— Так, может, и доработал…
Я сразу ухватываю смысл возражения и отвечаю:
— Они мыслят не как далеки. То есть во многом похоже на нас, но всё же местами иррационально, по-низшему. Они не являются чистокровными. Там примесь чужой ДНК. Поверь, я умею отличить. Я же далек.
— А Доктор утверждал, что от наследственности зависит максимум десять процентов характера… — продолжает пытаться подкопаться под мои слова Ривер Сонг.
— Верно. Но вопрос в качестве этих десяти процентов.
Она опять хлопает глазами, а потом несколько раз ударяет ладонью о ладонь, аплодируя моим словам.
— Ну что, — говорит. — Мне пока возразить нечего. Кстати… А почему ты отключала мне обзор?
Вот так бросок в сторону. Но я, хоть и не была готова к такому повороту разговора именно сейчас, ответ придумала заранее, и поэтому вру, ни на рэл не задумываясь:
— Просчитывала, стоит ли тебе знать, что мы спасли ТАРДИС. Потом решила, что всё же стоит. Я понимаю законы низших рас и их смысл. Ты должна была быть оповещена, что случилось с Доктором, как его жена.
Сонг оценивающе глядит мне в глаза, мотая на палец прядь-пружинку:
— Вот не пойму, или ты прожжённая и невероятно убедительная лгунья, или ты действительно хочешь спасти Доктора…
И то, и другое. Но я даже не улыбаюсь:
— Ривер Сонг, твой совет — всё равно прощупать Давроса, чтобы стопроцентно исключить его вмешательство. Так?
— Если ты пытаешься играть в толкового детектива, то да.
Я киваю головой.
— Спокойной ночи, Ривер Сонг.
— Спокойной ночи… Венди Дарлинг.
Надо же, я сумела расположить к себе темпоральную маньячку. Это не к добру.
Отключаю связь и захлопываю корпус робота.
Что ж… Пора двигаться дальше.
Комментарий к Сцена двадцать шестая. *Фанфикеру лилово-фиолетово на тех, кто против. ВВС официально не объявила «никаноном» полнометражку с Восьмым Доктором, в отличие от двух полнометражек про альт-Первого и далеков, а значит, Докта — полукровка, это прямым текстом заявлено. Точка.
**Считаем по пальцам. На «Крусибле» показаны внутренности Давроса. Они должны быть фиолетовыми с прозеленью, ибо он калед и кровь у него с медью, а они обычного человеческого цвета (и кстати, видеоряд озадачивает, почему организм и не поправляется, и не истекает кровью от повреждённых сосудов, и даже повязок нет))). В «Фамильяре ведьмы» у старикана вдруг находятся глаза, которые ему напрочь выжгло при катастрофе. Как справедливо заметил Хиро на мой аргумент, что кресло могло ему их восстановить (оно вроде бы чинит инвалида), тогда почему всё остальное не восстанавливает, хотя бы руку? За столько тысячелетий весь организм можно было заново нарастить. Странненько, правда? В общем, обоснуя сценаристам явно не хватает, или их совершенно не колышет ранее созданная расширка и противоречия с ней: «Не подходит канон? Перепишем канон! И объясним тайми-вайми». (с))))) В общем, есть над чем подумать. =))))
***Роман Джона Пила «Война далеков». Докте повезло, блин, дважды на скарианском суде свидетелем поработать — то дело Мастера разбирали, то дело Давроса…
====== Сцена двадцать седьмая. ======
— Ты уверена, что это сработает? — спрашивает Вастра, пока мы с ней, запакованные в скафандры высшей защиты, катим трофей к кораблю.
— Понятия не имею, но Лем права — слишком много придётся объяснять и слишком трудно в это поверить. Джудуны глупы для сложных интриг, им надо дать чёткую и однозначную картинку… Осторожно, балка.
Скафандру, конечно, вряд ли повредит удар о металл, полученный на небольшой скорости, но я боюсь рисковать. С накверийской парачумой не шутят даже в Новой Парадигме, где все герметично упакованы. Малейший недосмотр, и болезнь простерилизует «Ди» не хуже аназоина.
— А тут… Точно все мертвы? А то ещё пальнёт кто-нибудь…
— Даже если и жив, не пальнёт. Парачума в первые же три часа выводит из строя насовсем. Ещё сутки, правда, мучаешься, но даже пошевелиться не сможешь от жара и боли. Правда, если повезёт тромбоформу подхватить, есть шанс, что умрёшь быстрее. А эта база уже два дня как подала сигнал биологической тревоги… Через ваш час её сожгут вместе с планетой, корабли уже подошли и готовят ракеты.
— Всё так плохо?
— Угу, — отвечаю, с трудом протаскивая добычу через узкий дверной проём. Ну и строили в моё время дальние базы, электроугрёнку не проскользнуть. Как бы перчатки не продрать о края. Конечно, технически это вряд ли возможно, но всё равно, страшно. — Парачума поражает абсолютно любые формы жизни, кроме себя. Уничтожив всё, до чего дотянулась, сворачивается в споры и ждёт. Либо кто-нибудь прилетит и её на себе утащит, либо планету терраформируют и заселят, либо через несколько тысяч лет из сохранившихся в почве остатков семян и бактерий разовьётся новая биосфера, а потом какая-нибудь речка подмоет древний пласт — и понеслось. Где она появилась, там можно только ядерными бомбами стерилизацию проводить, причём так, чтобы напрочь уничтожить плодородный слой и воду. Мы потом ещё такие планеты к звезде оттаскивали и сжигали начисто, вместе с санитарными кораблями.
— И ты это тащишь на борт, — силурианка попадает ногой в какую-то лужу, явно органического происхождения, морщится и брезгливо выдёргивает ботинок. Похоже, кого-то парачума уже доела до раствора аминокислот, судя по тому, что натекло всё из-под мёртвого скафандра с погасшим фоторецептором.
— За сто тысяч лет далеки научились с ней справляться, — отвечаю. — Да, мы всё ещё с ней вежливые, но биозащита рассчитана даже на дрянь такого уровня. Ничего, посидят девчонки три часа в медотсеке, а мы — в обеззараживающей ванне под радиоактивной лампой, по протоколу высшей биологической тревоги. Зато это — единственный способ тихо добыть скафандр далека нужного ранга. Мы, конечно, и со склада бы могли его строфеить, но ты не представляешь, какой бы шум поднялся, исчезни бы оболочка «золотого». Нельзя так наследить во времени, противник не дремлет.
— Я плохо переношу облучение, забыла? — напряжённо напоминает Вастра.
Пф-ф, забудешь эту пожелтевшую, как осенний лист, физиономию и подломившиеся коленочки…
— Скафандр рассчитан на полную защиту даже без силового поля, и на три часа его хватит. Так что не беспокойся, — под конец фразы голос улетает куда-то вверх, потому что приходится перетаскивать мёртвого сородича через трубу, сбитую кораблём при материализации. Из неё здорово натекло за то время, пока компьютер заметил аварию и заблокировал подачу воды, поэтому теперь мы толкаем добычу по щиколотку в горячей воде. Скафандры удерживают температуру, но пар немного перекрывает обзор и начинает раздражать. Как всегда, персонал уже мёртв, а автоматика по-прежнему работает. Хорошо, что на корабле силовое поле, защищающее вход, подобно мембране. Нас пропустит, воду и воздух — нет.
Наконец-то на борту, в спроектированной заранее камере обеззараживания, стерильно-белой и цилиндрической. Смотрю на Вастру — она трясёт ногами по очереди, оставляя грязные кляксы. Из-под скафандра, чёрного с золотыми деталями и красными сигнальными лампами, натекла порядочная лужа воды. Так, я специально оставляла тут две зубочистки около выхода… Ага, вот они. Вытаскиваю бамбуковые палочки из бумажки и просовываю их в отверстия, в которые, по правилам, должны опускаться специальные щупы… Щелчок. Откидываю крышку скафандра и шарю внутри в поисках замка.
— Что ты делаешь? — Вастра кривится, словно может почувствовать запах.
— Хочу, чтобы всё надёжно простерилизовалось изнутри, — отвечаю. — Плевать на электронику, всё равно её полностью заменять.
По краям внешнего люка выступает грязно-зелёная пена. Ага, Хейм получила автоматический сигнал о нашем возвращении и активировала процесс стерилизации. На данный момент она за главную на ДАРДИС, как бортовой врач, ведь даже я вынуждена ей подчиняться в вопросах медицинской безопасности.
— Задвинь светофильтр, — советую Вастре. — Сейчас лампа включится.
Распахиваю наконец скафандр Золотого и, выдернув на пол изуродованный раздувшимися лимфоузлами и обширными гематомами труп, шарюсь по внутренним приборам. Надо всё обесточить, а то как бы трофей от раствора не коротнул и не рванул. Столько риска впустую пропадёт.
