Коул

Добравшись до дома, я завел байк в гараж и увидел там отца – он лежал под старым “Бьюиком” 1974 года выпуска и копался в его “внутренностях”. Услышав, что кто-то вошел, он выкатился из-под машины и, увидев меня, нахмурился.

– Забрал деньги?

Поднявшись, он еще больше вырос в размерах – ростом он был почти шесть и четыре фута и запросто мог бы играть в баскетбол или регби с его-то могучим телосложением. Он привычным движением почесал густую черную с проседью бороду и уставился на меня в упор.

– Завтра заберу, – ответил я таким же холодным тоном. Отец поиграл желваками.

– А сегодня у тебя было много неотложных дел?

– Собаку сбил. Пришлось позаботиться об этом.

– Если не умеешь ездить на мотоцикле, не берись. Завтра с утра жду деньги.

– Будут.

Холодное, отстраненное общение это все, на что я мог рассчитывать. Мой отец ценил в людях качества вроде хладнокровия, решительности, деловой хватки и не терпел обратного. С ним нельзя было играть в семью, в ее полном понимании. Особенно после смерти матери.

– Еще какие-нибудь задания будут? – спросил я, хотя на самом деле не слишком-то хотел услышать ответ. Отец нацепил форменную жилетку, подошел ко мне и посмотрел своими мутными голубыми глазами без тени участия.

– Приберись. Замени поршневые кольца на этой малышке, – он кивнул на машину, – и займись своим байком, если время останется. Потом нужно будет поехать в мастерскую, у нас собрание.

– Мне обязательно там быть?

– Ты же часть клуба, разве нет?

– Я не обязан посещать каждую вашу сходку.

– Ну, подружки у тебя все равно нет, чем тебе еще заняться? Или ты снова залез в трусы к Делайле?

– Это мое личное дело.

– Ага, как же. Только вот Тони так не считает. Они опять сошлись, так что не рыпайся. Девка она сочная, но я тебя больше отмазывать не буду.

Отец развернулся и, не сказав ни слова, двинулся по гравийной дорожке к дому. Я вздохнул, проводил его взглядом и принялся за ремонт.

***

После ремонта я направился домой. Белый особняк, построенный на крови и костях, выглядел как вычурная постройка из шестидесятых – белоснежные толстые колонны, длинная веранда и маленький балкон с видом на реку прямо над входной дверью. Я вошел в дом и почувствовал запах свежей выпечки. На кухне стряпала повариха Хельга, которую нанимала еще моя мать, а из гостиной шел затхлый аромат отцовских сигар. Я быстро проскочил на второй этаж, свернул налево по коридору и, оказавшись в комнате, закрыл дверь за замок. Под половицей лежала заначка, к которой я периодически подкладывал все новые и новые купюры. Хранить деньги здесь, а не в моей собственной квартире, было хорошим ходом, ведь особняк Лиама Мёрдока никто обворовать не осмелится. Именно поэтому в небольшой коробке лежали не только деньги, но и свернутая пополам фотография, на одной половине которой были запечатлены мы с мамой, когда-то давным-давно, когда наша семья еще была полноценной.

Я провел пальцами по ее лицу, и в голове всколыхнулись сотни воспоминаний, связанных с ней. Как мы запускали воздушного змея, как неумело рыбачили, как она улыбалась, когда рассказывала разные истории, и как ее нежные голубые глаза смотрели на меня с лаской и неведомой мне тоской. А потом она просто исчезла, в один день все это прекратилось, будто ее никогда и не существовало. Мама лежала под землей, а я был здесь, с отцом, который меня ненавидел.

Внезапно в мыслях скользнул образ той девчонки из ветеринарной клиники. Как же неумело она обращалась с раненой собакой. И какими поразительно знакомыми казались ее глаза.

Я взял немного денег и как можно скорее покинул особняк, уже давно не являвшийся мне домом.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Сара

Я захлопнула учебник по когнитивной психологии, как только преподаватель закончил лекцию, и небрежно забросила его в рюкзак. Из окон лился яркий свет: солнечные лучи прорывались сквозь пыльные окна и золотом разливались по аудитории, ослепляя глаза, согревая кожу, будто на улицах Кингстона, наконец, наступило долгожданное лето.

Однако все мы знали, что до лета еще целый месяц. Еще мы в “сладком экстазе” предвкушали экзамены. Я никогда не любила учебу, но в последнее время научилась притворяться, что занятия не вызывают во мне приступов раздражения и изжоги. Раньше мне казалось, что сходить с ума и жить сегодняшним днем – вполне правильное желание. Однако, как только умер мой отец, как только за несколько месяцев я повзрослела на много лет, я осознала – правильно жить будущим. Иначе люди рискуют ничего после себя не оставить.

– Опять в раздумьях? – внезапно прозвучал знакомый голос, и я резко обернулась. Затем протяжно выдохнула.

– Ты же знаешь: я ненавижу, когда ко мне подкрадываются.

Моя лучшая подруга закатила глаза.

Ресницы у нее были такими длинными, что взмахни она ими еще пару раз, и улетит к черту из этого университета, да и из этого города. Эйприл до сих пор не понимала, каким образом мне удается держать себя в руках, ходить на лекции, выполнять домашнее задание, расчесываться по утрам и еженедельно выстаивать смену в ветеринарной клинике мамы. Когда-то давно мы вместе тайком пробирались на студенческие вечеринки мужских братств, пили за рулем, огрызались с преподами, воровали по мелочи в магазинах и курили травку в подвале школы. Однако сейчас мы встали на путь истинный. Отрекались от старых, бесчувственных “Эс” и “Эй”.

Из-за меня, конечно.

Иногда мне кажется, что все плохое, случившееся в моей семье, как нельзя напрямую, связано с тем образом жизни, который я вела. Которым я наслаждалась. За все приходится платить. За любой проступок рано или поздно приходит счет. Я бы хотела вернуться в прошлое и исправить все те ошибки, что совершила, но, увы, это невозможно. Увы, я – всего лишь я. А Эйприл – это Эйприл. Так что мы изо всех сил стараемся жить дальше, но иногда напиваемся и признаемся друг другу, – а потом уже и самим себе, – что люди не меняются. Никогда.

У Эйприл была смуглая, бронзовая кожа и роскошные угольные волосы. Они растекались по ее худеньким плечам и спине, точно водопад с черной водой. На бедрах – джинсовая юбка. На ногах – сапожки по щиколотку. Мы ненавидели всех тупоголовых девиц, которые наряжались в школе ради мальчишек, но в какой-то момент сами принялись наряжаться, как дешевые шлюхи. Мне пришлось выбросить несколько коробок отменных тряпок, лишь бы не напялить короткий топ и шортики на лекцию по основам психологического манипулирования.

– Поедем домой вместе? – спросила Эйприл, запрыгнув на край парты и элегантно скрестив ноги.

– Сегодня без меня.

– И куда ты собралась?

– Угадай.

– Ну, разумеется. – Девушка широко улыбнулась, и в ее карих глазах заблестел задорный огонек. – Душка Калеб предложил встретиться, и ты, словно кисейная идиотка, полетишь к нему навстречу.

Я подхватила рюкзак и многозначительно уставилась на подругу.

– Мы не виделись уже несколько дней.

– Какой кошмар! Я вам крайне сочувствую.

– Вот она – ревность… – Я шутливо хлопнула Эйприл по плечу. – Все подруги боятся, что однажды их верные соратницы найдут себе классных парней и провалятся восвояси.

– Ты перепутала меня с невротическими отцами.

– Вообще-то я замечательный психолог и сразу чую, в чем дело.

– Тогда, может, расскажешь, где ты вообще откопала такого парня? Я все вечеринки обходила, но, если на меня и выливали алкоголь, то исключительно в мстительных целях.

Я искренне рассмеялась.

К сожалению, Эйприл говорила чистую правду. Ей чертовски не везло с ухажерами. Возможно, их отпугивал ее характер. Она всегда говорила то, что думает, и не прогибалась перед мужчинами из праздного обожания.

– Хотя тебя тоже угораздило встретить особь мужского пола, которая ведет себя так же по-свински, как и ее сородичи.