Имоджен глубоко вздохнула. Она покинула «Белльвуд-парк» во многом и из-за этого. Ей следовало бы обрадоваться, увидев такой бардак, но приходилось признать: в глубине души она все-таки опрятный человек, и, возможно, это наследие Кэрол.

В следующих по списку апартаментах работы было поменьше, но она все равно отставала от графика и боялась, что Рене может уйти из офиса раньше, чем она вернется. Но когда она подъехала к зданию агентства и слезла с велосипеда, то увидела, что галогеновые лампочки вокруг фотографий в витринах все еще горят, а Рене сидит за столом.

– А мне обязательно привозить ключи и список каждый вечер обратно? – спросила она, протягивая ему подписанный список. – Потому что, мне кажется, могут быть такие дни, когда я не будут успевать до конца вашего рабочего дня.

– Летом мы не закрываемся до восьми, – ответил он. – В принципе, времени у вас вагон. Но, если вдруг вы по каким-то причинам не успеваете, можете опускать ключи и список в ящик на стене, там они будут в целости и сохранности.

Она кивнула.

– Вы довольны сегодняшним днем? – спросил он.

– Да, хотя немного устала, – признала она. – Я давно столько не бегала, признаться.

– Вы уверены, что эта работа для вас?

– Абсолютно! – решительно ответила она.

Он взглянул на нее с сомнением.

– Нет, правда. Никаких проблем, – заверила она его. – Я уже убиралась раньше.

– Вы говорили, но…

– Моя мама была домработницей.

Да, Имоджен понимала, что это не одно и то же. Но Кэрол прекрасно вела хозяйство на вилле «Мартин», в доме всегда было чисто и уютно.

До самого «дня неблагоразумия» Люси Деллисандж всегда твердила, что Кэрол – лучшая домохозяйка в мире и что она будет работать у них всегда. Она говорила, что никогда не найдет такую, как Кэрол, если та уйдет. И Имоджен было интересно, нашла ли в конечном итоге.

– О, я понимаю, – протянул Рене. – Это семейное. D’accord[10]. Увидимся завтра в это же время.

– До встречи!

Она поставила велосипед у стены, но Рене окликнул ее.

– Можете взять его, – сказал он. – Я не езжу на нем по городу, можете быть уверены.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Имоджен снова села на велосипед и поставила ноги на педали. Приехав в свой новый дом, первым делом она забралась в душ. Надеялась, что теплая вода поможет унять напряжение и боль в уставших мышцах. Она не могла вспомнить, когда в последний раз так много и так тяжело работала.

Через несколько дней Имоджен начала входить в ритм. Хотя дома и квартиры она убирала каждый день разные, все же город с каждым днем становился для нее все более знакомым и времени на дорогу от одного объекта к другому уходило все меньше. И ей стало удаваться находить в своей работе с ее пылью, грязью и половыми тряпками радость: нравилось видеть порядок, который воцарялся после ее усилий на месте прежнего хаоса. И все же однажды она вдруг поймала себя на том, что, раскладывая полотенца в шкафу, подбирает их по цветам – и немедленно вытащила их все и разложила как попало. Получать удовольствие от работы – это одно дело, а вот маниакальное стремление к порядку, как у Винса, – совсем другое.

Уборка занимала большую часть ее дня, и оставалось не так много времени на что-то еще, но все же она нашла пару часов, чтобы пробежаться по магазинам и купить себе летних топов и юбок и заполнить холодильник соками, овощами и закусками. Заглянула она и в маленький винный магазинчик на углу улицы и купила себе пару бутылок местного муската.

Имоджен передвинула мебель в квартире: теперь маленький стол стоял у окна, и она могла сесть за него с салатом и вином и дать своему уставшему телу расслабиться. Кроме Бекки и Нелли, с которыми она обменивалась несколькими словами приветствия каждый день, она уже начала узнавать и других постояльцев дома, хотя и понимала, что большинство из них здесь всего на несколько коротких дней. Жаль, думала она, что, несмотря на очевидные преимущества подобного шага, Рене не предлагал ей уборку апартаментов в ее собственном доме.

Она почти перестала ассоциировать себя с Дублином. Там была Имоджен, которая была замужем за Винсом, Имоджен, которая сожгла все мосты между собой и своей семьей и которая позволила большинству близких людей и друзей исчезнуть из своей жизни. Она начинала чувствовать, как к ней постепенно, по кусочкам, возвращается былая уверенность. В Дублине она разучилась верить в себя, забыла, что это такое. И сейчас ей было стыдно за это. Надо было понимать, что происходит, ведь она не была глупой. И все же позволила себе вляпаться в очень глупую историю. И сама не знала как. Не понимала. И не думала, что кто-то другой понимал.

Сама того не желая, она думала о Винсе. Гадала, что он сейчас делает, ищет ли он ее. Причина, по которой она позвонила в «Пропавших родственников», была одна: она не хотела, чтобы он обращался в официальные органы, требуя, чтобы ее разыскивали. Но была совершенно уверена, что он придумает и другие способы, если захочет. Трудно было предсказать, как именно он будет действовать. Попытается найти ее или притворится, что ее никогда и не существовало? Суть в том, думала она, что ему на самом деле лучше без меня. И он это должен тоже понимать. Но она знала, что так не будет. И что рано или поздно ее все равно обнаружат.

Она набрала воздуха в грудь, затем положила перед собой телефон. Открыла браузер – и заколебалась. Затем впервые с момента отъезда из Ирландии набрала пароль своего почтового ящика.

Обычно в почте Имоджен скапливались письма из спортзала – о новых курсах и классах, рекомендации «Амазона» по поводу новых книг, от бьюти-сайтов, которые бомбардировали ее новыми предложениями чудодейственных косметических средств. Но сегодня самое первое письмо, которое она увидела, было от Винса.

Следующее письмо было короче.

Третье письмо было без темы.

Были здесь и письма от Шоны.