От возбуждения никому не хотелось спать, и потому решили тотчас же, пользуясь лунною ночью, снять шкуры с добычи. На эту работу ушло более двух часов, и когда ее окончили, на востоке стало уже алеть — пора было собираться в лагерь.

Уложив драгоценные шкуры в повозки, молодые герои, несмотря на так беспокойно проведенную ночь, не чувствовали особого утомления. Они бодро и весело отправились в путь, с трудом двигая, при помощи слуг, тяжелые колымаги.

Дня через два переселенцы устроились по-прежнему под мованою. Не было только стада, оживлявшего когда-то картину, остальное же все казалось по-старому.

Из верхов повозок устроили три шатра для женщин и детей, а для мужчин был сложен гартебеест.

Гартебеестом называется род хижины. Слово это голландское и означает «антилопа». Вследствие своего сходства, по наружному виду, с антилопою, хижины эти и получили такое название. Подобного рода жилища везде возводятся боерами для временного пребывания. Стены этих хижин делаются из смеси песка с землею, а кровли — из камыша и травы. В таких же хижинах живут и дикие туземцы Южной Африки.

Слуги же боеров — кафры и готтентоты, не избалованные и неприхотливые по природе, спали где и как попало — кто на ветвях мованы или в пустых муравейниках, кто забирался в дупло баобаба, а кто так и прямо на земле, под деревьями, где было удобнее всего.

На следующее утро должны были отправиться послы к вождю племени тебелов. Выбрали троих: Пита ван Дорна, Людвига Ринвальда и Карла де Моора.

Без лошадей и волов невозможно было двигаться далее. Несколько пар этих животных и решено было просить у Мозелекатсэ.

Послы взяли с собою шесть кафров, как для своей охраны, так и для того, чтобы вести волов и лишних лошадей, кроме тех, на которых поедут назад Карл де Моор и Людвиг Ринвальд.

Смуц тоже просил позволения присоединиться к посольству, мотивируя свою просьбу тем, что он знает пустыню как свои пять пальцев, и потому с ним нечего будет опасаться сбиться с дороги. Кроме того, ему известны язык и нравы дикарей, с которыми придется объясняться.

Бааз охотно готов был исполнить просьбу проводника, но Карл де Моор решительно воспротивился этому.

— Не к чему нам брать с собою лишнего человека, — заметил он. — Я сам отлично знаю эту часть Африки и язык ее обитателей, — будьте спокойны. Я никогда не берусь за то, чего не знаю. Это вам должно быть известно лучше, чем кому-либо, господин ван Дорн.

Слова эти были сказаны Моором таким тоном, как будто он был очень оскорблен предложением Смуца. Заметив это, Ян ван Дорн поспешно сказал:

— Нет, нет, Смуц останется здесь! Я вполне полагаюсь на вас, господин де Моор.

Смуц молча поклонился и отошел в сторону.

Катринка, очевидно, сильно грустила. Ей нужно было призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не разрыдаться и примириться с мыслью о необходимости этой экспедиции, сопряженной, конечно, с разными опасностями для ее брата и Пита.

— Надолго вы уходите? — едва сдерживая слезы, спросила она у молодых людей.

— О нет! Мы постараемся возвратиться как можно скорее, — сказал Пит.

— Не обещайте ничего заранее, минхер Пит, — заметил Карл де Моор. — Мы не на прогулку едем. Мало ли что может нас задержать в пути! Мадмуазель Катринка напрасно будет беспокоиться, если мы возвратимся не так скоро, как вы говорите, — прибавил он каким-то загадочным тоном.

— Господин де Моор вполне прав, — подтвердил Людвиг. — Срока для нашего возвращения определить положительно невозможно. Ведь мы даже не знаем, сколько ходьбы до места, куда мы направляемся, и как долго пробудем там.

— Ну, — заметил Пит, — приблизительно-то можно рассчитать, сколько времени мы будем в пути. До карру, например, хода дня два…

— Да вдвое больше на переход его, — перебил Карл де Моор.

— Ну, мы постараемся перейти его скорее! — самоуверенно проговорил Пит, желая успокоить Катринку и своих сестер, глядевших на него с тайною тревогою.

— Дня два необходимо прибавить еще на путешествие от карру до резиденции Мозелекатсэ, — продолжал Карл де Моор, — вот вам уж и восемь дней на один только конец. А если к этому прибавить разные непредвиденные случайности…

— Но назад вы ведь поедете на лошадях, — значит, на обратный путь вам понадобится меньше времени, — перебила Катринка.

— Это так, мадмуазель, — согласился Моор. — Но представьте себе, что Мозелекатсэ может находиться в отсутствии, что переговоры наши могут затянуться. Кроме того, на значительно ускоренный обратный путь нельзя рассчитывать уже по одному тому, что быки, если нам удастся получить их несколько пар от Мозелекатсэ, не могут всю дорогу бежать рысью, и нам волей-неволей придется ехать шагом. Все это необходимо иметь в виду. Вообще, по моему мнению, нельзя рассчитывать на наше возвращение ранее семнадцати или восемнадцати дней, и то при самых благоприятных условиях.

— О, как долго! — воскликнула Катринка, тоскливо глядя на Людвига и Пита, особенно на последнего. — А вдруг на вас нападут дорогою…

— Мы будем защищаться, — горячо перебил Пит. — Мы уже, кажется, не раз доказали, что умеем защищаться. Не бойтесь ничего, дорогая Катринка, — добавил молодой человек, понижая голос. — Что значит для меня какая бы то ни было опасность, когда я знаю, что подвергаюсь ей ради того, чтобы оказагь услугу вам!

Катринка невольно вспыхнула от этих слов и поблагодарила юношу долгим красноречивым взглядом.

— Мы и так многим обязаны вам, — прошептала девушка. — Я, право, не знаю, чем мы можем отплатить вам за все, что вы для нас сделали…

— Чем? По возвращении из экспедиции я вам отвечу на этот вопрос, — так же тихо произнес молодой человек.

Девушка еще больше вспыхнула и опустила глаза.

— А пока, — продолжал Пит, — позвольте мне надеяться, что вы будете молиться за нас… за меня, и что вам не наскучит вспоминать с моими сестрами обо мне.

— О, Пит! — невольно воскликнула девушка. — Неужели вы можете сомневаться в этом? Я сама буду постоянно искать общества ваших милых сестер… Мы будем все время говорить только о… вас и молиться за ваше благополучное возвращение.

— Благодарю, Катринка. Эти слова ободряют меня. Я очень счастлив, что слышу их. Судя по ним, я смею надеяться, что вы… что я не совсем противен вам?

— О, Пит, будьте уверены, что вы имеете во мне самого лучшего друга! Что бы ни случилось, я никогда, никогда не… забуду вас!

Высказав все это, молодая девушка окончательно смутилась, убежала к своей матери и бросилась ей на шею. Мать хотя и не слыхала, о чем говорили молодые люди, но поняла, что между ними произошло почти объяснение, и крепко прижала к груди Катринку.

Бегство молодой девушки помешало Питу довести до желанного конца объяснение, но он отлично понял ее последние слова, и сердце его затрепетало от счастья.

Между тем госпожа ван Дорн говорила Карлу де Моору:

— Поручаю вам, Моор, своего сына. Вы знаете, как он еще молод и горяч. Я так боюсь за него. Излишняя смелость может снова вовлечь его в беду. Удержать его от этой экспедиции я, конечно, не имею права: он идет в качестве представителя своего отца. Ради Бога, обещайте мне следить за ним и по возможности оберегать его. Я только тогда буду спокойна, насколько можно быть спокойной в моем положении, когда получу от вас это обещание.

При первых словах госпожи ван Дорн по лицу Карла де Моора пробежала нервная судорога, а при последних он сделал было даже движение рукою, точно хотел отстранить от себя кого-то, но сейчас же овладел собою и проговорил своим обычным сухим, почти грубым тоном:

— Я сам был отцом и не могу… забыть этого.

Госпожа ван Дорн не обратила внимания на загадочный смысл фразы Моора и в порыве искреннего доверия и материнских чувств протянула ему руку.

— О, благодарю вас! — сказала она. — Эти слова успокаивают меня лучше всяких многословных обещаний… Я знаю, что вы наш лучший друг, и мы вполне полагаемся на вас. Да сохранит вас Господь!