Вскоре выяснилось, что быстрота течения происходила от того, что ложе реки стало довольно отлого спускаться вниз к устью, которое было уже недалеко. Близость его чувствовалась.

Картина местности, между тем, резко изменилась. Тростник начал исчезать, появились густые леса с разнообразными древесными породами — настоящие тропические леса!

Течение было теперь превосходное: не слишком сильное, но и не тихое. Только река ежеминутно делала самые прихотливые извилины. Контуры ее то и дело напоминали или латинскую букву S, или цифру 8. Карлу де Моору, управлявшему правильным ходом плота, нужно было приложить много внимания и уменья, чтобы не натолкнуться на берег. Ни в баграх, ни в веслах надобности уже не было. Приходилось только направлять плот на середину реки. Моор делал это с редким искусством.

Плот шел со скоростью одной мили в час. Этого было совершенно достаточно. Все опять чувствовали себя превосходно и снова принялись за свои радужные мечты относительно будущей оседлой жизни.

Боеры, как настоящие голландцы, потомки выходцев из мест, прилегающих к Зюдерзее, забывали все прошедшие невзгоды, радовались хорошему настоящему и с надеждою верили в еще лучшее будущее.

В описываемое нами время они были так же спокойны духом, как была спокойна река, по которой плавно скользил их плот.

Прибудут ли они днем раньше или днем позже к месту назначения — это для них было совершенно безразлично.

Судя по всему, они теперь могли рассчитывать достичь Порт-Наталя еще задолго до начала периода дождей. Более пока ничего не требовалось, и все были спокойны и довольны.

Пока старшие делали что-нибудь по хозяйству, молодежь забавлялась стрельбою в птиц, массами кружившихся в воздухе. Много пеликанов, коршунов и даже орлов пало жертвами их охотничьих подвигов, но им все было мало. Пороху, дроби и пуль имелось вдоволь, роеры действовали отлично, а руки и глаза не уставали.

Много бы еще они, вероятно, уничтожили представителей пернатого царства, если бы, наконец, эта беспрерывная и почти бесцельная стрельба не надоела старым боерам.

— Довольно, господа, понапрасну губить этих несчастных птиц! — сказал Ян ван Дорн. — Они нас не трогают, ну и пусть себе живут. Мы все уже убедились, что вы прекрасные стрелки. Следует поберечь и заряды для более нужной цели. Имейте в виду, что там, где мы намерены поселиться, не так легко достать патроны, поэтому будьте поэкономнее. Впрочем, если вам уж очень не терпится и хочется похвалиться твердостью руки и верностью глаза, то вот вам более достойная цель.

— Какая? Где? — в один голос спросили молодые стрелки.

— А взгляните-ка на правый берег, и увидите, — проговорил бааз.

Молодые люди посмотрели на указанное ван Дорном место и заметили там несколько гиппопотамов. Этих неуклюжих животных путешественники встречали и раньше на этой реке. Они видели старых самцов, лениво гревшихся под жгучими лучами солнца, и молодых самок, плывших по реке с детенышем на спине. Множество птиц летало вокруг них. Некоторые даже садились им на голову и на спину и с громкими криками поднимались кверху, когда животное вдруг окуналось в воду.

Гиппопотамы, наверное, никогда не видели такой гигантской машины, как плот переселенцев, и не выказывали ни удивления, ни страха при приближении к ним плота.

Только когда блеснули огни и загремели выстрелы роеров, эти толстокожие жители реки испустили громкое мычание и бросились в лес.

— Стреляйте, господа, стреляйте! — поощрял бааз. — Клыки гиппопотамов хотя и не так ценны, как слоновые, но все-таки пригодятся. Нам после стольких потерь не мешает запастись хоть чем-нибудь, имеющим ценность.

Даже молодые боеры хорошо знали, что гиппопотама, или, как они называли его, «зеехока» (морская корова), можно уложить одним выстрелом, если угодить пулей между глазом и ухом. Таким образом почти ни один заряд не пропадал даром. Бедные гиппопотамы гибли десятками от рук проворных охотников.

Пит, Гендрик, Андрэ, Людвиг и Лауренс стреляли одинаково хорошо и потому они не могли завидовать друг другу. Если они и завидовали кому-нибудь, то разве что Карлу де Моору. Он тоже присоединился к молодежи, и его роер не сделал ни одного промаха, с удивительной точностью попадая каждый раз очередному гиппопотаму в одно и то же место.

Ганс Блом и Клаас Ринвальд не стреляли и добродушно подсмеивались над его «юношескою пылкостью». Один Ян ван Дорн говорил:

— Не мешайте! Пусть продолжает! Кроме пользы, от этого мы ничего не получим. Смотрите, как он стреляет: ни один его выстрел не пропадает даром!

Бааз понял, что Карл де Моор хотя бы этим старался вознаградить переселенцев за то зло, которое им причинил.

Во время этой охоты один старый гиппопотам привлек к себе особенное внимание. Раненый, но не смертельно, он вдруг начал кружиться в воде, как это делают бараны, охваченные дурманом. Он вертелся так быстро и поднимал вокруг себя такие брызги воды, что только один Моор и мог докончить его.

Старшие боеры подъехали в лодке к убитым животным и принялись выпиливать у них клыки. Клыков набралось очень много, и, по уверению бааза, весело потиравшего руки, этими клыками не только был возмещен весь убыток боеров, но и закладывалось основание их будущего благосостояния.

Судьбе, должно быть, надоело преследовать переселенцев. Она приготовила им такое доказательство своего благоволения, какого они и не ожидали.

На пятый или шестой день плавания Карл де Моор обратил внимание бааза на небольшой остров, находившийся как раз посредине реки, имевшей в этом месте не менее двух миль ширины.

— Вот вы не решались пристать к дальнему берегу. Не желаете ли пристать к этому острову? По-моему, это вполне удобно, — сказал он.

— Да, вы правы, — ответил бааз, — сюда нам можно будет причалить.

Приближалась безлунная, темная ночь. Ян ван Дорн поспешно приказал править к острову и бросить возле него якорь, намереваясь продолжать путь лишь с восходом солнца.

Остров был окружен тростником, который называется пальмитом. Только в одном месте, где вода была слишком глубока и растения не могли пустить корней, путь был совершенно свободен. К этому месту Карл де Моор и направил плот. Едва успели выйти на остров, как наступила полная темнота. Переселенцы расположились на некотором расстоянии от воды, разложили костры и разогрели заранее приготовленное кушанье. Поужинав с аппетитом, все легли спать.

Утром, проснувшись, путешественники были очень удивлены, когда заметили, что весь остров покрыт сухою травою, между тем этого не должно было быть. Остров, находившийся всего на два фута выше уровня воды и поэтому постоянно орошаемый периодическими наводнениями, должен был отличаться обильною и свежею растительностью. Не было ни дерева, ни куста, — ничего, кроме желтой сухой травы, да и то не особенно густой. Что бы это могло значить? Почему тростник, окружавший остров, был удивительно зелен, а трава, начинавшаяся почти вслед за тростником, точно сожжена? Это несколько напоминало раму без картины, вместо которой осталась лишь голая шероховатая доска.

Обсуждая возможную причину этого странного явления, боеры увидели на дальней стороне острова и в воде такое громадное количество гиппопотамов, что сначала они не поверили глазам.

Вся река и часть острова были заполнены этими животными, тихонько мычавшими и фыркавшими с видом полного самодовольства.

Очевидно, здесь было их постоянное местопребывание. Этим и объяснялась скудность и желтизна травы: гиппопотамы большую часть ее съедали, а остальную мяли под собою. Придавленная их страшною тяжестью, трава, понятно, не могла вновь оправиться.