— Я всех потеряла, — она отворачивается к ротору. — Но тебе не понять, если ты далек. Доктор мне достаточно рассказал про далеков.

— Правило номер один. Доктор врёт, — говорю. — Я потеряла свой отряд со Свалки Истории. Всех до одного. А сейчас — ещё и последнюю память о них уничтожила. Программистку убили мовеллане, когда она спасала твою Землю в 2015 году. Трое погибли на «Крусибле», помогая оставшимся унести в безопасное прошлое важный информационный объект. А оставшиеся… Были списаны, как носители старой и слишком мутировавшей ДНК. И всё это я устроила вот этими руками. Это было необходимо. Но мне до сих пор горько. И ещё горше от того, что пришлось увидеть гибель Цитадели. Глупо, конечно. Когда я её ставила на обратный отсчёт перед прошлым вылетом со Свалки, я подумала, что это всего лишь очередная база далеков, которая перестала быть нужной — ни печали, ни сожалений, просто уничтожить. Но сейчас понимаю, что это была иллюзия. Есть печаль, есть боль. И есть память. Всё, чем они были, осталось во мне и в памяти моего народа. Их труды, их заслуги. Ты уже и сама поняла — глупо бежать в иллюзии, будь то инструкции или таблетки снотворного. Боль и печаль преодолимы. Пока мы помним, все, кого мы потеряли, с нами. Улыбайся для них иногда.

Её уголки губ вдруг обвисают, в глазах появляются слёзы. Варги-палки. Вот на рёв я как-то не рассчитывала. Как и на то, что Гроза Далеков, недалёкая, но отважная, невероятно громогласная и энергичная, закроет лицо руками, опустится на колени и примется тихо-тихо, но обильно плакать.

Ладно, попробую это использовать. В конце концов, патетическую речь я выдала только для того, чтобы её разговорить, и весьма драматизировала свои собственные мысли. Сейчас бы пригодился Пашкин метод — сесть плечом к плечу под общим одеялом, — но это для меня перебор, хотя примоститься на расстоянии меньше де-лера и сочувственно помолчать я, наверное, сумею.

И впрямь, очень скоро Донну прорывает вылить на меня все свои беды. Да, для низшего существа со всеми его слабостями и недочётами это и впрямь было трудно перенести. Сначала вполне естественная смерть деда. Прикинув даты, я благоразумно скрываю то, что Уилфа Мотта ощутимо подкосило заключение на «Возмездии». Донну потеря выбила из колеи на несколько лет, что вполне понятно: через деда у неё оставалась связь с Доктором, которую она чуяла, видимо, на подсознании, так как сознание на тот момент ни о чём не догадывалось. Немножко исправило ситуацию нежно и трогательно любимое прибавление в семействе, новоиспечённая мамашка по уши погрузилась в воспитание Уилфреда Второго, пока не наступил тот самый злополучный день. Достаточно обеспеченная и счастливая семья собиралась куда-то на отдых. Донна перед выездом заскочила подправить макияж, рассчитывая, что семья подберёт её по дороге в аэропорт. А семья неудачно попала в крупную автокатастрофу с бензовозом. Погибли все, кроме неё — мать, муж и сын, и данные она получила даже не по телефону, а чисто случайно, по оперативным новостям в телевизоре, в салоне, пока сушила ногти — узнала горящий автомобиль в рубрике «прямо сейчас». В общем, она позвонила в полицию, уточнить номера пострадавших машин, потом вернулась домой и выпила всё снотворное Сильвии, своей матери. Поступок, выдающий психически слабую личность, потому что нормальное существо не должно быть склонно к суициду, но, с другой стороны, Донну на протяжении десяти лет ослаблял ментальный блок. Когда ежедневно мучаешься дежавю, пытаешься что-то уловить на краешке сознания, но каждый раз воспоминания уплывают в последний момент, мозги начинают улетать в подобие шизофрении, так что даже странно, что Ноубл столько времени продержалась.

И конечно, Доктор не смог её бросить в такой ситуации. У него же есть слабость — сострадание, со всеми вытекающими последствиями. Так что очнулась она в «марсианской» больнице, с прочищенным организмом, полностью заменёнными почками (и это сразу объяснило ворчание Хейм в медотсеке, которым она сопровождала первый осмотр Ноубл) и с памятью о синей будке и её хозяине. А это немного заглушило боль. К тому же, я подозреваю, её нашпиговали антидепрессантами по самые кончики волос, чтобы сгладить потрясение, а Доктор целый год таскал её по самым отчаянным местам, чтобы окончательно вытряхнуть из чёрной тоски.

И вот он, результат, сидит и сморкается в санитарные салфетки, которые я приволокла со склада, и глушит принесённую мной же воду.

— А я его спрашиваю… — (шмыг!), — …зачем он вообще вернулся, если решил не возвращаться… — (шмы-ыг!), — …а он… — (ик!), — …смеётся, что я — его стоп-кран в самолёте. А я ему говорю… — (шмы-ы-ыг!) — …что в самолёте не бывает стоп-крана, ведь он упадёт. А он только хохочет, что в его самолёте всегда нужен стоп-кран… — (шмы-ы-ы-ыг!!!).

Мне в этих излияниях понятно гораздо больше, чем поняла сама Донна. В том числе и насчёт стоп-крана. Хищник не просто внял моим словам, он их очень глубоко обдумал. Но всё же не решался последовать совету, пока его старая подруга не попала в безвыходную ситуацию — наверное, галлифрейская гордость не позволяла идти на поводу у далека.

Но я должна признать — Доктор псих, но всё-таки не окончательный идиот.

— Ладно, — говорю, забирая из её дрожащих рук пустой стакан. — Мне всё ясно. Пойдём, покажу тебе твою каюту, и ляжешь спать. Тут конфигурация отсеков немного изменилась. ДАРДИС ведь тоже больше внутри, чем снаружи, и её можно перестроить.

Я отвожу её в каюту номер шесть, с инициалами «ДТН», и загоняю спать, как ювенильную особь. Потом захожу в кают-компанию и почему-то совсем не удивляюсь, застав там остальных. Сидят, все такие чистые и переодетые, ужинают – ну, или уже завтракают, на меня глядят. Молча наливаю себе воды с глюкозой и так же молча сажусь и пью.

— Ну ты зажгла, — наконец-то тянет Таша. — Я чуть сама соплю не пустила.

— Быстрый анализ земных литературных произведений, где затрагивалась тема потери, и компиляция на их основе, — нейтральным голосом отвечаю я. — Низшими существами легко управлять.

Вид у папессы становится такой, словно я ей по голове пыльной подушкой треснула. Она растерянно оглядывается — Вастра выглядит такой же ошарашенной, Романа закатывает глаза к потолку, Хейм непредвзято размешивает молоко в чае, — и говорит:

— Ну, блядь, а я всерьёз поверила!..

Серебристая ложечка, в молоке и чае, ложится на блюдечко. Метресса встаёт.

— Мисс Лем, можно вас на минуточку в коридор?..

…Через треть скарэла со стороны Ташиной каюты доносятся какие-то невнятные вопли папессы и тихое, вкрадчивое воркование метрессы.

— Разборка духовных лиц, — констатирую я.

— Ну, — пожимает плечами Вастра, как раз проглотив последний кусочек сырого мяса, — врач же предупредила, что будет за мат мыть язык с мылом. А учитывая, какая она сильная и какие у неё когти, у Таши нет ни шанса.

— Давно было пора, — заключает Романа. — Кстати, Венди, раз у нас отдых, можно на «Ди» сделать бассейн?

Угадайте, что я ей ответила…

…Поздняя ночь, все спят. На месте взорванной Цитадели по-прежнему нет никаких признаков жизни. Я сижу в карантиннике, у ТАРДИС, чья дверь приоткрыта щёлочкой — мерзотики за собой не захлопнули, аккуратисты фиговы, — и собираю робота-шпиона. Он нужен, чтобы слазить внутрь, осмотреться и поискать врага в глубинах синей будки. Чисто на всякий случай, вдруг кто-нибудь остался сидеть в засаде? Не могу рисковать никем и ничем.

Нос вкусно щекочет запах паяльника и клубники, вокруг разложены инструменты и стоит лоточек с ягодами, по праву капитана тиснутый со склада. Нужно бы заниматься работой в мастерской и не жевать, рискуя сунуть в рот микросхему вместо ягоды, но мне почему-то спокойнее рядом с ненормальной «сороковкой». Ну и клубника во рту, это святое.

Ах, да. Я же до сих пор не подключила Ривер Сонг обратно. Поболтать с ней, что ли? Можно вообще её оставить нас мониторить, только предварительно следует наладить фильтр, который даст помехи, как только разговор зайдёт о Цитадели и Свалке Истории. А то я в лоб заявила, что мы в моей крепости, да и Вастра меня здесь видела, и если кто-нибудь про это заикнётся, фея-крёстная сразу сопоставит факты. Мне бы не хотелось так позорно спалиться.