За ночь талисманы немного пожухли, а тот, что прилеплен был на потолок, еще и обуглился по краям. Это означало, что какая-то тварь неусыпно стерегла посланцев Школы до самого рассвета. Не исключено — призрачная бестия пожаловала.

Как тут было не вспомнить пару любимых слов Бродяги? Опять же, уборщик громко крыл на чем свет стоит неведомых ублюдков, подкинувших смердящую падаль во двор приличной гостиницы.

— День, начатый с ругани, кончится дракой, — мрачно пробурчал Юань. — Жопой чую.

Но дурное предчувствие аппетит ни ему, ни Ли Имэй не испортило. Драка будет вечером, а до вечера нужно еще дожить и сделать это проще всего на сытый желудок.

В доме Первого министра воздух тоже всё ещё вибрировал от словес, посвященных ночной прогулке наследника, ему самому и его же безответственному поведению. О том шептались за сетчатыми дверьми женскими голосами, дрожащими, как после долгого плача. Гнев сян-го отчетливо пах горелой собачьей шерстью.

— Досталось всем, — шепнул Юань. — Замялся, поди, палкой махать.

Но Первый министр вовсе не выглядел уставшим. Раздосадованным — да, но не человеком, который когда-то собственноручно отбил почки двум своим дочерям. Видимо, возраст своё брал. Годы уж давно не те.

— Не обижайся на старшего брата, Юань-эр, — сказал сян-го, ожидая чего угодно, кроме холодного равнодушия в ответ.

— Это ваши семейные дела, господин уважаемый наниматель. Жалею лишь, что стал причиной недоразумения.

— Не говори так, Юань. Ты тоже часть нашей семьи.

Уговоры пошли по новому кругу, и господин Чжу И уже не стеснялся присутствия скромного помощника. Он льстил, хвастался, сулил все земные блага, окончательно растеряв давешнюю спесь. Такие разительные перемены без изрядного пинка под зад с людьми его полета не случаются, справедливо решила Имэй и насторожилась. Любой другой свидетель ночного происшествия, самое меньшее, должен был поутру написать донос и снести его в столичную управу. Любой, но только не Чжу Юань. Он оставался сыном Первого министра, признанным и законным, а потому никак не мог донести на отца и брата. Какой умный и тонкий расчет!

— Мне бы посмотреть на землю, где упокоится гуйфэй, — напомнил Юань, вклинившись в монолог папаши, когда тот решил дух перевести после очередной длинной тирады. Вид у шамана был скучающий, но Имэй чувствовала, как тот весь кипит от злости.

— Да, конечно. Я и запамятовал, — вздрогнул Первый министр. — Сейчас подадут угощение, а после мы отправимся прямо туда.

— Мы уже как бы и пожрамши, — недовольно буркнул шаман, подчеркивая, что он давно не сын благородного семейства, а потому изъясняется соответствующе.

Имэй тоже не желала есть и пить в стенах этого дома, но совсем по другой причине. Здесь не так давно жили яогуай, и неведомо, сколько их тут ещё осталось.

Незаметно для хозяина она наслюнявила свой палец и нарисовала знак на полу. Особенно сильный, когда точно знаешь, что ищешь.

Тело Ли Имэй, одетое в мужскую одежду, с волосами, упрятанными под шапочку из конского волоса, осталось сидеть в приемной, а та часть души, что во время сна отправляется в путешествие по этому и другим мирам, просочилась в щель между половицами.

Все дома и усадьбы, где долго живут люди, рано или поздно начинают напоминать колонию термитов. Во всех смыслах. И в высшем — в отношениях между домочадцами, имеющих только на вид цельность, а на деле пустотелых, изгрызенных обидами и завистью. И в самом обыденном — стены ветшают, рушится фундамент, грязи становится все больше. Поместье Чжу если отличалось, то в худшую сторону. В древесине поколениями грызли ходы древоточцы, медленно превращая в труху полы и стены, крысы строили гнезда под опорными балками, пауки свили гнезда в каждом темном углу, но при этом все они были живыми — и крысы, и насекомые, наверное, единственными безобидными существами в этом царстве смерти и мертвечины. Сгнившие корни пионовых кустов, останки прикопанных под теми же кустами младенцев, полуобглоданные карпы на дне пруда, куриные кишки в помойной яме, засохшие трупики ласточек под черепицей, собачья шкура на растянутая правилке, и могильные черви, копошащиеся прямо под слоем опилок между деревьями. И в сердцевине всей этой гнили, как матка в гнезде, правила настоящая королева — восставшая из мертвых женщина, дзянши[22]. Тело её, нетронутое многие годы тленом, спрятано было под полом в одном из флигелей, и терпеливо дожидалось долгой осенней ночи.

— Эй, помощник Ли, втяни слюни-то! — гаркнул Юань прямо на ухо, и голос его, как звук боевых труб, что возвращает солдат на позиции, призвал душу Имэй обратно.

Она часто-часто заморгала от яркого света.

— Вот ведь, — шипел брат Чжу, вытирая рукавом струйку слюны на её подбородке. — Надо было спать ложиться, когда я приказал, а не пыриться под одеялом в срамные картинки! Дрыхнешь теперь на ходу, бестолочь.

И подзатыльник отвесил. Какое же воспитание без подзатыльника? И мутить сразу перестало. Двойная польза.

Первый министр одобрительно кивнул, мол, так и нужно с этими лентяями и нахлебниками. Его рыхлое лицо взялось коркой надменности, и если бы не трещина рта, то можно подумать, сян-го окаменел.

Имэй униженно повалилась ниц, взывая к милосердию, рассчитывая на неискоренимую любовь таких людей, как Чжу И, к показной покорности. Только теперь она взаправду боялась первого министра. Человек, живший под одной крышей с дзянши, приставивший к собственному сыну слуг-демонов, смертельно опасен.

И уже выходя из хозяйского кабинета, она обратила внимание — порог был сделан из другой древесины, со слоями волокон всех оттенков золотисто-коричневого. Персик! Конечно, дураков нет жить в одном доме с дзянши и никак не обезопасить себя.

Мысленно отлупив себя бамбуковой палкой наставника, Имэй постаралась не отставать от Юаня ни на шаг. Задача непростая, особенно после того, как первый министр усадил шамана в свой паланкин, а слуг и охрану заставил топать следом пешком.

Поле как поле, только заброшенное и заросшее бурьяном. Травы пожухли и потемнели, сплелись стеблями, образуя неопрятный коричневый ковер, по всему периметру которого выстроились воины в полном вооружении, а за их спинами, словно неуместная и слишком яркая оторочка, колыхалась толпа придворных. Министры, чиновники, евнухи, словно императорский зал приемов перенесли в чисто поле.

— А что, Сын Неба тоже тут? — спросила Имэй шепотом, получив в ответ змеиное шипение первого министра и его злобный взгляд.

— Надо осмотреться, — сразу же вмешался Юань. — Идем, помощник Ли.

И отодвинув в сторону воина с клевцом, зашагал по полю. Имэй с коробом семенила позади, с самым пришибленным видом. Ей даже не пришлось изображать испуг перед сян-го.

— Ты чего трясешься?

— Этот человек… — постукивая зубами выдавила из себя девушка.

— Ага, — злорадно фыркнул Чжу Юань. — Прочувствовала? Так он всегда такой был. Сейчас постарел, а когда помоложе был…

Шамана невольно передернуло и, видимо, бросило в жар от воспоминаний, потому что его жуткий синий веер затрепетал в руке, разгоняя вокруг стылый воздух пополам с тихим бешенством.

— Ничего не понимаю. Обычное поле, хоть хорони тут кого, хоть просо сажай. Даже духов нет.

Юань в плаще на меху больше походил на землевладельца, дивящегося своему новому нежданному приобретению. Синяя сатиновая лента с магическими знаками в его заколке стелилась по ветру, как символ неуверенности.

«Так, — сказала себе Имэй. — Ты сюда послана, чтобы думать, стратег Ли, вот и думай. Думай быстро!» И решила порассуждать вслух.

— Нас сюда привезли специально, согласен? Иначе тут не собралась бы добрая половина обитателей императорского двора.

Брат Чжу согласно кивнул, продолжая делать сложные пассы веером, ничего, впрочем, не значащие. Чтобы со стороны казалось — колдует шаман, ух как сильно колдует.