого полководца тьма советников, а также командиров на местах, способных принять переломное решение. И даже самый занозистый самодур иногда прислушивается к своим людям. Для нас не имеет значения, как мыслят единицы по ту сторону фронта. Армия — это единый организм из множества особей, настроенный на общий, конкретный, предельно понятный всем результат — победу. Мы должны думать не за одиночку, а за коллективный разум всей армии противника. И я думаю, что целесообразнее всего предпринять внезапную массовую атаку на Скаро, всеми силами альянса. Флоты ударят снаружи, мы — изнутри.

Донна поворачивает на неё голову — ложка с вареньем замерла над тостом, — и с сомнением отвечает:

— Это вряд ли годится. Не, ну я понимаю, что у говорящих кастрюль детей там, или стариков нет, но на Галлифрее-то мирные жители вроде ещё не перевелись. Если флот уйдёт от планеты, бросив её на милость сфероидов, там же никого живого не останется через десять минут!

Надо же, дура дурой, а иногда может соображать. Даже как-то неожиданно.

— Вы, кажется, забыли, для чего существуют Церковь Безопасности, министерство юстиции и агенство Времени, — снисходительно-коварно усмехается папесса. — Наши организации так или иначе связаны с темпоральными казусами, первой Войной и осадой Трензалора, поэтому имеют право вмешаться в разборку. Мы недостаточно сильны, чтобы вести прямые боевые действия против сфероидов, но удержать гравитационное искажающее поле вокруг Галлифрея — на это сил церковного флота вполне хватит, и богатая практика по обороне накопилась. А Повелители Времени и далеки тем временем смогут спокойно перейти в наступление.

— Искажающее гравитационное поле?! — Доктор, как электроугорь, изворачивается на стуле, чашка вылетает у него из рук то ли от резкого движения, то ли от изумления, и он её ловит, опять ухитрившись не расплескать. Нет чтобы поискать на складе подаренную нероняшку! — Откуда в твоём времени технология искажающего гравитационного поля, Таша Лем?! Вы не можете этого знать, до этого додумаются только в миллионных годах!!!

Папесса складывает губки трубочкой, изображая поцелуй:

— У Церкви свои секреты, Доктор.

Хищник издаёт бессвязный протестующий вопль.

— Ну ладно, — примирительно поднимает ладонь Таша. — Нам подарили технологию. Письмо на странном материале, совсем не похожем на бумагу, обнаружилось в моих покоях сразу после твоей регенерации на Трензалоре, и оно страшно фонило артронной энергией. Похоже, кто-то перекинул нам сообщение в тот момент, когда открылась трещина на Галлифрей.

— И что же было в письме, помимо технологий? — уточняю я. Шевелится одно подозрение…

— Лишь фраза про то, что нам это скоро пригодится, и подпись — римская цифра «пять», — пожимает плечами Лем.

Квинта. Однозначно, это работа Квинты. Только гравитационное искажение может надёжно отвести высокотемпературную плазму, только сфера, в том числе, планетарная, является идеальной формой для подобного защитного поля, и только наш таинственный союзник из НКВД подписался бы цифрой «пять».

Бросаю взгляд на Ривер Сонг и надеюсь, что он достаточно убийственный. Могла бы и доложить, кто это на Галлифрее такой добренький, так нет, молчит и загадочно улыбается в стиле «спойлеры, сладкие мои».

— Замечательно, — говорю голосом, далёким от восторга. — Допустим, с Церковью связаться достаточно просто, эта темпоральная зона противником особо не контролируется. Но как мы сообщим о вашем плане альянсу?

Кадык Хищника пару раз дёргается, пока он быстрым и долгим глотком добивает чай. Потом враг мой отрывается от кружки, шумно вздыхает от удовлетворения и принимается тараторить:

— Ну, у меня где-то валялся суфанский передатчик на ку-волнах, и если его соединить с имеющейся у нас шифровальной системой далеков, а ещё если использовать протокол защиты по Люканиусу и пустить обходным путём по четвёртому уравнению циклической темпоральности…

— Доктор, — окликивает его Романа.