Даль предупредил:

— Вперед не рвемся.

«Хотите романа с погонями, Анастазий? — спросил мысленно. — Будет роман с погонями. Это я вам гарантирую. Но лишь тогда, когда это потребуется мне».

Они проехали около часа, когда над деревьями и густыми кустами показалось, точно выплеснуло, фабричное здание — тот самый швейный цех, — похожее на замок.

Проектировал его видный архитектор и местоположение выбрал красивейшее — над озером. Чтобы краснокирпичными стенами с зубцами отражалось в ясной воде. Массивный куб из рыжего местного кирпича, а над ним кубик поменьше. По стенам зубцы, а на флагштоке над плоской крышей знамя барона Ленцингера. Конечно, при обильных снегопадах здешних зим плоские крыши, скорее, минус. Как и высокие окна: хоть светло в цехах, да холодно. И печки не спасают. Если, конечно, нет калориферной системы. Михалыч о ней не говорил.

Ржавый флагшток пустовал. Озеро заросло красноталом, вербой, ивняком по топким берегам до того густо, что верхний этаж с зубчиками едва виднелся.

Стояла тишина, такая глухая, что закладывало уши.

— С крыши нас не высочат?

— Не вылезут на крышу, — проворчал мастер. — Даже на галерею не смогут: люк прикипел намертво. Мы уж пробовали… Ат!

Держался старик на своей каурой мешковато, но крепко. И, спугнув кобылу резким взмахом рук, в галоп ей перейти не позволил.

— А печи для калорифера в подвале?

— Не успели поставить, — нисколько не удивился вопросу Михалыч.

Пробежали вдоль сырых зарослей с плеском воды и громким кряканьем уток. Спешились. Услыхав их, заржал в лозах конь. Каурая попыталась ответить и огребла кулаком в морду от Михалыча. А полицейские лошади привычны были молчать.

Судя по вензелю на чепраке: «ГС» в золотом венке, — это был конь Гая. Да и по виду тоже. Скакун грыз удила, дергал привязанный к кусту повод, косил огненным глазом. Бил копытом, лебединую шею изгибал, зубы показывал. Талызин окоротил его, привязал к морде торбу с овсом. Кроме коня, в лозняке никого не было, только несколько зацепившихся ниточек от Аришиной одежды.

Шутник, стараясь держаться подальше от подков, старательно нюхал воздух.

Инна вместе с Савиным отвела и других коней в те же кусты.

— Гриша, с ними останешься!

Разумно. В зарослях, в которые превратились окрестности и частично сама территория, кони бесполезны. Только лишнее внимание привлекут или ноги на корнях переломают.

Шутник привел погоню по чугунке до ржавых ворот, как по ниточке. Оглянулся на хозяина. Створки слепило ржавчиной наглухо, приоткрыть и стараться не стоило.

— Другой стороной пошли. Если были здесь, — сказал Талызин вполголоса.

Михалыч хмыкнул. Поманил всех налево. Пролез, раздвигая густые ветки. В паре саженей от ворот забор был сломан. Остатки валялись, придавив кусты. В пролом спокойно прошла бы ломовая телега.

—Под воротами пролезли, — Инна сняла с воротины несколько ситцевых ниток знакомого Далю колера. — Вишь, жаба толстая, еле подкатилась.

И спрятала нитки в полотняный мешочек для улик, карандашом помечая время и место.

Старый мастер, усмехаясь, развел руками: ну, дураки и есть.

— Хватит тут крутиться, — проворчал Даль, поглядывая на крышу образованного ветками туннеля. — Сергей, Венедикт, разведайте.

— Я им покажу, чтоб не плутали, — гордо поднял подбородок Михалыч. Комиссар с сомнением глянул на него: а ну как нашумит? Или под пулю попадет.

Мастер понял его колебания, усмехнулся в седые усы:

— Не боись, хлопчик. Я тут несунов ловил когда-а еще…

А, пусть идет, решил Даль.

Подмигнул Талызину: охраняйте старика.

Но мастер юркнул в ворота живее молодых и совершенно беззвучно.

Инна хмыкнула: несунов ловил, как же! Скорее, сам нес. Но мысли не стала озвучивать.

А комиссар, стараясь отвлечься от ноющей боли в ране, опять стал думать о верховых. С одной стороны, разумно, поди их в кусты пропихай, треск на весь околоток поднимут. Да и здоровые, высмотреть проще. С другой — фабричная территория велика. Пока всю обшаришь — подметки износятся. Да и солнце к закату клонится.

День не совсем короткий еще, но не лето, к девяти стемнеет. Поспешать надо. И не торопиться. И все это разом. Или подкрепление запросить, оставить все до утра? А если уйдут ночью? Или Гай соврал, и беглецов тут точно нет?

Вместо азарта сыщика, висящего на хвосте добычи, Даль чувствовал усталость. Огрызнулась добыча и скрылась.

Надежда была на собаку. Шутник след не упустит. Но если сообразят его дальше табаком присыпать? Или уйдут по воде?

«Я заранее настроен на неудачу, это нехорошо», — упрекнул себя комиссар. Если тут ничего не найдут — надо возвращаться. Допросить Гая и Володю, выписать ордер на арест ненаследной принцессы Камаль и обыск лавки «Под висельником». Еще раз припугнуть Гюльшу братом. Очную ставку с Залевич и Гаем устроить. Одинокого бога тряхнуть.

В общем, действовать кропотливо и медленно, как привык. Выявляя цепь инсургентов, а празднование коронации отменить. То есть, не вообще праздник, а это дурацкое шествие. А Алису к Майронису в обитель Паэгли, Корабельщику под крыло. «Господи, — взмолился Даль, глядя на плывущее по небу облачко. — Делай что хочешь со мной, только ее сохрани». Сорвался ветер, обсыпал комиссара желтыми капельками — листиками акации. Осень.

— Даль Олегович, — тронула его за запястье Инна. Указала на лозняк. Под ним пролезали разведчики. Лица были довольными.

— Были они на даче. Были. Натоптали и следы не замели.

Талызин отстранил Михалыча:

— С дачи ушли, перебрались в цех, я думаю. Кого-то волокли на матрасе, уронили, остались следы. Я из бинокля все осторожно осмотрел. Да и Шутник показал все их телодвижения. Но во двор мы пока его не пустили.

— Вон, Михалыч считает, его контору заняли, — стараясь умерить голосище, поддержал Кузьма. — Если не в лоб, ангаром двинемся, — показал на карте, — они нас и не заметят.

— Ленцингер-младший хорошо знает окрестности.

Михалыч развел ладони:

— Учтем, а как же.

Крапивин дернул здоровым плечом.

— Тогда действуйте.

Небо постепенно делалось розовым. По нему черной рябью туда и сюда метались вороны. Хрипло, раздражающе кричали.

Даль спросил у Венедикта часы, проверил время. Час был дан оперативникам, чтобы занять позиции. Трое шли трубой из пустых хранилищ, шестеро должны были осмотреть цеха, Савину предстояло вскрыть люк перехода из ангара, если тот не поддастся изнутри. Еще двое занимались недостроенной парадной конторой. Кузьма с собакой пялился на Даля с широко раскрытыми глазами.

— Шутник говорит, там они, — указал он на замок-цех.

— Если не дураки, то хоть одного наблюдателя выставили. Лучше перебдим и накроем, чем по всей территории за ними гоняться. Даже с овчаром.

— Могли выставить, — покивал Михалыч и указал пальцем на угол здания. — Во-он на балкон за зубец. Если не дураки.

— Троих выставить могли, а Ариша с раненым.

Инна, не оглядываясь, фыркнула.

— Из-за дробины в жопе столько истерик. Доволочется до окна и Андрей как-нибудь.

— Савин, окна на себя возьмешь, проемы пустые и широкие, могут выскочить.

— Есть!

Даль хлопнул крышкой часов:

— Пошли.

Если не шумели, не стреляли — в заброшенных цехах все обошлось гладко. И беглецы в конторе, в швейном цеху. Собака то же поведением говорит.

— Пускай! — махнул он Кузьме. Тот отцепил поводок. Шутник метнулся серой тенью к боковой узкой двери цеха, бросился на нее тушей, стал скрести лапами.

Кузьма подмогнул собаке плечом:

— Как пробкой заткнули, заразы.

— Попробуй выбить. Не выйдет — давай за нами. Михалыч, стереги двери, только близко не стой. И знак подай, ну кричи, если что.

— Да уж не дурак… на пулю нарываться, — старик хмыкнул. — Корабельщик с вами, хлопчики.

Грохнуло и по другую сторону квадратного здания — должно быть, и там двери оказались перекрыты.