Имэй кинулась вперед, прямо к разъяренной нежити и — шлёп! Желтый листочек с черными иероглифами закрыл лицо восставшей из мертвых. Мутные глаза упырицы тут же закрылись, словно та заснула, конечности ослабли, и она бессильно обвисла, распятая на воротах.

Толпа зрителей взорвалась воплем облегчения и радости, словно новогодняя шутиха огнями. Словно это — они, а не пришлые маги, угомонили кошмарную дзянши.

— Только огонь! — предупредила ГоЭр, встав на пути городской стражи и людей из уголовного приказа. — Хоть на мелкие куски порубите, она все равно восстанет. Только сжечь!

— Тащите хворост! — приказал бай-юнь, благо факелов хватало на всех. — Прямо тут и сожжём, барышня…

— Ван. Ван ГоЭр — младшая ученица бессмертного учителя Дон Сина из Школы Северного Пути, — церемонно представилась охотница.

Она, совсем ещё девчонка, умела нагонять страху на обычных людей — такая жёсткая, сильная и суровая, будто откованная в той же кузне, что и её мечи. И те, кому довелось увидеть девушку в бою, уже просто не могли относиться к ней как к какому-то нежному цветочку.

— Сожгите заодно и трупы яогуай, — добавила она крайне серьёзно. — Они не восстанут, но их духи могут ещё навредить живым. Пусть идут с миром.

— Как вы смеете жечь мой дом?! Да я вас сгною в темнице! — разорялся Первый министр. — На плаху все отправитесь!

На коленях в грязи стоял, жёстко связанный, с растрёпанными волосами, падавшим на разбитое в драке лицо, а все равно грозился всеми карами, на которые способен столь высокопоставленный чиновник, практически правая рука Императора.

Но солдатику, охранявшему преступника от самосуда, был дан чёткий приказ: будет рыпаться — бей по хребту. Что тот и сделал в точности: стукнул древком клевца по загривку министра. Без особой охоты, просто для порядка, и чтобы не гневить командира, который после пережитого страха перед упырицей лютовал пуще обычного.

Одно было неясно служивому, что делать с чародеем, который двинулся в их сторону с раскрытым синим веером на изготовку. Веер этот сиял по-нездешнему, как и глаза шамана, до краев заполненных синей кипящей жутью.

— Ты… ты… не подходи! — крикнул солдатик, заслоняя собой господина министра. — Не положено! Не велено!

Выставленная вперёд алебарда от силы колдовского оружия не защитила бы. Но приказ есть приказ, и вообще. Словом, парню просто повезло, что Ван ГоЭр успела первой.

Она бросилась на Юаня, как кошка на мышь, в прыжке стискивая его в не по-девичьи сильных объятиях.

— Успокойся! Слышишь меня?! Не вздумай, ученик Чжу!

Шаман рвался из тисков её рук и ног, как зверь из капкана, яростно мычал и дергал головой.

— Я убью его! Убью! Он сделал это с ней!

У Юаня начинался припадок, чреватый бедой для человека запросто гуляющего в потусторонний мир. Сейчас, в таком состоянии, шаман мог и не вернуться.

— Чего вы стоите? Помогайте!

Знак на лбу Юаня пришлось рисовать собственной кровью. Плевать, лишь бы ему на пользу пошло. Судороги быстро прекратились, и только руки слегка подёргивались, но это уже сущие пустяки. Лучник придерживал соратника за ноги, когда тот очнулся из короткого забытья, Имэй — за голову.

— Отпустите меня, — спокойно попросил Юань, уже не пытаясь вырываться. — Вы же понимаете, что… Это же моя…

Он скрипнул зубами и сжал в ледяной и влажной ладони пальцы ГоЭр.

— Это что тут у вас происходит? — поинтересовался командующий столичным гарнизоном.

— О, вы про нашего соратника, благородный господин? — вскинулся Сяо Чу, спиной заслоняя Юаня и девушек. — Он очень пострадал от столкновения с нежитью. Ай-ай! Шаману тяжело видеть, как эти люди обошлись с духом и телом покойницы. Уважение к мёртвым питает духовную силу любого шамана, а тут такое небрежение. Первый министр прогневал Небеса, так и знайте. Что будет теперь с Великой Лян?

Лучник умел говорить вкрадчиво и на первый взгляд даже ласково, при этом нагоняя страху на собеседника. Видимо, от царственных предков досталось умение это, отточенное в бесчисленных дворцовых интригах.

Начальство бросило испепеляющий взгляд на преступника.

— Вы же сами всё видели, господин военачальник, — участливо продолжал одноглазый стрелок. — Проявлено страшное неуважение к мёртвой женщине, кем бы она ни была.

Повязку он предусмотрительно опустил, и выглядел теперь пусть необычно, но не пугающе. Кроме того, один воин должен был по достоинству оценить мастерство другого воина.

Тем временем к ним подошёл начальник уголовного приказа — бай-юнь[28] Лу Синь и хитрый лучник тут же придумал, как расположить его к себе.

— Надо бы осмотреть дом изнутри, — щедро предложил он. — Боюсь, что там будут вещи, опасные для любого неподготовленного человека. Ваши люди, уважаемый бай-юнь, не должны пострадать от чёрного колдовства. Мы с… — он зыркнул на Имэй, — помощником шамана пойдём поищем. Это наш долг.

Бай-юнь с облегчением перевёл дух и поспешил заверить уважаемого старшего ученика, что его подчинённые окажут любую посильную помощь, чтобы искоренить чёрную магию на корню. Впрочем, внутрь они с Имэй отправились все равно лишь вдвоём. Добровольцев из Уголовного приказа не нашлось, а назначенные помощники отстали практически сразу, едва миновав эрмэнь. Слишком много разорванных в клочья трупов попалось им на пути.

Мастер Дон Син учил, что отбирать жизнь у животного, предназначенного в пищу, можно лишь с уважением к его жертве и непременно без боли. Имэй сто раз резала кур, уток и кролей, но все они умирали, не успев даже испугаться, ничего не поняв и не страдая ни мгновения. А ещё наставник строго запретил держать птиц в клетках или иными способами неволить дикое свободное существо. И ни разу его бамбуковая палка не опустилась на спину шкодливого дворового кобеля Калачика, что бы тот ни творил по щенячьему недомыслию.

«Вина собаки всегда на её хозяине лежит, ибо человеку дан разум, а, следовательно, и чувство ответственности за тех, кто под его властью обретается, — повторял Мастер, стоило пожаловаться на проделки пса. — Воспитывай животное тщательнее — не придётся огорчаться».

Так вот, никогда прежде Имэй не убивала столько животных из одного лишь милосердия, чтобы прервать мучение ни в чем не повинного существа. Умирающие, страдающие собаки, кошки и даже маленький козлёнок со сломанными ножками. С мокрым от слез лицом, с почти невидящими глазами Ли Имэй резала им глотки, освобождая от бесконечной боли и мук.

— Давай я? — предложил было брат Сяо.

— Нет-нет, — решительно отказалась девушка. — Надо всё сделать быстрее. Остановить это.

Часть заднего двора в резиденции сян-го была превращена в мучильню, в пыточные застенки для безвинных животных — клетки в сыром подвале, страшные даже на вид инструменты, мясницкие ножи и маленькие острейшие ланцеты, пилы и колья. И каждый раз, нанося милосердный удар, Имэй думала, что Чжу Юаню несказанно повезло. Большую часть жизни он провёл в Школе, рядом с нормальными людьми, а не в этом страшном доме, насквозь пропитанном ужасом. Тут мучили бедных тварей, убивали, закапывали их кости в саду, а духов превращали в яогуай. Кто этим занимался? Неужели сам Чжу И? Или его старший сын? Кто-то же приходил сюда каждый день и делал всё это.

Сяо Чу снова пришлось снять повязку, чтобы узреть малейшую магическую активность. Именно он заметил тот старый сундук в дальнем углу под лестницей.

— Там что-то есть. Глянь-ка, сестричка Ли.

Имэй с огромным трудом приподняла крышку и потрясенно ахнула. В ворохе грязных тряпок, пропитанных испражнениями, лежало человеческое дитя, самое большее двух лет от роду, ещё живое, пусть и находящееся на последнем издыхании. Маленькая девочка, а это была девочка, не могла ни кричать, ни плакать, только сипло и прерывисто дышала, и смотрела в пространство слезящимися глазами. Большими и карими, как у щенка, закисшими от гноя, глазами. Правая рука малышки заканчивалась собачьей лапой — с серой пятнистой шерстью и черными коготками.