А у самой только что слюни не капают. Хотя эту земную штуку, «брокколи», я тоже люблю, особенно сырую, погрызть. Но плиту я и безо всяких залов сделать могу. Подумайте, клаустрофобия у них! А у меня — агорафобия, и этот зал мне определённо не нравится.

— Романа, повторяю. Нет смысла.

Не люблю давления. Сегодня уступишь им на диаметр электрона, завтра сядут на шею и ножки свесят. Ботвы в горшках понатащут, скатертей-занавесок, легко бьющихся статуэток и прочих пылесборников, каждая в соответствии со своим понятием уюта. Нет! Это даледианский корабль, и уют здесь будет тоже даледианский. Пусть творят, что хотят, в своих каютах, а на мою территорию не лезут.

Разворачиваю фоторецептор обратно. Сзади несётся печальный вздох:

— Права Таша, иногда с тобой чудовищно тяжело.

Игнорирую замечание. Но Романа не унимается:

— Лабиринт снаружи, лабиринт внутри… Чего ты так боишься?

— Далеки не боятся.

— Ну хорошо, поменяем формулировку. От чего ты подсознательно пытаешься защититься?

Варги-палки, аж до мурашек пробрало после этих слов. Неужели всё настолько заметно? У меня действительно есть два фактора, от которых я стараюсь закрыться изо всех сил — это разлагающее влияние низших существ и, естественно, Тень. Но чтобы так правильно понять мои действия и ловко пнуть в мягкое уязвимое брюшко…

— Не люблю больших открытых пространств, — пытаюсь отмазаться я.

— Ну… Можно найти какой-то разумный компромисс, — тут же оживляется блондинка, учуяв мою слабину. Проклятая галлифрейская телепатия. Ладно, на это тоже есть отмазка:

— Хорошо. Я подумаю.

И это не значит «сделаю».

— Я тебе помогу подумать, — даже не видя лица мадам президента, я чувствую широкую акулью улыбку по интонации голоса. Ну да, этого и следовало ожидать — на Галлифрее жонглируют словами куда профессиональнее, чем на Скаро, и фокус с элементарной отмазкой не мог удасться в принципе. Роману так легко не проведёшь.

— После Протокола Теней, — ворчу.

— Сразу после, — уточняет она. Гадина!

— Когда найдётся время, — и, чтобы пресечь возможное продолжение, добавляю на повышенных тонах: — И не смей со мной торговаться!

Она лишь негромко посмеивается, и это раздражает ещё больше.

Входим в консольную. Хочу проверить совместимость обновлённого манипулятора с пультом управления кораблём, но вместо этого едва не въезжаю в застрявшую на самом проходе Донну. Что, опять заблудилась? Это уже совсем не смешно.

Донна вообще меня поразила, как личность. Она определённо глупа и бездарна во всех смыслах, но вместе с тем поразительно чутка к людям и внимательна к мелочам. Её интересы не превышают уровня, называемого на Сол-3 «мещанским» — семья, достаток, вкусная еда, дешёвые развлечения. Она мало читала и не развивала интеллектуальные способности. Особенно ярко это вылезло, когда Романа предприняла попытку с ней обсудить «культурные достижения» Земли — рыжая позорно перепутала Эрмитаж с Лувром. Такую ошибку даже я бы не смогла посадить при всём желании, а леди-президенту стоило огромных сил тактично скрыть изумление и не засмеяться. И вместе с тем никто не улавливает смену настроения окружающих лучше, чем Донна, и не умеет так ловко переключить собеседника на позитивный настрой или вовремя задать правильный вопрос — ну это, конечно, уже богатая практика общения с Доктором.

— Донна? — спрашиваю, пока она удивлённо оборачивается, получив тычка манипулятором в поясницу.

— Ой!..

— У нас ходовые испытания, — поясняет Романа.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю. На самом деле, мне не нравится, когда кто-нибудь толчётся у консоли без моего контроля.

— Я… Я просто пришла, — такое ощущение, что миссис Темпл-Ноубл готова сделать шаг-другой назад. Впрочем, она действительно отходит в сторону, давая мне проезд. — Венди, не обижайся, но в этом… костюме ты выглядишь просто ужасно. Я не помню тех далеков, из своего прошлого, но мне и этих, с Мораллы, хватило.

— К вопросу о прошлом, — я посылаю скафандр вперёд, к консоли, — согласно нашим данным, перед атакой «Крусибла» Доктор посещал штаб Протокола Теней. Ты это помнишь?

— Не-а, — рыжая медленно идёт вдоль стены консольной, ведя по ней рукой. — Слушайте, а… Вы ведь тоже там были, на «Крусибле»?

— Сильно раньше. Я, двенадцатая регенерация Доктора, его подруга и шесть моих солдат, — к чему это она любопытствует? — А что?

— Просто… У меня дурацкое ощущение, что я где-то видела вашу машину времени, — она останавливается, всё так же держа ладонь на стене. — Что-то знакомое, на самом краешке… Как стёртое воспоминание. Может, это мне только кажется? Я столько лет маялась дежавю, что это почти вошло в привычку…

Странно. И любопытно. Оглядываюсь на Роману.

— Мы можем простроить карту собственного темпорального маршрута и сравнить с маршрутом Донны, — говорю ей. — Быть может, мы где-то пересеклись с ней и не заметили?

— Исключено, — мотает она головой. — Забыла, сколько раз это всё проверено и перепроверено? Если только в нашем персональном будущем. Но это пока не получится просчитать.

— А в периоде до «Крусибла»? — подпускаю в голос иронию, совсем забыв, что электронный синтезатор её полностью забьёт.

— А это легко выяснить, — вдруг замечает Романа. — Донна, ты позволишь мне помочь проверить твои воспоминания с помощью способностей Повелителя Времени?

Проклятая галлифрейская телепатия. Но сейчас это вполне подходящий выход. В Ноубл нельзя будить некоторые участки памяти — начисто поменять клетки мозга и их связи, все до единой, всё равно бы не получилось, какие-то обрывки остались, как и крупицы метакризиса. Если не поосторожничать, можно нечаянно убить рыжую. А Романа сумеет это всё деликатно обойти и вовремя остановиться, тем более что у нас с ней был долгий разговор с глазу на глаз на тему рыжей, её стёртой памяти и её метакризиса.

Ноубл, с полрэла поколебавшись, кивает и подходит к галлифрейке.

— Доктор тоже так делал, — с грустной улыбкой говорит она. — Иногда. Когда он слышал или видел, а я не слышала и не видела, но очень хотела, чтобы понять, как понимает он.

— Да. Это в его духе, — Романа кладёт кончики пальцев на виски рыжей и прикрывает глаза. — Расслабься…

Донна вздыхает и тоже опускает веки. Они стоят так несколько рэлов. Потом Донна, всё так же с закрытыми глазами, ёжится и обхватывает себя руками, словно замёрзла. Романа медленно отнимает руки от её висков.

— Вы… Такие с ним разные, — вдруг выдаёт рыжая. — Он — как большой и тёплый панда. А ты, не обижайся, как сосулька.

— Я знаю, — улыбается Романа. Слова Донны её ничуть не зацепили. — Нет. Ты нигде не видела ДАРДИС.

— Чёртово дежавю, — ворчит Ноубл. — Ладно, девчонки. У мамочки хорошее настроение. Хотите на ужин оладьи?

— C яблоками? — уточняю я.

— Если хочешь, то можно и с яблоками.

Вкусно и соблазнительно…

— Романа, проводи её на склад и помоги найти всё необходимое. Там ещё оставался ящик «Джонаголда», если Таша всё не перетаскала.

— Угу, — кивает леди-президент, но по глазам я догадываюсь, что ей есть что мне сказать без свидетелей. Или без конкретного рыжего свидетеля.

Но улучает она момент лишь после ужина: стучится ко мне в каюту, заходит и, не спрашивая разрешения, усаживается на койку в ногах.

— Слушай, Венди. Насчёт Донны…

— Уже догадалась, что ты что-то заметила, — отвечаю. Уф, что-то я какая-то пережратая, оладьи и впрямь были вкусными, почти как у Ларин, и объелась я просто бессовестно.

— Ты мне вкратце рассказала о её метакризисе, и кое-что я смогла просчитать и предположить, а сейчас убедилась, — неуверенно продолжает Романа.

Ну что она резину-то тянет? Что у этих низших вообще за привычка мямлить? Устраиваюсь поудобнее, сворачивая все свои экраны, и требовательно говорю:

— Конкретно. Без лишних слов. Факты.

— У землян изредка встречаются псионики. У Донны от природы склонность к эмпатии. Очень примитивная и абсолютно неразвитая, забитая комплексами и уже невосстановимая, хотя и помогает ей принимать близко к сердцу проблемы других людей и оказывать им моральную поддержку. Но метакризис…