Винс нажал на кнопку «отбой» и набрал другой номер.

– Приветствуем вас в «Шандон Леклерк». Пожалуйста, выберите одну из следующих опций…

Когда автоматический голос сообщил, что кнопка пять означает разговор с сотрудником, Винс нажал цифру пять.

– Здравствуйте, меня зовут Дженис. Чем могу помочь?

– Здравствуйте, Дженис, – Винс никогда раньше с ней не разговаривал. Он старался, чтобы голос его звучал спокойно, несмотря на то что был сильно раздражен этими бесконечными автоответчиками. – Это Винс Нейтон, я бы хотел поговорить с Имоджен, пожалуйста.

– Имоджен?

– Имоджен Нейтон. Моя жена. Личный ассистент Конора Фоули.

– А, разумеется. Одну минутку.

И на линии повисло молчание. Винс даже подумал, не повесила ли трубку эта глупая секретарша. Он барабанил пальцами по столу, чувствуя, как пузырь гнева внутри него становится все больше, как его начинает распирать, как этот пузырь вот-вот прорвется… Он сдерживался из последних сил. Когда она ответит, он ей устроит. Она должна понимать, как сильно его расстроила.

В трубке раздалась серия коротких щелчков, и телефон снова ожил.

– Добро пожаловать в «Шандон Леклерк». Это Имоджен. Сейчас меня нет на рабочем месте…

– Да ради всего святого! – заревел в трубку Винс. Эта идиотка-секретарша просто взяла и тупо переключила его на Имоджен! И там сработал автоответчик. Неудивительно, что у этой компании серьезные проблемы (а по словам Имоджен, так и было). Именно это и стало одной из главных причин, по которой Конор так рвался на эту выставку: он хотел других посмотреть и себя показать. Показать ирландского дистрибутора французскому владельцу.

Винс подумал немного, а потом вышел из дома и снова сел в машину. Он собирался забрать жену и вместе с ней вернуться домой.

На обратном пути в отель Имоджен купила себе мороженое. Она и припомнить не могла, когда в последний раз шла вот так по улице с рожком мороженого в руке. Может быть, этот последний раз был как раз еще здесь. Кэрол, наверно, купила ей мороженое в одном из местных магазинчиков, может быть даже в том же самом, и она шла по этой самой мостовой с мороженым больше двадцати лет назад. Хотя нет, вряд ли. Магазин был светлый и новый в отличие от ее воспоминаний, которые были весьма туманны, расплывчаты и обрывисты. Какие-то люди, которые поднимали ее на руки, и разговаривали с ней, и целовали ее в щеку, и говорили ей, что она très, très jolly[3].

А вот как они приехали на виллу «Мартин», она помнила очень отчетливо. Она не смогла бы сказать, привез ли из аэропорта их с Кэрол сам Денис Деллисандж или он послал за ними машину (хотя запах его сладкого табака всегда ассоциировался у нее с темно-зеленым «Рено Эспейс»), но очень хорошо помнила, как они остановились перед воротами и месье Деллисандж открыл их с помощью пульта. Кэрол сжала ей в этот момент руку, а Имоджен торопливо отодвинулась от матери посмотреть, как ворота открываются сами, как по волшебству.

Машина проехала вперед, а потом почти сразу остановилась, потому что в лобовое стекло с силой ударился футбольный мяч. Месье Деллисандж резко ударил по тормозам и выскочил из машины, оставив Имоджен и ее мать, растерянных и переглядывающихся.

– Вы в своем уме?! – услышали они его крик. – Немедленно в дом! И ждите меня там!

Он вернулся в машину, не говоря ни слова, подъехал к дому, выключил мотор и вышел. Открыв дверцу, он выпустил из машины Кэрол и вцепившуюся в нее Имоджен.

– Я прошу прощения, – сказал месье Деллисандж. – Конечно, это не лучшее приветствие. Мальчики знают, что им нельзя играть в футбол на этой стороне лужайки. Но я разберусь с ними позже.

Имоджен испуганно взглянула на мать, думая, что же будет с этими мальчиками, кто бы они ни были, и как с ними разберутся. Кэрол подмигнула ей в ответ и покрепче сжала ее руку. Тут входная дверь открылась и на пороге появилась Люси Делиссандж. Имоджен сначала показалось, что это ангел спустился с небес, потому что Люси была блондинкой с голубыми глазами, а одета она была в длинное белое платье с ажурной вышивкой, которое красивыми волнами ходило вокруг ее ног под легким ветром. Босая, и ногти на ногах покрашены блестящим золотым лаком.

Люси поцеловала мужа в обе щеки и стала что-то тихо и быстро ему говорить. Ни Кэрол, ни Имоджен не слышали, что именно она говорит, но Денис Делиссандж фыркнул и вошел в дом. А Люси протянула руку Кэрол, поцеловала ее так же, как целовала только что мужа, а потом опустилась на колени перед Имоджен.

– Ты самая красивая девочка, какую я когда-либо видела, – сказала она. – И это так замечательно, что в этом доме, полном мужчин, наконец появится красивая девочка. Входите же, входите. Мы очень рады вам обеим!

Тогда Имоджен не очень понимала, какую роль они играют в доме Делиссанджей. Она думала, что здесь все так же, как в Провансе, в пансионе «Лаванда». Они там жили вместе со сводной сестрой Кэрол, Агнесс, ее подругой Берти и ее матерью-вдовой, которая вела хозяйство и превратила дом в маленькую гостиницу. Там они жили одной семьей, хотя только Берти называла свою матушку «маман» а остальные, включая Имоджен, обращались к ней «мадам Фурнье», потому что просто было немыслимо назвать ее как-то иначе.

Они все вместе работали, чтобы дела в пансионе шли хорошо. У малышки Имоджен тоже была своя работа: она должна была очаровывать постояльцев, и, надо сказать, это ей очень неплохо удавалось. Стоило ей вползти или войти в комнату, как гости пансиона немедленно начинали улыбаться и говорить ей, какая она хорошая девочка или какая прелестная. Она позволяла им гладить себя по головке, сажать на колени, касаться своих шелковых каштановых волосиков, потому что им это нравилось, а она, несмотря на свой возраст, уже тогда понимала, как важно, чтобы постояльцы были довольны.

Иногда Имоджен задумывалась: как могла бы сложиться ее жизнь, если бы они с Кэрол остались в Провансе? Кэрол часто вспоминала о напоенных солнцем днях и теплых вечерах, об одуряющем запахе лаванды и лимонов, о доме, полном смеха и радости. Но все на свете меняется: в семьдесят два года мадам Фурнье познакомилась с мужчиной, за которого захотела выйти замуж, и решила продать свой пансион. И хотя Агнесс и Берти было подумывали его купить, предложение, которая почти в то же время получила Агнесс по работе в Нью-Йорке, оказалось из тех, от которых не отказываются, поэтому они с Берти вместе уехали в Соединенные Штаты. Они звали Кэрол и Имоджен с собой, но получить рабочую визу для Кэрол было почти невозможно, да и потом, она была не уверена, что тащить дочь в Нью-Йорк – это хорошая идея. И мадам Фурнье нашла для нее место домработницы в загородном доме Делиссанджей, в семи сотнях километров от Прованса.

При прощании было, наверное, много слез, но Имоджен этого не помнила. Она не помнила, как они летели в Биарриц. Наверное, она очень устала за время переезда, но все равно: открывающиеся ворота виллы «Мартин» и то, как Денис Делиссандж орал на сыновей, отпечаталось у нее в памяти очень четко.

Неожиданный звонок мобильника так сильно напугал ее, что она подпрыгнула и инстинктивно сунула руку в сумку. И только тогда вспомнила, что ее телефон расчленен на составные части и разбросан по разным уголкам Франции. В этот момент мужчина, выходивший из дверей магазина, вытащил телефон из заднего кармана брюк и начал разговаривать. Имоджен зажала нос пальцами, чтобы чуть-чуть уменьшить сердцебиение.

«Как же я до такого докатилась? – спрашивала она себя, пытаясь отдышаться, прислонившись спиной к стене рядом стоящего здания. – Как же я превратилась в человека, который подпрыгивает от ужаса по каждому поводу? Удастся ли мне снова вернуться к самой себе и стать прежней Имоджен?»

Когда она вернулась в гостиницу, около стойки регистрации народу было много. Имоджен пробралась сквозь толпу и вышла в сад, где вокруг небольшого бассейна стояло несколько шезлонгов и садовых столиков. Девочка-подросток в почти несуществующем бикини, лежа в шезлонге, тыкала пальцем в свой iPad, а маленький мальчик под присмотром родителей радостно плескался в бассейне. Имоджен заметила краем глаза, что оба родителя тоже то и дело заглядывают в свои смартфоны. «Я совершенно оторвана от мира без телефона, – подумала она. – Интересно, надолго меня хватит?»