В то время, как Сириус унаследовал неплохое количество золота для будущей самостоятельной жизни, его брату Регулусу достался полузабытый дядин дом. Пятнадцатилетний Регулус был в ярости из-за несправедливости дяди, который оставил всё золото его брату, изгнанному из рода, а ему отдал всего лишь ветхую хижину. Альфарда выжгли с родового древа — как перед этим Сириуса — и никто больше никогда не говорил ни о нём, ни о его проклятом доме. Сириус знал, что Регулус своё наследство игнорировал, и, когда — незадолго до ареста Сириуса — он умер, всё досталось их матери, которая, по слухам, тогда уже сходила с ума. В итоге теперь дом принадлежал Сириусу, но не был зарегистрирован на имя какого-либо мага и, скорее всего, никто не помнил о его существовании (на что Сириус очень надеялся). Более безопасного места он придумать не мог.

Дом был маленьким, но славным. Окружённый многолетними клёнами, он стоял на берегу обширного озера. Его огромный камин был всегда готов поддерживать тепло холодными ночами, которые скоро должны были наступить. На границах громадной территории стояли антимаггловские барьеры, которые, если повезёт, ещё оставались там. Здесь они смогут спрятаться от преследователей, здесь Гарри вырастет весёлым и жизнерадостным ребёнком. Глубоко внутри Сириус осознавал, что это не продлится вечно, и он не знал, что они будут делать, когда Гарри дорастёт до школы. Но всему своё время, и сейчас им будет достаточно места, где они отдохнут и узнают друг друга поближе.

И Сириус продолжал рассказывать Гарри об озере, где можно рыбачить, кататься на лодке и купаться в летние дни, о поле, где его дядя выращивал гигантские тыквы, и малину, и смородину, и ежевику, и о старой яблоне, на которой он ещё ребёнком построил домик. У него было много воспоминаний, в основном счастливых, которые он считал утраченными. Но он заметил, что с каждой новой историей, рассказанной Гарри, его мысли становились шире и яснее.

Гарри был рад, что Сириус стал человеком. Ему нравился пёс, бегающий вокруг него, а ещё в собачьем облике Сириус был очень смешным — он всё время гонялся за бабочками, вилял хвостом или даже лизал его руку. Но Гарри скучал по разговорам с ним. Ему нравилось, как Сириус говорит. Его голос был глубокий и спокойный, совсем не похожий на лай дяди Вернона или визг тети Петуньи, и почти уже не хриплый. Ему нравилось, как Сириус с ним общается — задаёт вопросы, но не выпытывает ответы. А ещё он много смотрел на него, но не страшно, как таращился дядя Вернон, а с весёлой искоркой или беспокойством в глазах. Но больше всего Гарри нравились прикосновения Сириуса. Эта мысль его немного смущала, но… он всегда представлял прикосновения отцов к детям именно такими. Рука, ерошащая волосы, легонько стискивающая плечо… Один раз Сириус даже перенёс его через другой, большой и глубокий ручей! Гарри знал, что у него не должно быть таких глупых мыслей, но ничего не мог с ними поделать.

День медленно приближался к концу, солнце опускалось всё ближе к горизонту, а Гарри чувствовал себя всё более уставшим. Его ноги сильно болели, и он не знал, сколько ещё продержится. Они снова остановились — на этот раз на полянке — и Сириус протянул Гарри бутылку с водой (как он делал это весь день, при том, что его даже не просили!). Гарри присел на упавшее дерево и жадно пил.

— Устал? — спросил Сириус, и Гарри тут же помотал головой, быстро вскакивая с места. Он ни за что бы не замедлил Сириуса — он не хотел показаться ему слабым. Но тот только положил руки Гарри на плечи и посадил назад.

— Твои глаза закрываются на ходу, щеночек. Это нормально, я тоже устал — мы шли весь день, — сказал Сириус, легонько сжимая его плечи.

Гарри посмотрел на него с немым вопросом в глазах, закусив губу. А крёстный, похоже, неплохо научился понимать его без слов.

— Что ты хочешь спросить? — поинтересовался Сириус, верно угадав, что Гарри над чем-то раздумывал и стеснялся задать ему вопрос. После полудня он стал больше говорить, в основном расспрашивать Сириуса о месте, куда они направлялись, но всё время следил за словами, чтобы те ни в коем случае не показались дерзкими или обидными. Но об этом он думал весь день и так и не придумал, как спросить вежливей.

— Почему ты меня так называешь? — наконец тихо промямлил Гарри, неуверенно глядя на Сириуса.

Но крёстный не обиделся, наоборот, заулыбался ещё шире.

— Почему я называю тебя щеночком?

— Угу, — кивнул Гарри.

— Это довольно забавная история… в общем, когда ты только родился, я каждый день навещал твоих родителей. Думаю, это начало раздражать твою маму, — он усмехнулся Гарри, и тот улыбнулся в ответ, желая услышать побольше о своих родителях и Сириусе. — Видишь ли, они тогда ещё не привыкли к тебе и мало отдыхали, потому что всё время суетились вокруг тебя. Каждый вечер, когда я появлялся у вас на пороге после работы, Лили в очередной раз закатывала глаза, а я превращался в Бродягу и пытался просочиться в дом мимо неё, чтобы меня не ругали.

— В Бродягу? — переспросил Гарри. Сириус уже говорил это раньше, но тогда это просто знакомо звучало, он не помнил, где слышал эту кличку.

— Ага. Так меня называли твой папа и наши школьные друзья, говоря о моей собачьей ипостаси. Так ты называл меня, когда был совсем маленьким. Ну, точнее, ты иногда это делал. Ты не был особенно разговорчивым.

— Правда? — изумлённо спросил Гарри. Может быть, поэтому кличка и прозвучала знакомо. Предположение было высказано Сириусу.

— Возможно. Твой отец думал, что в виде собаки я тебе больше нравлюсь, — усмехнулся Сириус.

Гарри помотал головой.

— Нет? Что ж, я очень рад. Так и знал, что Джеймс просто шутит… Так вот, я раздражал твою маму — совсем чуть-чуть, в основном она попросту не могла устоять перед обаянием моей персоны. Посему я свободно гулял по их дому и развлекал своего любимого крестника, — Сириус шутливо пощекотал Гарри в бок, и тот не смог удержаться от смеха. — Понимаешь, когда я трансформируюсь, я чувствую себя немного странно и не всегда могу контролировать свои собачьи инстинкты. Поэтому иногда я тебя облизывал — или творил другие необъяснимые штуки — и, когда Джеймс это заметил, он произнёс: «Бродяга, он не твой щеночек, он мальчик. Ты же помнишь, правда?» С тех пор они меня этим дразнили. Джеймс говорил: «Только посмотрите на Бродягу и его щеночка!», или твоя мама спрашивала нечто вроде «Сириус, не мог бы ты на секунду отпустить своего щеночка? Мне надо его покормить», — Сириус нежно улыбнулся. — А потом это прижилось, и ты просто стал моим щеночком.

Сириус повернулся к нему с такой яркой улыбкой на лице, что Гарри покраснел от смущения. Судя по сказанному, он действительно нравился Сириусу, когда был младенцем.

— Я не буду тебя так называть, если тебе не нравится, — тихо вымолвил Сириус. Но Гарри буйно затряс головой.

— Нет! Я… мне нравится.

И это было так. Когда он был совсем маленьким, Сириус называл его ласковым словом. И он до сих пор помнил, каким. Это многое значило для Гарри. У него никогда не было нежной клички. Ну, естественно, если не принимать «урод» за таковую.

Отдохнув, они вышли к другому озеру и пошли вдоль его берега, но вскоре Гарри начал спотыкаться на ровном месте. Солнце тонуло за горизонтом, покрывая всё вокруг золотистым свечением, поверхность озера сверкала красным и оранжевым. Ничего не говоря, Сириус взял Гарри под руки, поднял и понёс. Худенький маленький мальчик не так уж много весил, кроме того, он падал от усталости.

Гарри тихо выдохнул в область шеи Сириуса. Тот погладил его по спине и пробормотал:

— Всё хорошо, спи. Мы уже совсем близко.

На самом деле, идти надо было ещё довольно долго, но потенциального укрытия поблизости не наблюдалось, а ночевать под открытым небом Сириус не желал. И он нёс крестника на руках, радуясь луне, которая освещала ему путь после захода солнца.

Примерно через три часа измотанный Сириус разглядел очертания крыши в полумраке впереди. Когда он подошёл поближе, те приняли весьма смутно знакомый облик хижины. Всё же он был здесь целых двадцать лет назад и многое позабыл. Но дом, чуть отдалённый от берега, всё ещё стоял среди старых клёнов и лип, как в его воспоминаниях. Сад был заброшен, а хижина нуждалась в некотором ремонте, но она была здесь.