Вастра издаёт возглас, полный отвращения. У меня мелькает мысль, что низшие никогда не привыкнут к нашему облику, но она тут же говорит совсем другое:

— Послушай, ну как можно так грубо с покойником?

— А что? — полуудивлённо отзываюсь я. — У нас нет суеверий на этот счёт. Трупы всегда отправляют в переработку, если это только возможно. Это же рационально.

Вастра только шлёпает перчаткой по шлему там, где должен быть лоб. Что с неё взять, она же низшая.

Зелёная пена забивает почти весь выход из корабля, и я знаю, что она ползёт по корпусу снаружи и будет ползти даже после дематериализации. Слышится грохот задраенного люка. Помещение начинает наполняться стерилизационным раствором. Сквозь шорох и бульканье слышится знакомое «дзын-н-н». Ну вот, мы и ушли в прыжок. Будем крутиться в Вихре не меньше двух бортовых суток, чтобы артронное поле добило остатки заразы и мы её не занесли к джудунам. Заодно трофей перекуём.

— Надо было, — хмыкаю, щёлкая по наконец-то найденному рубильнику внутреннего питания трофейного скафандра, — Роману с собой брать. Ей же так хотелось поплавать в бассейне.

Лужа добирается до трупа на полу и с тихим шипением начинает его растворять. Глаза засекают изменившийся характер освещения — Вастре, наверное, не уловить, но у меня слегка другой диапазон, и лёгкую радиационную нотку я улавливаю в любом спектре.

— Очаровательный бассейн, — отзывается силурианка. Ощущение от неё такое, словно она рада бы ноги подобрать и куда-нибудь выпрыгнуть.

— Подводное плавание в экстремальных условиях, — улыбаюсь я в ответ, чувствуя по вибрации реактора, что он полностью ушёл в холостой режим. Подача раствора ускоряется, и он уже с бульканьем поднимается к коленям. — Отдыхай.

Сажусь на пол, а потом вытягиваюсь в полный рост, уходя под жидкость. Чем тщательнее выполоскаюсь, тем лучше. И надо будет проследить, чтобы добытый скафандр промылся изнутри как следует. Мне всё равно только корпус нужен да реактор, остальную начинку придётся заменить. Где-то наверху специальный компрессор гонит заражённый воздух в герметичную капсулу. Потом она будет выброшена в первую попавшуюся звезду со всем остальным бортовым мусором. Надёжно и практично.

Когда ядовитая вода заливает всё помещение под завязку и касается лампы, мир вокруг становится таинственным, как чужая неизвестная планета: мутноватый, но всё же достаточно проницаемый для взора раствор цвета бутылочного стекла насквозь просвечивается ярко-синими лучами, да помигивают светодиоды внутренностей трофейного скафандра, сигналя о гибели живого организма. Мне весело в этом абсолютно смертоносном маленьком мире, и я, хулиганя, кувыркаюсь в воде, отталкиваюсь от стен, или просто спокойно зависаю под потолком, медленно погружаясь на дно — раствор плотнее пресной воды, в нём чувствуешь себя почти как в невесомости.

— Красиво, — шепчет Вастра, улёгшаяся на полу и глядящая на радиоактивный свет лампы. — Мир синего ядовитого солнца. Несмотря на то, что твоя культура груба и невероятно утилитарна, я начинаю находить в ней определённую эстетику.

— Я плотно общалась с одним землянином, — говорю, выписывая очередной пируэт, — он говорил про реакторы — колдовская вода. На Сол-3 его времени реакторы охлаждались водой, их свечение люди находили очень красивым.

— Колдовская вода, — шепчет она в ответ ещё тише.

— Можешь выспаться. Всё равно заняться больше нечем. А я пока со скафандром поковыряюсь. Поснимаю всё, что можно без инструментов, заодно и прополощется понадёжнее…

Вастра поступает по моему совету, и бужу я её только тогда, когда антисептический раствор полностью слит и сменяется интенсивным душем из горячей воды с двууглекислым натрием, чтобы обезвредить яд. Толкаю силурианку в бок и поручаю ворошить горку деталей на полу, а сама так и сяк кручу трофей, чтобы выполоскать его изнутри. Наконец, раствор соды сменяется обычной холодной водой, а она — тёплым высушивающим ветром. По окончанию процедуры по помещению проползает фиолетовая полоса — биологический сканер ищет незарегистрированные формы жизни, и будь в атмосфере или на стенах хоть один жалкий вирион или бактерия, он их засечёт. Но из всего живого в стерилизационном боксе остались только два члена экипажа. Больше нет вообще никаких признаков жизни, даже обрывков белков и углеводов. Зубочистки, и те растворились. Колупаю пальцем провода в глубинах трофея — даже абсолютно устойчивая изоляция слегка обмякла, но я всё равно собиралась заменять начинку. Мне нужен только внешний корпус.

Ничего живого нет, яда тоже нет. Бортовой компьютер наконец-то признаёт нас безопасными и, получив формальное подтверждение врача, объявляет о завершении карантинного режима. Освещение приглушается, люк в корабль открывается. Стаскиваю шлем. Где-то у выхода был предусмотрительно оставлен транспортёр.

— Уф… Помогай грузить запчасти.

— А сейчас точно безопасно? — на всякий случай уточняет Вастра, не спеша подбирая разбросанные микросхемы.

— Подтверждаю. Если что, Хейм клялась, что вакцинирована и знает, где нас лечить.

— Будем надеяться. А то полный форт мёртвых далеков по-настоящему пугает, хоть я на нервы и не жалуюсь, — она наконец-то снимает шлем и сразу же мотает головой. — Ох, что это за вонь?

— Запах стерилизационного раствора. Неприятно, но намного ниже предельно допустимой концентрации и далеко за порогом вредоносности.

— За порогом вредоносности… Теперь весь нюх отбило на неделю, — она, поморщившись, бредёт за второй партией груза.

Я выкатываю трофей и устанавливаю на транспортёр.

— Эй, — разносится по ВПС бодрым голосом Таши Лем, — вы там не растворились?

— Замечательно поплавали, — в тон ей отзывается Вастра. — А вы там со скуки на стенки не полезли?

— А мы и не скучали, — довольно отвечает папесса. — Мы с Донной научили метрессу и Роману играть в покер и прекрасно проводим время.

— Мы тут жизнью рисковали, а они там в карты резались!.. — шутливо возмущается силурианка. — На что хоть?

— На интерес. Хотели было стрельнуть последний лоток капитанского антистресса, но пожалели Венди. Она ж поседеет от такого кощунства.

— Заканчивайте балагурить, — ворчу. Попробовали бы они тронуть мою клубнику! — Романа, в мастерскую.

— С вашего позволения, капитан, — тут же мурлычет кошка, — сначала я вас обеих подержу на небольшом карантине, как посещавших зону бактериологического заражения. Подождите, я сейчас подойду и проведу вашу проверку.

Тьфу. Но с медиками лучше не спорить.

— Ждём, — отвечаю, возвращаясь в стерилизационный отсек за последними деталями. Вроде больше ничего на полу не валяется, можно закрывать помещение и убирать в нуль-измерение. Стерилизационный раствор в отдельной цистерне — туда же, его по инструкции можно использовать до трёх раз.

Скоро из-за поворота коридора появляется метресса со своим саквояжиком и универсальным медицинским сканером наготове. Чихает, проходя мимо транспортной платформы с трофеем, и дёргает усами. Что ж их так разбирает-то, не сильная же вонь, бывает намного противнее.

Хейм проверяет всё разом — наше общее состояние, экспресс-анализ крови, ещё какие-то врачебные показатели, от которых я абсолютно далека, и, наконец, подводит итог:

— Можете идти в мастерскую. Я ещё раз возьму ваши анализы, через два часа — если вы заразились, то это уже будет видно. А если всё будет в порядке, Романа к вам присоединится. Я пока её для вас заменю.

— Врачи Новой Земли умеют паять провода? — приподнимаю я бровь.

— Врачи Новой Земли умеют чинить звездолёты, — улыбается в ответ кошка. И вот пойми, всерьёз она или нет.

Как выясняется, всерьёз, и в ремонте метресса гораздо ловчее Вастры, хотя та тоже собирала для себя кое-какие устройства. Как призналась Хейм, ей за годы дежурства у Лица Бо пришлось перечинить такое количество электроники, причём не только медицинской, что лапу она набила отлично. Вот смотрю на неё и не устаю поражаться экипажу. Низшие существа, при всех своих пороках и слабостях, имеют и сильные стороны, к которым даже нам не грех присмотреться. Конечно, такая профессиональная многогранность, какую показывает врач, низкоранговым сервам не подходит, но высшему командованию бы не помешала. Заодно она позволит немного смазать слишком резкие межкастовые границы и в целом повысит коэффициент выживаемости расы. Вернусь домой — непременно вынесу вопрос на обсуждение. Главное, вернуться.