Аккуратно выложив камни, уставшие мужчины, уже с пустыми рюкзаками бежали к церкви, до которой было так же три километра. С левой стороны от церкви стояли столбы с натянутыми верёвками, на которых висели полотенца. Тут же находился резервуар с водой и два десятка вёдер. Сняв рюкзаки, вспотевшие парни по очереди подходили к ним и, пару раз облившись водой, отходили к полотенцам. Как и рюкзаки, каждое было помечено русской буквой и цифрой. По этим символам новобранец узнавал своё и вытирался только им. Вытерев тело и повесив полотенца обратно, они подходили к столу, возле которого их ждали Дундич и Кааву. Осеняя каждого крёстным знамением, митрополит и шаман подавали подошедшим кружки с ядрёным домашним квасом. После того, как последний новобранец выпивал свою порцию, весь личный состав снова выстраивался в пять рядов напротив церкви и повторял за Дундичем "Отче наш". Кааву к этому действу отнёсся очень благожелательно: "Помощь Главного Бога людей с Солнца никогда не помешает".
С правой стороны от церкви, под навесами, были установлены столы, рассчитанные на десять человек каждый. Закончив читать молитву, строй распадался и направлялся к ним. Там уже томился в ожидании завтрак. Обычно он состоял из фруктового салата местных плодов, молочной каши, куска хлеба, сдобренного маслом и сыром, и компота. Аборигенам первое время было очень непривычно кушать из тарелок, используя ложки. Но если такова воля предков, как говорил шаман, то пришлось привыкать.
С аппетитом позавтракав, все двести человек снова строились в пять колонн и не спеша отправлялись к своему лагерю. Сам по себе никто не ходил. Так люди привыкали к общему строю. Чтобы было веселее, Иван запевал песню, а новобранцы должны были пропетые строчки за ним повторять. Обед и ужин, будущие легионеры, готовили уже сами. Продукты в лагерь доставляли рабы. Домой из лагеря никого не отпускали.
Камни, с которыми новобранцы бежали к блокгаузам, собирали дети. А чтобы их вес был более менее одинаков, воспитанники чернышей приносили весы и рассортировывали принесённые булыжники по кучам. Для фундамента собирали и более крупные камни, но это уже делали рабы, они же отвозили их на телегах к месту строительства. А вот приготовлением завтрака для будущих легионеров занимались местные женщины под чутким надзором Елены Петровны Шамовой и Жанны Башлыковой, рядом с которой вечно находилась парочка леопардов. Леопарды вызывали у аборигенок суеверный трепет и преклонение перед белыми женщинами. Их слушались и выполняли всё, что они требовали. А требовалось носить воду, мыть посуду, стирать бельё, вываривать и обрабатывать кожу и многое другое…
С началом новых веяний, церковь стала местом, рядом с которым собиралось довольно много людей. Она стояла ниже "Олимпа" и чуть в стороне. Дорога от океана до "дворца" как раз проходила мимо неё. Так что любой, кто направлялся вверх или вниз, шёл через Божий храм. Так людям ненавязчиво прививали новую веру.
Пока строился лагерь и полигон, Сухов с воспитанниками потихоньку делал учебные мечи, копья и щиты. К моменту завершения строительства полигона учебных приспособлений на всех не хватало, и новобранцы тренировались по очереди. Пока одни выполняли упражнения с оружием, другие или готовили еду, или изучали русский алфавит, или несли караульную службу. Шамов, Башлыков и Михеев, временно отложив свои дела, помогали Сомову. Они не только учили, но и учились, разбирая подробно всё, что было описано в энциклопедии и отрабатывали это друг на друге. А ещё к Иванову войску присоединились четыре самых старших воспитанника, захотевшие стать воинами.
Через месяц после начала тренировок учебное вооружение получили все. Так же за это время был создан полный комплект защитного обмундирования и отработана технология его изготовления. Выражаясь словами рекламных кричалок и пропагандистских лозунгов можно было заявить: "Серийное производство самых прочных, современных и высокотехнологичных доспехов запущено в городе Звёздном".
Аборигены потихоньку втянулись в учебный процесс, привыкли к новым для них нагрузкам и действиям в едином строю. Зато их тренера порядком похудели и стали намного стройнее. Тренировать двести диких людей — это не фантики собирать и не марки на конверты наклеивать, тут пахать надо так, как папе Карло и не снилось.
— Я ещё зелён и молод! — кричал запевала, бежавший с грузом камней позади строя таких же бедолаг.
— Я ещё зелён и молод! — строй дружно повторил его слова.
— Но могуч в трусах мой молот! — продолжал он надрывать глотку.
— Но могуч в трусах мой молот! — вторили ему остальные.
Проводив взглядом пробежавших мимо новобранцев, Дундич повернулся к Чернышу.
— Удивительно, Павел Андреевич, что с людьми делает армия. Прошло всего полтора месяца, а они так чётко говорят по-русски, хоть и не самые лучшие выражения.
— Они другого и не умеют, — усмехнулся Черныш. — Чему их Сомов научил, то с удовольствием и повторяют.
— Неужели хороших песен не нашлось? Вон Елена Петровна с детьми такие прекрасные композиции разучивает… Аборигены в основном приходят в церковь только, чтобы послушать их пение.
— Вы, Марк Захарович, слона с соловьём пытаетесь сравнить. Елена Петровна воспитателем работала в детском саду, а Иван… — и Черныш, поморщившись, махнул рукой. — Знаете, что наш вождь учудил?
— Что? — заинтересованно посмотрел на него Дундич.
— Он всё это время скрывал, что у него есть боевой пистолет Макарова. А тут приходит, делает виноватое лицо и говорит, что у него закончились патроны.
— И что? — не понял причину возмущения своего начальника Марк Захарович.
— Да по этому образцу мы давно могли бы начать проектировать такие же пистолеты! Ружей у нас хоть отбавляй, а вот компактного вооружения, которое было бы незаметно при ношении — нет. Кстати, того своего первого льва Иван застрелил именно из пистолета. Сам рассказал. И когда на племя напали, тоже благодаря пистолету отбился.
— Надо же! И что теперь?
— Да ничего. Испытываем для него патроны. Жаль, Зубову даёт пистолет для ознакомления только в своём присутствии, не оставляет его. Боится, что тот испортит.
— Да как Василий Карпович может испортить? У него руки золотые! Он такие вещи на станках делает… — возмутился Дундич.
— А вы это Сомову объясните. Он если что вобьёт себе в голову, то никакими клещами не вытащишь. Хорошо, что подобное редко с ним бывает. А вообще Иван молодец, грех на него жаловаться. Одного золота только с последней кочёвки привёз почти пять килограммов, тут организовал доставку железной руды телегами. И вообще чётко отладил работу всего племени, как будто всю жизнь только и руководил. Если, дай Бог, получится его задумка с армией, то все местные племена в этих землях можно будет объединить под одной рукой. Хоть порядок какой-то будет. А то воюют все друг с дружкой постоянно. Вон на днях два охотника пришли, к Сомову в племя просились.
— А откуда они? — спросил Дундич.
— С восточной стороны. Там конфликты сильные. Похоже, их племя кто-то подмял под себя, а остатки разбежались.
— И что, Иван принял их?
— Сказал, что если будут жить по нашим законам, то примет. Те пока думают.
— Понятно, — покачал головой Дундич. — Ладно, Павел Андреевич, пойду я к церкви, скоро туда наши "центурии" заявятся.
— Идите, а мне к закладке динамита нужно готовиться. "Срезать" надо вон те каменистые холмики, на их месте Антонина Григорьевна кукурузу посадит. Говорит, что для скота это самый первый корм.
— Ага, она рассказывала. У неё семян кукурузы изначально было всего пять пакетиков, а сейчас целый гектар может засадить.
И Марк Захарович ушёл, оставив Черныша одного. Вскоре к Павлу Андреевичу присоединились четыре воспитанника, и они приступили к закладке. Потом взорванный участок рабы очистят от камня, огородят жердями, засыплют землёй и океанскими водорослями, разравняют и передадут женщинам под надзор… Приходилось силой отвоёвывать у земли те места, которые избегал домашний скот. Не смотря на то, что Иван считался вождём, ссориться с местным населением из-за пастбищ не стоило.