И все равно утверждал, что Риддл еще не сделал ничего, в чем его можно было бы обвинить, и что доказательств причастности к произошедшим в Хогвартсе инцидентам тоже не было.

Дамблдор настоял, чтобы Гермиона приняла предложение о работе, которое прислало «Нотт Индастрис» — и она точно знала, кто за этим стоит, — чтобы можно было следить за Риддлом.

Вообще работа была хороша, но Гермионе не нравилось, что ее использовали как наживку. И не нравилось, что практически все время они проводили с Риддлом наедине: он работал тут по совместительству, а начальник их маленького отдела редко когда бывал в кабинете.

Реальность менялась: Риддл должен был работать в лавке Боргина и Беркса, но вместо этого устроился в «Нотт Индастрис».

Это значило, что и другие изменения возможны. Гермиона сомневалась, что у нее это получится, но отступать не собиралась. Если был хоть один шанс остановить войну, она готова была рискнуть.

Она начала с разговора. Нарушила гробовую тишину вопросами о законах, магических существах, делении магии. И Риддл легко признался, что не верил в разделение магии на темную и светлую, зато верил в силу. Гермиона могла его понять — точнее, понять его мотивы, — но что не укладывалось в ее голове, так это зачем нужно действовать так радикально. И еще она не могла принять его взгляды насчет магглов.

Не было никаких объективных причин для гонений и предубеждения из-за статуса крови. Чистокровные имели лишь небольшое преимущество за счет более глубоких познаний в магии, но маглорожденные, те из них, что ходили и в обычную школу, чаще знали гораздо больше чистокровных благодаря всестороннему образованию. Гермиона прекрасно понимала, что эти его взгляды появились из-за чистокровных друзей и из личного опыта — Риддл злился на магглов. К тому же, когда хотел, Риддл мог быть ужасно убедительным, и он легко мог внушить всем мысль о превосходстве чистокровных.

Гермиона не совсем была уверена, что понимает как и когда попытки отговорить Риддла от мирового господства стали попытками смягчить его политику и сделать ее более справедливой. И даже думать об этом не хотела.

Он был на удивление терпелив. Они спорили, и все аргументы возвращались к ней, но все же Риддл действительно слушал, что уже само по себе значило достаточно много для того, кто называл подавляющее большинство людей идиотами.

Из-за болезни Гермиона в первый год не попала на благотворительный бал, проводимый «Нотт Индастрис». На самом деле она, конечно, не болела, ее иммунная система вполне справлялась со своей задачей, но находиться в компании Риддла и его подхалимов, когда каждый пялился бы на нее либо с благоговением, либо со страхом, либо с ревностью, потому что Риддл изредка прислушивался и соглашался с ее доводами, не было никакого желания.

На второй ежегодный благотворительный вечер идти пришлось. Было бы странно, заболей она аккурат на него два года подряд, тем более что за целый год она ни разу не болела — боялась, что если хоть единожды не выйдет на работу, то Риддл развратит все до одной ее идеи в соответствии со своим злобным планом. К тому же, работа Гермионе и в самом деле нравилась.

И что-то во взгляде Риддла ясно давало понять, что он вломится в больничную палату и притащит ее на благотворительный бал, даже если она будет лежать при смерти.

Он предложил ей пойти вместе на вечер. И Гермиона отказалась. Казалось, это уже вошло в привычку.

Несмотря на все опасения, на вечере было весело.

Но начались танцы, и Гермионе очень захотелось оказаться где-нибудь подальше. Она взглядом искала пути отступления, но Риддл, конечно же, сразу появился рядом и обнял за талию.

Он затащил ее, несмотря на все протесты, на танцпол и явно не собирался молчать. Он втягивал ее в разговор. И спустя пять песен и нескольких жарких споров о положении домашних эльфов, применении Непростительных, создании новых заклинаний и несовершенстве системы обучения в Хогвартсе они все еще танцевали .

Гермиона не была готова признать, что она хорошо проводит с ним время.

***

Бал в честь помолвки Абраксаса Малфоя и Ариадны Розье, 1949 год

Она и не думала, что Малфои пригласят ее на помолвку.

И в то же время этого стоило ожидать. Абраксас Малфой был одним из преданных слуг Тома — она стала звать его Томом, думая, что это будет злить его, но ей и самой стало это нравиться — и к тому же хорошим другом Арсениуса Нотта: их компании занимали разные целевые ниши и избегали конкуренции.

Помолвка Абраксаса и Ариадны была главной новостью в магическом сообществе, роскошный прием мог переплюнуть многие государственные балы, устраиваемые другими странами. Гермиона безропотно приняла приглашение, испытывая трепет.

В общем-то, Абраксас ей, наверное, даже нравился. Он не был настолько недоброжелательным, как его сын и внук, и, как показалось Гермионе, ничего не имел против ее магглорожденности. Отчасти потому что так хотел Том, отчасти потому что она ему действительно нравилась. С Абраксасом интересно было спорить о древних магических трактатах — их общем интересе. Так что он был удивительно приятной компанией, хоть и являлся прихлебателем Риддла.

Скорее всего, свой мерзкий характер Люциус Малфой получил от матери. Ариадна была надменной, жуткой чистокровной расисткой, жаждущей денег и власти. К тому же она была умна, но использовала свой ум только во зло. Ходили слухи, что Ариадна убила соперницу, лишь бы Абраксас женился на ней. Гермиона им не особо верила, но в случае с Ариадной Розье не особо удивилась бы, окажись это правдой.

Никто не отказывался от приглашения в Малфой-мэнор. Магическое сообщество просто бы не поняло, если бы Гермиона ответила отказом, она бы оказалась под самым пристальным вниманием, чего нельзя было допускать. Том и так уже слишком много узнал — понял, что она попала сюда из другого времени, но не из какого именно.

У Гермионы не было никакого желания идти в Малфой-мэнор, но выбора не оставалось.

Том предложил пойти вместе. Ей достаточно было одного взгляда, чтобы дать понять, что ответ: «Нет».

До бала оставалась неделя, и Гермиона начинала нервничать. К тому же, работа была напряженной — Том проводил какие-то исследования, ставил достаточно неприятные опыты, и у Гермионы было жуткое предчувствие, что именно он стоит за недавним исчезновением четырех волшебников и одной волшебницы.

— Они все едва ли не сквибы, — небрежно проронил он, увидев заголовок в Ежедневном пророке, — почему вообще это кого-то волнует?

Его надменный тон заставил содрогнуться, привел в чувство и напомнил, кто перед ней, что Тома Риддла стоило бояться, а не пытаться исправить.

Вот почему она исследовала больше дюжины различных редких ядов и маггловские способы убийства, которые невозможно было отследить.

В какой-то момент ей настолько стало противно от самой себя, что Гермиона отправилась к Дамблдору. Тот предложил ей лимонные дольки, завел разговор про прощение и что с его точки зрения она вполне неплохо справлялась с Томом Риддлом.

Скорее всего он так считал потому, что за все это время, насколько могла судить Гермиона, он так и не создал после дневника и кольца ни одного хоркрукса. И, возможно, это действительно было влиянием Гермионы. Но он все еще убивал, создавал и использовал ужасные заклятия и проклятия.

Он все равно оставался монстром.

И именно поэтому ей не хотелось с ним танцевать на праздновании помолвки. Она потанцевала с Абраксасом — под пристальным взглядом Ариадны, — с Арсениусом Ноттом, Аресом Эйвери и многими другими. Но не с Томом Риддлом. Она талантливо сбегала всякий раз, стоило ему только появиться в поле ее зрения, пряталась в разных частях бального зала, благодаря Мерлина, что сейчас он выглядел совсем не так… Не так, как когда ее пытала Беллатрикс.

Наконец объявили о последнем танце. Том появился словно из ниоткуда и махнул рукой.

Гермиона готова была проклясть его за умение использовать беспалочковую невербальную магию.