— А мне так не кажется, Тирион! — с нескрываемым раздражением ответил Давос. — Мы тащимся на север со скоростью впервые попавшей в воду собаки и уже встретились по дороге с десятком торговых кораблей. Весь Вестерос знает наш маршрут! Наши транспорты не приспособлены к долгим переходам в Северных широтах. Еще меньше к холоду приспособлены команды. Я вижу матросов. Они испуганы и подавлены и не понимают, куда и зачем мы идем…
— Шторма несомненно ужасны, но что еще нам может угрожать? Мертвецы не имеют кораблей, слава богам! — благодушно рассмеялся Тирион.
— Меня пугают рассказы наших спасшихся моряков про корабли-черепахи, Лорд-Десница.
— Трусы могли наплести что угодно, лишь бы оправдать свое бегство…
— Но чтобы все говорили одно и тоже? Они все клялись, что их атаковали монстры, покрытые броней. Эурон Грейджой - лучший адмирал Вестероса и Эссоса…
— Однако же ваш прежний сюзерен однажды уничтожил его флот…
— Тирион, вы видите здесь Станниса Баратеона? — Давос склонился над своим собеседником.
— Не слишком почтительно звучит по отношению к Джораху Мормонту? Или Хранителю Севера, не находите?
— У Джона Сноу доброе сердце и я люблю его, но… Доброе сердце не заменит опыта морских сражений!
— Ладно, Давос. Я тоже размышляю о том, как нам справиться с Грейджоем. Но это вопрос далекого будущего. Пока Грейджой далеко…
— Почему вы так в этом уверены? Потому что он сам так сказал?
— Не только. Сведения, которые получил лорд Варис, подтверждают, что флот Эурона Грейджоя направляется к Железным островам. А это на другом конце земли, Давос.
— Я давно хотел Вас спросить… — Давос замолчал, потом все же решился продолжить. — Вы доверяете Варису?
— Я доверяю двум вещам: своей логике и здравому смыслу. Они мне подсказывают, что армия нежити — угроза для всех Семи Королевств. В них никто не верил до тех пор, пока мы не предъявили одного миру. Ни Эурон, ни Серсея, ни ее величество — никто не учитывал их в своих планах. Однако мертвецы оказались реальностью, и вот мы здесь, на этом судне, плывем на север, чтобы мир спасти. Ни у кого нет резона нам мешать. И потом, Давос, — голос Тириона стал неожиданно твердым, игривые интонации пропали. — У вас есть причины сомневаться в Варисе? Что-то помимо его непростой биографии?
— Такой флот, как у Эурона Грейджоя, нельзя просто увести в тихую гавань пережидать зиму. Его команды состоят из лучших моряков; они разбегутся, если им не платить. Корабли обветшают и сгниют. Да на Железных островах просто нечем кормить такую прорву людей. Нет, Тирион. Такой флот можно построить только раз в жизни. Чтобы мир завоевать! — горячился Давос.
— Тогда я тоже задам вам вопрос. Почему вы говорите об этом только теперь? Почему молчали на том самом королевском совете, когда Джон Сноу предложил идти на север морем? — Тирион разозлился всерьез.
Давос отвернулся.
— Молчите? Хорошо, я сам скажу. Вы не возражали тогда, потому что иначе лорд Джон лично выкинул бы вас в окно! А Ее Величество ему бы аплодировала. Давайте начистоту, Давос. И вы, и я служим уже не первому господину. И мы оба знаем, какую правду советник может говорить, а о какой ему лучше промолчать, — Тирион в очередной раз хлебнул вина.
— Я никогда не хотел… — начал Давос, но Тирион его перебил.
— Да-да. Вы никогда не хотели быть при власти. Я слышал. Но ответьте-ка мне, почему вы остались с королем Севера? После того, как погиб ваш предыдущий сюзерен? А? Неужели только потому, что у Джона Сноу доброе сердце?
Тирион взял насупившегося Давоса за локоть.
— Не дуйтесь. Наслаждайтесь последними мгновениями тишины, — Тирион посмотрел на свинцовые тучи, висевшие прямо над мачтами “Эйгона”. — Осталось всего два перехода, и нам придется столкнуться с опасностью, размеры которой мы толком и не представляем. Эурон Грейджой — большая проблема, но это проблема из далекого будущего. Но, раз уж зашла речь о будущем… Давос, если Джон Сноу присоединится ко двору Ее Величества, так скажем… Я хочу предложить Ее Величеству назначить вас мастером-над-кораблями с титулом первого лорда Адмиралтейства.
— Давайте доживем, — раздраженно сказал Давос и направился в каюту.
Тирион отсалютовал ему кубком и тоже ушел с палубы.
Джон проснулся, едва начала уходить темень в окне каюты. Обернулся. Дени спала, зарывшись в подушки. Дени, королева Дейнерис… Прошло больше недели с их первой ночи, но он так и не мог понять, что между ними происходит.
Джон потерял голову в тот момент, когда она спустилась к нему в тронном зале дворца на Драконьем Камне. В ее глазах полыхал огонь. “Она не мать драконов,” подумалось ему в тот момент. “Она сама дракон”. Он тогда выдержал ее взгляд, полный гнева, ответил резко (откуда только наглость взялась), и… ее лицо являлось перед ним, стоило только закрыть глаза.
На острове она то приглашала его к себе и подолгу слушала рассказы про Стену, про север, про одичалых, то на несколько дней забывала о его существовании. Или, еще хуже, не удостаивала его ни словом, ни взглядом, когда они оказывались за одним столом во время королевских ужинов.
“Северный дурень, на что ты надеешься?” говорил Джон самому себе. “Кто ты, и кто она? Наследница великого дома, наследница Железного трона, самая красивая женщина во всем Вестеросе — и безродный бастард, который случайно был назван королем… Как быстро стал им, так же скоро может и перестать”.
На корабле, после злосчастной экспедиции за стену, Джон метался по постели в лихорадке и в горячечном бреду. Кажется, он видел ее у своей кровати. Он что-то говорил ей тогда… Кажется, она даже вытирала испарину с его лба… Несмотря на жар, он чувствовал ее руку на своем лице… Такую волшебно нежную… Во время всего плавания она по два раза за день заходила к нему, справлялась о его здоровье, но к кровати больше не приближалась.
Лишь в последний день она снова села рядом с ним и произнесла, твердо и решительно: “Мы уничтожим Ночного короля и его полчища. Мы сделаем это вместе. Я обещаю вам,” и накрыла его руку своей ладонью. Прикосновение его обожгло, как пламя дракона. “Спасибо, Дени,” только и смог он проговорить. Он взял ее за руку, привлек к себе. А она… расплакалась. Он был потрясен, увидев, как исчезла победоносная королева, не знающая сомнений, и перед ним оказалась нежная и хрупкая девушка. Он тогда привстал и поцеловал ее. Даже не поцеловал, лишь коснулся губами ее губ. Она отстранилась… но не сразу, будто бы колебалась мгновение, и выбежала из каюты.
Дни после возвращения на остров и до переговоров с Серсеей показались Джону сущим адом. Теперь на совете королевы для него ставили кушетку рядом с Ее Величеством. В то утро, когда Варис раскрыл обстоятельства ареста его отца, лорда Старка, королева даже несколько раз дотронулась до его руки. Вроде даже погладила.
Когда оруженосцы выводили Джона на стены, подышать свежим морским воздухом, она непременно оказывалась рядом. Мысленно проклиная раненую ногу, которая никак не хотела слушаться, Джон пытался идти самостоятельно, или хотя бы стоять без посторонней помощи. Она просила его быть осторожнее, не мучить себя, и ругала оруженосцев, которые позволяют своему господину страдать.
Однако всякий раз, когда Джон пытался побыть с ней наедине, у королевы находились неотложные дела. Как-то вечером, когда нога стала лучше, он даже доковылял до ее покоев. Но в дверях его встретила Миссандея, заявившая с непроницаемым лицом, что ее Величество занята и не может принять лорда Джона.
Давос давно уже начал подтрунивать над его влюбленностью. Теперь же весь двор Дейнерис Таргариен только и занимался тем, что обсуждал их отношения с королевой. По крайней мере, Джону так казалось. Тирион отпускал двусмысленные шуточки про волков и драконов. Даже Варис, всегда обходительный и корректный, раз не удержался и спросил у Джона, помогает или мешает страсть его выздоровлению.
Старый пень Мормонт однажды приперся к Джону и выдал пафосную речь о том, что он любит королеву всем сердцем и всем сердцем желает ей счастья. Но если кто угодно попытается обидеть ее Величество, то он, Джорах Мормонт, сделает все, чтобы защитить ее Величество и наказать обидчика. Кем бы тот не был. Джону очень хотелось двинуть его чем-нибудь тяжелым по лысине, но он лишь покивал головой и отделался от Мормонта, сославшись на боль в ноге.
