Я приподняла подбородок.

На пороге стоял незнакомец. В его руках беспомощно лежала черная собака и тихонько поскуливала. Молодой человек шагнул вперед, и по еще недавно чистому полу расплескались брызги грязи. Он подошел к ресепшену и опустил пса на столешницу. С шерсти животного стекала жидкость серовато-багрового цвета.

– Вколи ему какое-нибудь обезболивающее, – резко бросил парень, отряхивая черную кожаную жилетку, над нагрудным карманом которой красовалась нашивка с надписью: “Синие дьяволы”.

Я недоверчиво осмотрела вечернего гостя. Широкие плечи. Грубый подбородок. Нос с горбинкой, точно сошедший с монет римских правителей. Тонкая линия губ. Шрам над левой бровью. И преступно холодные, такие, что пробирало до дрожи, зеленые глаза.

– Что… – Я смахнула с лица волосы. – Это…

– Так и будешь стоять без дела?

Конечно, не буду. Что за идиотский вопрос? Едва удержавшись от пары отменных ругательств, я выбросила огрызок в урну и поспешила в мамин кабинет. Дыхание перехватило. Нужно было внимательнее слушать ее наставления, а теперь придется действовать по наитию.

– Следуй за мной.

Мы прошли в небольшой светлый кабинет, где стоял невыносимый, терпкий запах лекарств и спирта. На металлическом столе отражались две светодиодные лампы. В глазах зарябило от такого яркого света, и я робко сдавила переносицу, надеясь не споткнуться на ровном месте. Парень не отставал. Через мгновение я услышала, как у меня за спиной поскуливает пес, из-за чего по коже пронесся рой острых мурашек.

Раньше мне не приходилось сталкиваться с подобным. Я выписывала таблетки, заранее прописанные мамой; продавала корм, шампуни, дорогие намордники, вроде тех, что не душат бедных питомцев и устраивают особо озабоченных жительниц пригорода. Я натирала столики, пересчитывала кассу, но не залечивала раны, не оказывала первую помощь.

– Как это произошло? – спросила я и удивилась своему спокойному тону. Парень молчал, а я не хотела его торопить. Наполнила шприц нужным лекарством и несколько раз щелкнула по нему пальцами.

– Его сбили.

– Кто сбил?

– Я.

В горле запершило. Я чувствовала, что вот-вот поддамся панике, но, к счастью, сумела сдержать бурлящее волнение. Сделала укол, вытащила иглу и, как ни в чем ни бывало, отбросила шприц в мусорное ведро. Лапы пса вытянулись. Он беспокойно заскулил, оглядываясь в поисках помощи, и я заботливо приложила ладонь к его грузно вздымающейся груди.

– Вам стоило смотреть, куда едете, – сорвалось с моих губ.

Парень хмыкнул. Облокотился спиной о дверной косяк и сплел перед собой руки. Отвечать он, по всей видимости, не собирался.

– Кажется, передняя лапа сломана.

– Кажется? – сухо переспросил незнакомец, прищурив глаза. – Разве ты не должна разбираться в том, что делаешь?

– Я здесь не работаю.

– Не работаешь?

– Я помогаю. – Парень прожег меня таким неприятным, осуждающим взглядом, что я почувствовала, как к щекам прилила краска. Мне вдруг захотелось со всей силы врезать ему по лицу. – Это клиника моей матери. Впрочем, вас это не касается.

– И правда. С какой стати меня это должно касаться? – Незнакомец отлип от стены, опустил руки и крадучись пошел на меня.

Самодовольный. Опасный.

Я чувствовала, как от него исходила холодная ненависть. Но что я ему сделала? Неожиданно меня окутала волна раздражения.

– У вас какие-то проблемы?

– Проблемы у тебя.

– Может, попробуете выражаться яснее? Я, между прочим, собираюсь помочь псу, которого вы сбили на дороге.

– И как ты ему поможешь? Еще раз погладишь по спинке?

– Без вас разберусь, что мне делать.

– Пока ты разберешься, он сдохнет от боли.

Парень небрежным движением отодвинул меня в сторону. Затем снял жилетку, кинул ее на стул, а я ошеломленно округлила глаза.

– Какого черта?

– Не мешайся.

– Не мешаться?

Я задыхалась от возмущения. Что вообще происходит? Какого черта он себе позволяет? Незнакомец притянул к себе столик с медикаментами, разорвал упаковку с бинтом и бросил в чашу с водой ватные тампоны.

– Хоть вида крови не боишься? – поинтересовался он, дернув уголком губ, за что я прожгла его убийственным взглядом.

– Не боюсь.

– Очень сомневаюсь.

Парень аккуратно приподнял лапу собаки, та громко заскулила, но он не повел бровью. Прощупал повреждения и молча потянулся за ватными тампонами. Промыл окровавленную шерсть, еще раз изучил рану.

– Перелом закрытый.

Я заправила за уши волосы и нерешительно шагнула к столику.

– Откуда тогда кровь?

– От удара.

– Ему очень больно?

Незнакомец посмотрел на меня. В его травяных глазах отражались блики от ярких ламп. Грубоватый нос отбросил тень на пол-лица. По шее тянулись переплетенные, тонкие чернила, огненные языки с заостренными концами: кусочек татуировки, которая скрывалась за белой майкой.

– А ты как думаешь? – холодно спросил он.

– Но я же вколола ему обезболивающее.

– Обезболивающее подействует не сразу.

– Тогда что еще мы можем сделать?

– Ну, ты, например, можешь сказать своей мамочке, что тебе здесь не место. Если бы у меня остались незавершенные дела в центре, я бы уехал и эта псина испустила бы дыхание у тебя прямо глазах.

– Если бы не ты, – возмутилась я, вздернув подбородок, – эта собака и вовсе бы не пострадала, ясно?

Парень вальяжно усмехнулся. Наложил шину на поврежденную лапу и вручил мне использованные бинты. Я невольно ухватилась за его руки, и мы так и прожгли друг друга острыми взглядами. Знаю, я облажалась. Но к чему столько громких слов? Разумеется, я чувствовала вину. Разумеется, я уже сотню раз прокрутила разговор с мамой! Вот только с какой стати моя неудача доставляла ему столько удовольствия?

– Выброси, – приказал он ледяным тоном.

– Выброшу.

– Хорошая девочка.

– Хорошая девочка? – не веря, переспросила я и почувствовала, как тело окатило безжалостным пожаром. Я бесстрашно шагнула вперед и едва не врезалась лбом в подбородок парня. – Не стоит так со мной разговаривать. Иначе я перестану быть хорошей девочкой и расскажу нужным людям о том, какой ты плохой мальчик.

– Вот как?

На его лице расплылась искренняя улыбка. Черт возьми, да он надо мной издевался!

– Думаешь, сбил собаку и ничего не будет?

– Именно так я и думаю.

– Ты ошибаешься.

Парень устало закатил глаза. По всей видимости, наш разговор ему наскучил. От подобной реакции у меня едва пар из ушей не повалил. Я так и застыла с горящими глазами, а он отстранился, потянулся за идиотской жилеткой и чванливо, важно, накинул ее на плечи.

– Поменьше болтай, милашка, – посоветовал он тихим голосом.

– Что прости?

– Прощаю. На этот раз. Но не все такие же добрые, как я.

Я стиснула вату с такой силой, что заныли пальцы. Не помню, чтобы кто-то разговаривал со мной в подобном тоне. Вид у меня, наверное, был чертовски “привлекательный”, потому что на его лице появилась очередная, саркастическая ухмылка.

– Не скучай, – бросил он и как ни в чем не бывало покинул кабинет.

Какое-то время я стояла без движения. Еле дышала. Не могла поверить, что так опростоволосилась, да еще и выслушала нелепые оскорбления от неизвестного кретина. Что теперь будут говорить о маме? Что она безответственный работник? Паршивый ветеринар? Что ее дочь – полная идиотка, из-за халатности которой едва не погибло животное?

Сердце камнем ухнуло вниз, плечи поникли. Я подошла к собаке и осторожно погладила ее по спине. Та потянулась ко мне носом.

– Не волнуйся, – прошептала я, – с тобой все будет в порядке.

Вот только я действительно не могла ей помочь. Стоило срочно позвонить маме. А еще стоило притвориться, что сегодня меня не унизил какой-то грубый, самодовольный ублюдок. Надеюсь, в этот раз на дороге ему попадется не безобидный пес.

А высокий, металлический фонарный столб.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ