Директор перевел взгляд на меня и, склонив голову набок, начал изучать моё лицо.
– Похож, – сделал вывод он. – Несомненно, похож. Нет той живости, что была свойственна матери, но зато есть красота.
И, кивнув мне, он быстро прошел в спортзал, оставив меня в состоянии полного непонимания происходящего.
Что всё это значило?
Я понимал, что с возрастом люди становятся сентиментальнее, но к чему был этот лирический опус о моей матери?
Может, обычно неразговорчивый директор, увидев лицо со знакомыми чертами, просто ухватился за шанс чуть отсрочить своё выступление перед учениками?
Скорее всего, так и есть.
Но кто такой этот Юкио, о котором Кочо-сенсей упомянул дважды?
– Эй, Аято! – кто-то хлопнул меня по спине, и я круто развернулся.
Кага стоял за мной, широко улыбаясь и потирая руками в резиновых перчатках.
– Приходи сегодня в клуб, – проговорил он, поправив белый халат на плечах. – Покажу кое-что интересное!
– Обязательно, – склонил голову я, мигом выбрасывая из головы слова директора. – Как думаешь, это насчет Оки?
– Скорее всего, – подал плечами Куша, сразу же посерьёзнев. – Давай пройдём внутрь и узнаем.
Мы зашли в спортивный зал, и я не смог сдержать гримасы. Никто не занимался организацией, и потому ученики стояли не по классам, а как хотели. Среди этих группок было сложно отыскать кого-либо, и мне так и не удалось высмотреть семпая.
На возвышении, служившем сценой, стояла многократно увеличенная фотография Оки из школьного личного дела. На правом верхнем углу её красовалась белая лента – знак траура. По правую и левую сторону возвышались вазоны с цветами.
Значит, я оказался прав: это насчет нашей почившей товарки.
Кочо Шуёна уже стоял на сцене за трибуной, нервно поправляя галстук и стараясь поддернуть старомодную зелёную безрукавку так, чтобы она скрадывала намечавшийся живот. Наконец, поняв, что ему это не удастся, директор со вздохом посмотрел на наручные часы и кивнул своим мыслям. Оглядев зал, он постучал кончиком пальца по микрофону, стоявшему на трибуне. В зале тотчас же воцарилась тишина.
– Дорогие ученики, – начал Кочо-сенсей. – С прискорбием сообщаю вам, что одна из ваших подруг, увы, рассталась с жизнью ужасным образом. Ока Руто, прилежная ученица, мудрый руководитель клуба и во всех отношениях чудесная девочка, ушла из этого мира куда раньше срока. Сегодня мы будем чтить её память и все вместе посетим мемориальную службу в ритуальном холле. В связи с этим, клубные занятия отменяются.
Директор повернулся налево и протянул руку, словно вызывая кого-то на сцену. Через несколько секунд на возвышение поднялся уже знакомый мне полицейский офицер.
– Это лейтенант Гейджу Сабуро, – вымолвил глава школы. – Он будет заниматься расследованием несчастного случая, что повлёк за собой гибель вашей соученицы. Прошу всех оказать ему стопроцентное содействие.
Выдав это, Кочо-сенсей отошел от трибуны, и коп тут же занял его место.
– Я прошу вас заниматься своими обычными делами, ребята, – развязно произнес он. – Я сам вас найду, когда захочу узнать что-нибудь о погибшей.
И после этого лейтенант быстро сошел со сцены и бодрым шагом направился к выходу, провожаемый недоумевающими взглядами школьников.
Выдержавший небольшую паузу директор, вернувшись к микрофону, объявил окончание собрания, и все мы потянулись к дверям.
– Зачем расследование-то? – прошептал мне на ухо Куша. – Я взломал внутренний сайт полиции. У них в заключении о смерти уже указан несчастный случай, сомнений нет.
– Такие дела тоже должны разбираться, – ответил я, едва шевеля губами. – Я думаю, это всего лишь формальность.
На самом деле, конечно, я не был в этом столь уверен: если полицейский счёл нужным прийти в школу, значит, тому была весомая причина. И мне просто необходимо докопаться до неё…
Кага, выйдя со мной из спортивного комплекса, махнул рукой и быстро побежал в сторону школы, бросив что-то про «возможность взрыва». Я же начал высматривать лейтенанта, молясь про себя, чтобы он не ушел слишком далеко.
К счастью, Гейджу Сабуро обнаружился у заднего входа в школу: он снова разговаривал со своим сыном и, судя по кислой мине последнего, к консенсусу они так и не пришли.
Я приблизился к ним и, остановившись в двух метрах, принялся ждать. Как я и предполагал, где-то через минуту Цука, раздраженно постучав пальцем по циферблату наручных часов, развернулся к родителю спиной и быстро юркнул в здание. Полицейский глубоко вздохнул и начал шарить по карманам, видимо, в поисках сигарет.
Я негромко прочистил горло, и лейтенант, вздрогнув, обернулся.
– А, это ты! – он попытался выдавить из себя улыбку. – Извини, имя я запамятовал… У меня эти имена в голове вообще не держатся, я куда лучше ориентируюсь в лицах. Вот твоё помню – тот самый сметливый парнишка, что привёл меня к директору.
– Айши Аято, – я, в соответствии с правилами, поклонился. – Извините, я хотел бы узнать, как я могу помочь делу.
Гейджу Сабуро хмыкнул и, вытащив из кармана брюк полупустую пачку сигарет, вытряхнул одну штуку и спокойно вставил её в рот. Достав зажигалку, он прикурил и, затянувшись, выпустил в и так не особо экологичную атмосферу клуб дыма.
– А никакого дела нет, Аято-кун, – вымолвил он. – Меня просто насторожило, что вслед за исчезновением одной ученицы вашей школы тут же погибает другая.
– Но эти случаи ничем не связаны друг с другом, – вставил я, стараясь, чтобы мой голос не выдавал волнения.
– Может быть, – пожал плечами лейтенант. – Но я считаю, что стоит поразнюхивать, в чем тут дело, даже если это чисто для интереса и успокоения совести.
И Гейджу-старший вновь затянулся, подставив лицо лучам утреннего солнца.
Я опустил голову. Надо было срочно что-то предпринять, как-то отвлечь его… Да сделать что угодно, лишь бы этот блюститель порядка перестал копать в направлении школы. Не стоит его недооценивать: он профессионал, ему под силу отрыть такие факты, о которых я сам мог напрочь забыть…
Я вновь посмотрел на лейтенанта и открыл было рот, чтобы задать ему вопрос о сыне, но нас вдруг прервали: из задней двери вышел Фред Джонс. Осмотревшись, он направился прямо к нам и, поравнявшись, спросил полицейского:
– Гейджу-сан, я могу поговорить с вами наедине?
Этот паршивый кусок белого мяса начисто игнорировал меня, делая это нарочито, специально. Он даже не смотрел в мою сторону.
Чертов позер.
Лейтенант, затянувшись в последний раз, молча кивнул и, держа окурок двумя пальцами, пошел за Фредом.
Я прикрыл веки и вдохнул полной грудью, чтобы успокоиться и сосредоточиться. Ничего, милый янки, скоро тебе будет не до того, чтобы лезть в чужие дела, уж я-то позабочусь!
Я вытащил из школьной сумки телефон и начал быстро набирать сообщение своей старой знакомой…
========== 20. И грянул гром. ==========
Я спокойно шел по школьным коридорам, стараясь сохранить на лице то самое неуловимое выражение грусти, страха и скорби, что видел на лицах своих однокашников. Ока была необщительной, но, тем не менее, в соответствии с приличиями все должны были оплакивать её, даже те, кто толком не знал девочку.
В любом случае, она для меня уже пройденный этап. Сейчас нужно сосредоточиться на самой главной опасности.
Инфо-чан, разумеется, согласилась помочь с видео, но сначала она потребовала у меня собрать все те жучки, что я ранее разместил для неё по всей школе. Эта задача оказалась для меня неожиданно легкой: всех, видимо, настолько потрясла смерть старшеклассницы, которую они едва знали, что все ученики предпочли собраться во внутреннем дворике и чинно беседовать, понизив голос. Учителя собрались в кабинете у медсестры и пытались вместе с ней составить расписание посещений психолога для несчастных школьников, а завуч то и дело вылетала из своего кабинета, чтобы разыскать праздношатавшегося офицера Гейджу и узнать, чем он занят.
Трудность для меня мог явить лишь кабинет директора, но и тут я проявил изобретательность, написав Кочо-сенсею с компьютера завуча. Я, использовав общешкольную электронную почту, отослал коротенькое послание: «Прошу немедленно спуститься ко мне в кабинет!».
