Королева была удручена смертью леди Старк, которую считала своей ближайшей подругой. На площади перед замком сложили огромный погребальный костер, и сама Дейнерис зажгла прощальный огонь. Тириона привели на площадь, чтобы он тоже смог проститься с женой. Он смотрел на пламя взглядом человека, потерявшим смысл жизни. После похорон бывший Лорд-Десница был обвинен королевой в измене. Его заковали в кандалы и поместили в Волчье Логово.
Закончив с Тирионом, который даже не пытался оправдываться или возражать, Дейнерис вернулась в свои покои. Она выглядела опустошенной, лицо стало похоже на безжизненную маску. Квиберн срочно намешал ей успокаивающего зелья, но королева отказалась. Она снова попросила у него письмо, которое тот ей зачитал утром. Перечитала его сама.
— Корабли? — спросила Дейнерис.
— Готовы выйти в море через три дня, — Квиберн поклонился.
— Вы доверяете этому Бронну?
Квиберн не узнал ее голос. Всегда полный страсти и силы, теперь он казался безразличным.
— Таким как он не нужно доверять, Ваша милость, — ответил Квиберн. — Их нужно заинтересовывать.
Дейнерис еще раз взглянула на тонкий лист пергамента, который не выпускала из рук. Поднесла его к лампаде. Сухая материя охотно занялась. Огонь разгорался, Дени крутила пергамент, чтобы не обжечь пальцы. Она всматривалась в пламя, словно пытаясь увидеть в нем ответы на мучительные вопросы, которые стояли перед ней.
— Я чувствовала, что Джон захочет сесть на трон сам. Последний наследник дома Таргариенов, как же… Как он может на что-то претендовать, если его законность писана вилами по воде! — воскликнула она с горечью и обидой.
— Простите, Ваша милость, но вы сами признали его и узаконили, вступив в брак, — осторожно заметил Квиберн.
— Я ношу его ребенка… Что ж, значит не судьба мне знать счастья, — отрешенно произнесла Дейнерис. Было похоже, что королева говорит сама с собой. — Но почему… она?
— Кто, Ваша милость?
— Почему Миссандея согласилась участвовать в заговоре? Из зависти?
— Вы действительно хотите услышать ответ, Ваша милость? — скрипнул Квиберн.
Дейнерис ушла к окну и отвернулась.
— Что вы посоветуете? — спросила она после долго молчания.
— В сложившемся положении любой мой совет будет плохим, Ваша милость. Более того, вы можете счесть любой мой совет преступным, и в любом случае будете правы. Я могу лишь поклясться, что исполню вашу волю.
Квиберн расправил спину и поднял голову, словно готовясь выслушать приговор. Дейнерис продолжала смотреть в окно. Десятки мачт виднелись в гавани, покачивались в такт волнам.
— Готовьте Дикий огонь к погрузке на корабли, мессир, — приказала королева.
Квиберну показалось, что ее плечи вздрогнули.
— Слушаюсь, Ваша милость.
Королева обернулась. По щекам текли слезы.
— Я Дейнерис Бурерожденная, крови дракона… И я возьму то, что принадлежит мне по праву… — сказала она дрожащим голосом.
Она хотела добавить еще что-то, но расплакалась и закрыла лицо руками.
========== МОРЕ НАДЕЖД, МОРЕ ТРЕВОГ ==========
— Ужин, Ваша милость! — сказал Арч Андервуд.
Он поставил на столик у окна поднос с едой и кувшин с элем. Закатное солнце, впервые за несколько дней порадовавшее сегодня Гуллтаун, густо окрасило небо багряным цветом.
Принц рассеянно кивнул, давая понять, что пока ему ничего не нужно. Арч на цыпочках ушел из солярия, оставив Джона наедине с огромной картой с фигурками кораблей и рыцарей.
Джон привык проводить большую часть времени не во дворце Арренов, а в порту, в башне Арсенала. Армейскими делами он он почти не занимался: набор рекрутов шел успешно; Джон был уверен, что его командиры способны и без него вколотить в головы (и спины) новобранцев науку побеждать.
Гуллтаун присмирел; дымящийся остов септы служил хорошим предупреждением любому смутьяну. Сир Джейме мог сколько угодно кривить губы и отводить глаза, но даже уличные горлопаны, и те заткнулись. Через два дня после подавления бунта Джон вызвал к себе Бена Вулси, городского казначея, чтобы уточнить смысл некоторых статей хартии вольностей Гуллтауна. Вулси явился с лицом покойника, который уже неделю как должен лечь в гроб. Оказалось, что многие положения хартии, при внимательном изучении, легко могли быть изменены так, “как изволит Его королевское Высочество”.
Заботой и головной болью Джона стал флот. Арсенал Гуллтауна со скрипом, но заработал. Два десятка галеасов уже стояли на стапелях. Но то была капля в Узком море. Даже с Диким огнем, даже вместе с флотом, который должен прийти из Белой Гавани — разве они смогут противостоять Браавосийским эскадрам?
Заманить их в ловушку, ударить внезапно, обрушить на врага огненный шквал? Но как это сделать на море? Джон имел самое смутное представление о морской войне, и рядом с ним не было настоящего адмирала. Что адмирала, простых матросов на новые корабли набирали с трудом. Флотское дело в Гуллтауне совсем захирело при последних Арренах.
В Арсенале Джон спускался к стапелям, разговаривал с мастерами, пытаясь вникнуть в науку кораблестроения, или подолгу размышлял в одиночестве, склонившись над картой в солярии. Пока все складывалось лучше, чем он рассчитывал: в Браавосе избирают нового Морского властелина, Димас Диамантис отправился домой с его согласием начать переговоры. Судя по некоторым фразам браавосийца, выборы обещали быть сложными и закончиться нескоро. Значит, у него будет время, чтобы переправить армию через Крабий залив. Может, он и вернется к переговорам с Браавосом. Только уже сидя на Железном Троне. Оставалось дождаться возвращения кораблей с Севера и нанести сокрушительный удар.
Он получил ворона с сообщением, что флот добрался до Белой Гавани. Потрепанный штормами, но без потерь. Затем долго не было никаких известий, пока не прилетел ворон с кратким посланием: “Флот Ее Величества вышел в море”. Оно встревожило Джона. Ему всегда писал Тирион, в этот же раз на свитке стояла подпись мейстера Теомора. Да и само сообщение показалось ему странным. Однако предпринять что-то Джон не мог. Только ждать.
Принц положил кусок холодной телятины на хлеб, который ему так здесь нравился. Жадно откусил, отчего крошки обильно рассыпались вокруг; запил элем. Арч Андервуд давно выучил его вкусы. Незатейливый ужин всегда ждал Джона в башне. Конечно, во дворце, под присмотром Миссандеи, для принца готовили роскошный стол. Но чаще всего он оставался нетронутым.
“В душе я еще солдафон из Ночного Дозора,” как-то признался Джон сиру Джейме. “Вам так понравилась служба в том отборном войске?” улыбнулся в ответ Лорд-Комиссар. Джон непонимающе уставился на него, потом вспомнил их разговор в Винтрефелле, когда они встретились в первый раз. В его прошлой жизни. Он рассмеялся.
Джон никак не мог привыкнуть ни к придворному этикету, который тщательно соблюдали во дворце, ни к изысканным явствам с дворцовой кухни. Все это напоминало о Дени. А он не хотел думать о жене. Не знал, что ему делать дальше. Каждую ночь с Мисси он забывал обо всем на свете от наслаждения. Но начинался новый день, он судил, награждал и наказывал, просители шли нескончаемой чередой, и кто-нибудь обязательно произносил ненароком “А Ее Величество…”
Джон скрипел зубами, стараясь не выдать свое раздражение, срывался по мелочам, пил эль большими глотками, ехал устраивать смотры новым ротам или шел фехтовать с оруженосцами, но мысли о Дейнерис все равно возвращались.
Он достаточно изучил характер Ее Величества, чтобы понимать: ни с кем она не будет делить мужа. И уж с бывшей подругой тем более.
Джон успокаивал себя тем, что Мисси всегда можно отправить в вольные города или спрятать в каком-нибудь замке. “Вроде Башне Радости”, отвечал он самому себе и терзания начинались снова.
Да, он запретил Мисси даже думать о ребенке, накричал на неё, когда она заикнулась, что хочет детей. Даже пощечину ей влепил. “Никогда не стану плодить бастардов”, твердил себе Джон с детства и повторял эти слова снова и снова, как заклинание. Но чутье ему подсказывало, что Мисси может и ослушаться.
